— Какой это был год?

— 1520.

Лорен быстро прикинула в уме.

— Джейн Малт родилась в том году. Сандра без лишних слов сняла с полки ничем не примечательную книгу цвета бронзы.

— Она посвящена знатным женщинам шестнадцатого столетия, — объяснила библиотекарь, — и составлена по девичьим фамилиям, поскольку у женщин часто было по три-четыре мужа, и возведение в более высокие ранги с титулами только производило путаницу, если ориентироваться по ним. Черт! Под Раундсей ничего. Нам нужно больше информации. Ты позволишь мне покопаться?

— Ты спрашиваешь разрешения у меня?

— Я переворачиваю новую страницу в своей жизни. Я бы тихо сошла с ума, скажи ты «нет». Нервное расстройство и у меня бывает.

— Пожалуйста, копайся, — вздохнула Лорен. — Только я не представляю, что ты там можешь отыскать. Я удивлена уже тем, что есть.

— Никогда не следует недооценивать силы простого библиотекаря. У нас может и не быть всех ответов, но нам известно, куда отправляться за ними.

— С чего ты хочешь начать?

— С каталога той выставки, на которую мы ходили в Нью-Йорке.

— Я опередила тебя. Я уже запросила его.

— В таком случае обратимся к тому профессору истории, которого мы встретили в музее. Профессору Маркаму. И по межбиблиотечному абонементу я получу книги о художниках того времени.

— Ну и что это нам даст?

— Я не уверена, — нахмурилась Сандра, — но само собой разумеется, что картина, которую мы видели, играет здесь какую-то важную роль. Я хочу знать больше о человеке, который написал ее.

— Он неизвестен. Помнишь? Она была выполнена «в манере» Ханса Хольбейна.

— Не мешает уточнить. Знаешь, всегда обнаруживаются какие-то новые данные. История вечно переписывается. По крайней мере, соискателям на степень доктора нужно всегда откапывать первоисточники для своих работ.

Лорен сдалась.

— Помимо визита к той, у которой есть канал в прошлое, чем еще я могу помочь себе? Сандра рассмеялась.

— У меня есть более приятное предложение. Библиотека колледжа от нас через два дома, и ее систематический каталог введен в компьютер, который подключен к университетской системе и многим другим. Если ты отыщешь нужное тебе название, по нему я смогу получить нужную книгу через свою библиотеку. Если она находится в Ламбертоне, ты сможешь сама ее взять, если заплатишь пять долларов за абонементную карточку.

Готовая согласиться с этим предложением, Лорен неожиданно, как бы очнулась.

— Но это нереально, Сандра. Невероятно! Какой толк впустую тратить время…

— Интеллектуальный поиск не пустая трата времени, — Сандра взяла свою пустую чашку и почти полную чашку Лорен и направилась на кухню. — А, собственно, чего ты теряешь?

— Свой рассудок.

Сандра добродушно рассмеялась, однако Лорен не была абсолютно уверена, что пошутила.

Во вторник вечером наступила очередь вмешаться Адаму. По просьбе Лорен он обедал в городе, предоставив весь вечер в ее распоряжение, чтобы она могла прийти в себя после посещения врача.

Лорен встретила его на пороге.

— Я рада, что ты дома.

Когда же она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать его, он весь напрягся и тут же обругал себя за это. С какой стати проявлять подозрительность, если она действительно рада его видеть? Месяц назад ему и в голову не пришло бы беспокоиться о ее психическом состоянии, встреть она его подобным образом. Следовало бы радоваться тому факту, что тебя заждались.

— Ну, как ты сегодня?

Она отступила на шаг, чтобы лучше видеть его лицо.

— Этот же вопрос я могла задать тебе. У тебя появились новые морщины.

— Я имею в виду Бьюмонта.

За наигранной беззаботностью Лорен он разглядел больше, чем она сама думала. Он молча ждал, что она начнет рассказывать, но жена только сказала:

— Не думаю, что источник моих снов — какой-то роман, который я давно читала. По дороге домой я заскочила в библиотеку, и мы с Сандрой провели небольшое исследование. Теория доктора не сработала.

— Ты пойдешь снова к Бьюмонту? — осторожно спросил он.

— Он, назначил мне прием на следующий понедельник.

— Пойдем сядем.

Он повел ее за собой в гостиную и усадил на мягкую софу. У противоположной стены на низкой тумбочке стоял телевизор и видеомагнитофон, но ни тот, ни другой не были включены.

Лорен послушно села и уставилась прямо перед собой. Ее глаза были устремлены на литографию, сделанную в 1853 году, которая висела над телевизором, изображавшую Ламбертон. Они заговорили почти одновременно:

— Я должен тебе сказать…

— Я хотела бы тебе сказать… Ты первый, — уступила Лорен. Она повернулась к нему, и в ее расширенных глазах он с беспокойством прочел, что ни одному из них обмен сокровенными мыслями в этот вечер не доставит удовольствия.

— Бьюмонт выдвинул одно предложение, когда я встретился с ним, — осторожно начал Адам. — Мне оно показалось заслуживающим доверия, и я с ним согласился. Я решил заняться твоим прошлым.

