Чёрт, ещё не отошёл… Сегодня будет порка, или что-то попикантнее.

– Я тебе сейчас сделаю так попикантнее, что твоя задница присесть не сможет неделю, – рявкнул Ксавье.

Вытерлась туалетной бумагой и еле-еле встала.

– Не думала, что сказала это вслух, – прохрипела я.

– Выходи.

Открыла дверь и на полусогнутых ногах сделала шаг. Мужчина меня подхватил и не дал упасть.

– Чудо. Иди, прополощи рот и я дам тебе ментол. Думаю, тебе сейчас паршиво. Дома поговорим.

Вот за ментол была благодарна. Во рту, будто мышь повесилась, и висела она там неделю. Меня подвели к раковине и включили тёплую воду. Несколько раз прополоскала рот и умылась. Стало намного лучше. В животе ничто не бунтовало, в глазах немножко прояснилось, а разум встал на место, и воспринимал все действия и слова с пятидесяти процентной серьёзностью.

Выходя из женской уборной, натолкнулись на бармена. Он стоял, сложив руки на груди. Выражение лица было убийственным. Хихикнула.

– Ты такой брутальный, но нам надо домой. Правда. Поздно уже, да и текила уже вряд ли в меня влезет, – нахмурилась и вскрикнула, – Сколько я должна? Подожди… А где моя сумочка?

– За счёт заведения, – процедил бармен сквозь зубы.

– Нам не нужны одолжения, – вторил ему Ксавье, вынимая из бумажника деньги.

Он сунул деньги бармену и одарил меня таким взглядом, что захотелось вернуться в уборную.

Меня взяли под локоть, и повели к выходу.

– Устроила тут… Ты вообще головой иногда думаешь? – шипел мужчина. – Залезай и пристёгивайся.

Он открыл дверцу машины. Я кое-как залезла на переднее сиденье, закрепила ремень безопасности и закрыла глаза.

Делакруа шипя, повернул ключ зажигания.

– Могла бы позвонить. Или хотя бы сообщение написать, – негодовал мужчина, набирая на машине скорость, – Я два часа колесил по местным окрестностям, тебя высматривал. Даже не думал, что такая… Пойдёт в бар напиваться.

Резко открыла глаза.

– Могу ли я скорбеть? За брата, за себя, за свою разваленную семью и жизнь!

Ксавье хмыкнул.

– Что сейчас тебе не нравится? Неужели язычок осмелел после выпивки?

Прикусила оговоренную часть тела. Мне хотелось его стукнуть. Впервые. Так, чтобы след остался. Он не понимает… Куда ж ему! Купается в деньгах, власти. До остальных дела нет! Изверг!

– Как мне может что-то не нравиться? – выдавила ехидную усмешку, – Кто я такая, чтобы чувствовать?!

Я видела, как побелели костяшки на руках мужчины. Как сильно руки сжали руль.

– Дома поговорим. А теперь отвернись и помолчи. Я и так слишком зол.

Гневается он, видите ли! Царь и Бог! А мне нельзя ничего. Ни плакать, ни злиться, ни думать! У меня брат умер, ради которого я пошла на такое!!!

–Ну и хорошо, – буркнула себе под нос, чтобы он не услышал.

После того, как меня вырвало, стало легче. Но хмель не выветрился из головы и продолжал накручивать мысли. Противоречие сквозило в них, будто корабль и айсберг. Мне хотелось, чтобы наконец-то они столкнулись, и дали трезво посмотреть на всё: эмоции, ситуации, цели. Ведь очевидно, что я больше не нужна Ксавье. А вот насчёт того, нужен ли он мне… Разум требует свободу, но сердце молит о подчинении. И как я умудрилась полюбить его? Ведь и дураку ясно, что таких же сильных чувств мужчина ко мне не испытывает. Иначе был бы рядом в столь важный для меня день.

Мы приехали, и молча зашли в квартиру. Меня слегка пошатывало, и Делакруа помог сесть на диван. Он подошёл к столу и взял какой-то жёлтый запечатанный конверт.

– Ты видела его раньше?

Он мне его показал. Я покачала головой. Уж точно утром его не было.

Мужчина отложил его в сторону.

– Потом посмотрю, что там. А теперь хочу объяснений.

Приоткрыла рот.

– Каких таких объяснений? Я хоронила своего младшего брата! – слёзы катились по щекам словно роса, – Если бы ты был рядом, то я бы не пошла в бар!

Ксавье скрипнул зубами.

– У меня были дела, – процедил он сквозь зубы, – Я не мог пропустить встречу.

– Мог. Стоило только захотеть. А насколько знаю, язык у тебя подвешенный. Договорился бы…Но знаешь, мне всё равно. Только странно, что это вообще меня заботит. Как будто я не знаю, какой ты из себя, Роже!

Мужчина сел рядом и взял меня за руку.

– Мне не нравится твоя смелость, Шелли. Это говорит о том, что ты пьяна или о том, что повзрослела?

– Ты лишил меня наивности. Не буду благодарить за это.

Я отвернулась от него. Мне было противно на него смотреть. Если бы просто забрал, не требуя объяснений, то я даже бы не расстроилась. И так понятно, что между нами контракт, секс и прочая, не основанная на чувствах, ерунда. Меня грызло осознание того, что я продалась. Хоть и сделала бы это снова, если был бы шанс увидеть Армана живым…

Я услышала шорох листков. Повернулась к Ксавье и увидела, что он что-то читает. Его лоб нахмурен, губы сжаты, нога подёргивается.

Посмотрела на кофейный стол. Там лежал незнакомый чёрный телефон.