Лорен ничего не сказала, переваривая услышанное. Когда она захотела встать, он не стал ее удерживать, лишь проследил взглядом, как она подошла к раздвижным стеклянным дверям, отодвинула штору и уставилась в залитую лунным светом ночь. На миг ему показалось, что она вот-вот откроет дверь и выйдет наружу, но Лорен осталась стоять на месте. Не поворачивая головы, она, наконец, нерешительным тоскливым голосом спросила:

— Насколько все плохо в моем прошлом? Она рассчитывала услышать самые ужасные вещи.

Такой вывод не должен был удивить его, но тем не менее удивил. Захваченный врасплох, Адам сразу не ответил, а когда сообразил, что нужно говорить, Лорен вернулась к нему. Она встала у кушетки, и он почти физически ощутил, как напряжение исходит от нее волнами.

— Что ты обнаружил?

— Сядь, — приказал он.

— Хуже некуда? — спросила она, слабо улыбаясь.

— Нет. Все не так уж плохо. Сядь же, Лорен, — пока она поудобнее устраивалась у него с боку, Адам, в свою очередь, внимательно посмотрел на литографию. — Самое плохое, что мы можем сделать друг другу — это пытаться приуменьшить правду. Согласна?

Он едва расслышал ее слабое «да». Она что-то хотела сообщить ему, что не приведет его в восторг. Теперь он был уверен в свой правоте, хотя, конечно, это ничего не решало. Он всегда считал, что честность в семейной жизни имеет первостепенное значение, а сегодня пришел к выводу — хватит недомолвок.

— О'кей. Вот что на сегодняшний день мне удалось установить. Я связался с одним другом моего друга, который работал в полиции Дэриена, что в штате Коннектикут. Дейв занялся регистрационными записями, относящимися к твоему проживанию с родителями в этом городе.

— Меня никогда не арестовывали?

— С чего ты взяла? Впрочем, неважно. Нет. Насколько нам известно, нет.

— Что ты этим хочешь сказать: «насколько нам известно»? Разве твой приятель не проверял в полиции картотеку судимостей и приводов?

— Милая, до 1975 года в нашей стране не существовало никакой стандартизованной системы уголовного учета. Я ничего не знаю о Дэриене, и в управлении тамошнего шерифа, черт возьми, все было исключительно неофициально. Когда я только начал работать в полиции, на нашем участке была всего лишь одна единственная семья смутьянов: два брата, по очереди сидевшие в тюрьме. Вся документация на них хранилась в одном большом конверте, на котором значилась их фамилия.

Лорен, по-видимому, больше привлекали узелки, которые она сплетала из бахромы своего широкого свитера.

— Дейв занят рассмотрением и других источников. Газеты. Документы о переходе земли из одних рук в другие. Записи актов гражданского состояния. Городские телефонные справочники. Надежда слабая, но чем черт не шутит. Я уже располагаю факсом некролога о смерти твоей матери, который был помещен в одной из газет.

Пальцы Лорен перестали двигаться.

— Мне очень помогло бы, если бы я знал точно, когда умер твой отец.

— Я не знаю… Мне говорили, что я ненавидела его и что он умер. У меня такое ощущение, что он умер незадолго до того, как я потеряла память, но эти месяцы… так расплывчаты… неопределенны. Только помню, что дело было летом. Вот и все, что мне известно.

Адам подумал, что его человек в Дэриене, скорее всего, не просматривал записи последних лет. Да и сам он ошибочно предполагал, что смерть Хью Кендалла наступила значительно раньше… задолго до того, как у Лорен произошла амнезия. Но этот промах легко исправить. Значительно труднее справиться с возрастающей нервозностью Лорен.

— Дейв на сегодня мало что обнаружил. Ничего страшного, скорее непонятное, — Почему непонятное?

— Ты в одной школе долго не училась. Телефонный звонок в Тодхемовскую академию штата Массачусетс, которая была, по всей видимости, последним местом, где ты училась, перед тем, как отправиться в Европу, установил тот факт, что у них есть запросы на тебя из других школ… всего их оказалось пять.

— Пять? Так много? Меня исключали? Или я убегала?

— Не знаю. Пока. Есть пределы, за которые администрация школы не выходит, даже если имеет дело с полицейским. Здесь требуется судебное постановление, хотя информацию можно получить различными путями. К примеру, можно самой отправиться в учебное заведение. Они обязаны передать тебе все твои бумаги. Ты можешь также найти кого-то из учителей или персонала, кто все еще помнит тебя.

— Маловероятно.

— Но не невозможно. Может, отыщется кто-нибудь…

— Нет… Я хочу сказать, что у меня нет желания отправляться туда.

— Почему тебе так не хочется побольше узнать о своем прошлом?

— Тебя, кажется, учили на детектива. Не можешь сам догадаться? Боюсь, то, что я обнаружу, мне не понравится.

Сначала она говорила о тюрьме; теперь почти уверена, что из Тодхемовской академии последует исключительно негативный ответ. Такое предположение обеспокоило Адама.

— Тебе не хочется узнать, чем завершилось твое пребывание в английской школе-интернате?