– Посмотрим, из чего ты сделана, – прошипел мужчина.

– Что ты…

– Заткнись, Шарлотта!

Мужчина взял телефон и включил видео. Я его не видела, но слышала собственный голос:

– Что ты тут делаешь? – выдавила из себя.

– Может же богатый мужчина позволить себе снять девушку. Тем более, когда есть знакомый, владеющий таким заведением.

– Неужели попасть в логово к врагу настолько заманчиво? – вкрадчиво спросила я.

Думаю, затем было видео, как Реми меня поцеловал. Ксавье вскочил с дивана и с размаху кинул телефон в телевизор.

– Невинная! Наивная! – рычал он, нависая надо мной.

Глаза горели синим пламенем.

Облизнула губы.

– Ксавье, я же говорила, что он приходил… Это всё неправда. Слова эти были, но…

– Разве я позволял шлюхе говорить? И как тебе этот белобрысый? Понравился? Захотелось разнообразия?

В горле пересохло. Твою мать! Делакруа не слушает и не желает слышать. Что же было в этих бумажках, что ему крышу снесло.

– Ты, мерзкая дрянь! Все это время следила за мной, собирала данные и снабжала ими Моранси!

Я встала, но меня больно толкнули, и я приземлилась обратно на диван.

– Ты бредишь! – проговорила я дрожащим голосом, – Какая слежка? А данные? Я Реми видела три раза в жизни: на фотографии, на маскараде и когда ты отсутствовал. Это подстава… Я не могла… не посмела…

Я закрыла лицо руками.

– Меня твои слёзы не впечатляют. Слишком фальшивые, – прошипел он, – Вставай! И марш к обеденному столу.

Он резко поднял меня и посмотрел в глаза.

– Хочу в последний раз трахнуть свою игрушку. Деньги за моральный ущерб и очередной трах не получишь.

Мне стало дурно. Ноги подогнулись.

– Бегом.

Я хотела сказать… Ответить. Но боялась сделать еще хуже. Нет! Надо объяснить. Попытаться разузнать! Он не мог из-за видео так разозлиться. Ведь я говорила ему о Моранси. Предупреждала! А он? Стоило только помахать бумажкой, как поверил…Вот она, его сущность.

Меня схватили под локоть, и повели к столу.

– Раздевайся, – рявкнул Делакруа грубым голосом.

– Выслушай! Не делай этого! Неужели не понимаешь, что всё сфабриковано?

Я закрыла глаза, когда его руки снимали с меня платье, как разорвали бюстгальтер, как спустились к ногам трусики. Его руки повернули меня лицом к столу.

– Ложись, чтобы задница свисала и не вздумай пикнуть. Я хочу получить оплаченный товар.

Пришлось подчиниться. Я знала, что если буду сопротивляться, то мужчина может и стукнуть. А я… Да, многие бы выбрали быть избитыми, но я уже через принуждение проходила… И как только он перестанет издеваться над моим телом, смогу уйти…Но я не хочу!!! Как я смогу без него? Как вырвать его образ из глупого сердца, которое постоянно твердит: «Люблю»!

– Не делай этого! Пожалуйста, Ксавье…

Его рука с силой опустилась на мою ягодицу.

– Знаешь, мне плевать.

Я слышала звук расстёгивающейся ширинки, спускающихся к ногам брюк… Мои ноги раздвинули и грубо вошли. Вскрикнула. Тело покрыла мелкая дрожь ужаса. Зажмурила глаза. Абстрагируйся. Чего тебе стоит, Шелли? Не в первый же раз, но в последний…

Шлепки голой плоти болью отзывались в ушах.

– Так и нужно брать шлюх. Они не достойны удовольствия, – шипел мужчина, вбиваясь в меня, – Ты надолго запомнишь, как подставлять меня.

– Я не подставляла… Но запомню. Обещаю. Глупо было влюбиться в такое отродье, как ты, – хрипела я.

Мои слова лишь разозлили Делакруа, который казалось, разъярился ещё сильнее… Я заорала от боли и почувствовала, что окунаясь в темноту.

Не знаю, сколько прошло времени и сколько сейчас времени. Очнулась я на полу, голая с кровавыми следами на бёдрах. В доме было тихо, только на полу валялись разорванные кусочки из бумаги. Воспоминания всплыли в голове, и из горла вырвался всхлип. Если любят так не делают, если уважают, такого не позволяют… А я для него всего лишь мусор под ногами и никогда не стану любимой.

Посмотрела в окно. Ночь. Возможно, раннее утро. Поднялась на ноги. Они болели и возможно на них будут синяки от грубых пальцев ублюдка.

Нужно уходить… Немедленно. Но сначала кое-что напишу. Последнее слово останется за мной.

Я кое-как добралась до спальни и натянула на себя первые попавшиеся вещи. Толстовку, джинсы, кеды. В спортивную сумку кинула паспорт, страховой полис. Достала из прикроватной тумбочки тонкую тетрадь и ручку.

«Просто шлюха… Я для тебя никогда и не была ничем больше. Можешь радоваться, никем другим уже и не буду. Надеюсь, твоё лицо будет видеться мне лишь в кошмарах, а из сердца, я тебя вырву. Любить такого сукина сына себе дороже. Я согласилась на эту работу, будучи девственницей. Терпела, ради брата, твои посягательства и через ненависть, ты заставил меня влюбиться. Я жалею, что знаю тебя. Реми, по крайней мере, был честным. Возможно, стоит к нему пойти. Не зря же меня сегодня отымели физически и морально. Не так ли»?