Келлан не делал ничего, даже не пошевелился. Но Сиенна! Склонившись над ним, она коснулась его рта губами. Я так прикусила щеку, что ощутила во рту кровь. Келлан неуверенно поцеловал Сиенну в ответ, но в этом не было ни тени страсти. «Неловкость» – вот лучшее слово. Даже движение его губ было откровенно вымученным. Сиенна, слегка раздосадованная, легла ему на живот и вжалась бедрами. И снова Келлан не отреагировал так, как полагалось бы в подобной ситуации. Он только и знал, что лежать бревном, пока Сиенна атаковала его. Чуть хмурясь, она откинула гриву на плечо и склонилась ко рту Келлана. Хорошо, что на экране возник крупный план. Я увидела, как ее язык раздвинул ему губы, а по движению челюсти Келлана поняла, что он не пустил ее дальше. Он сопротивлялся: было ясно как день, что Келлан не допускал в себя эту разрушительницу.

– Снято!

У меня екнуло сердце от громкого голоса, прозвучавшего в тишине. Я разжала кулаки и разгладила лунки, образовавшиеся от ногтей. Чуть не до крови, а я и не заметила.

Сиенна скатилась с Келлана, он сел.

– Мне не с чем работать! – завопила она.

Келлан вздохнул и посмотрел на нее:

– Прости. Я стараюсь.

– Нет, Келлан, ты не стараешься, – пробормотала я.

Теребя губу, я ужасалась при мысли, что мне придется взбадривать мужа, дабы он успешно разыграл киношную любовь с посторонней бабой. Что выглядело странным вдвойне, учитывая то обстоятельство, что Келлан в свое время уже снялся в паре любовных сцен. Изобразить страсть ему было не труднее, чем прогуляться по парку, но он откровенно превозмогал себя.

Ник набросился на Келлана – пусть, мол, отрабатывает программу, а тот выискивал глазами меня. Я кивнула ему, стоя у мониторов, и беззвучно произнесла: «Все в порядке». Он снова вздохнул и отвернулся.

Ник метал в меня молнии, как будто вялый настрой Келлана лежал целиком на моей совести. Я подумала, что лучше бы мне уйти – тогда, быть может, ему станет легче. Едва я собралась проведать «Чудил», Дидрик прибегнул к более действенному способу повлиять на темперамент исполнителя.

– Сними-ка, солнышко, лифчик, – сказал он и добавил намного тише: – Мы накачаем ему кровищи, хочет он или нет.

Кое-кто из мужчин рассмеялся. Я застыла на месте и снова стиснула кулаки.

Сиенна пожала плечами и сняла свой крошечный черный бюстгальтер. Она передала его ассистентке, даже не потрудившись прикрыться. Откуда берется у людей такая самоуверенность, что они запросто обнажают грудь перед толпой посторонних? Это точно так же не укладывалось у меня в голове, как и совершенство ее пышных грудей.

Оторвав от нее взгляд, я посмотрела на Келлана. Он отводил глаза и ерзал на постели, как будто это было самое неудобное ложе за всю его жизнь. Мне стало жаль его, хотя большинство мужчин отдало бы правую руку за возможность очутиться на его месте. Он был абсолютно несчастен.

Сиенна либо не замечала этого, либо предпочитала игнорировать. Вновь взгромоздившись на Келлана, она прижалась к нему голой грудью. Работник площадки позаботился скрыть интимнейшие части ее тела, тогда как Келлан уставился в потолок и ровно, протяжно выдохнул. Полмира за то, чтобы узнать, о чем он думает!

Проверив в последний раз, не виден ли сосок, ассистент взял руку Келлана и положил ее Сиенне на задницу. Другую утвердили на пояснице – одном из любимых местечек Келлана. Сиенна улыбнулась и что-то шепнула ему. Келлан ответил напряженной улыбкой. Он превратился в комок нервов, как будто не мог расслабиться – или боялся.

Дидрик снова скомандовал: «Мотор!» Сиенна склонилась для поцелуя. Мое сердце мгновенно заколотилось, и мне пришлось дышать глубоко и ровно. Келлан сдержанно поцеловал ее в шею, застывшие руки приклеились к телу. Казалось, этому не будет конца: Сиенна что было мочи старалась его завести, а Келлан едва реагировал. Он разительно отличался от страстного мужчины, которого я знала.

Как только я подумала, что Дидрик сейчас опять остановит съемку, а Ник выдворит меня с площадки, Келлан сделал глубокий вдох, закрыл глаза и стал оживать. Началось с рук: они прогулялись по коже и занялись ямкой на пояснице. Затем он принялся с искренним пылом целовать Сиенну. Я глазом не успела моргнуть, а их языки уже крупным планом нарисовались прямо передо мной. Звуки поцелуев успели растечься в воздухе, однако теперь, когда Сиенна добилась реакции, окружающее безмолвие подчеркивалось еще и слабыми стонами. Мои ладони чуть ожгло, так как ногти все же проткнули кожу.

«О. Мой. Бог. Как я могла согласиться?»

«Актеры» вжились в образы, и Дидрик залаял, выкрикивая команды: потрогай здесь, прикоснись там, подними голову, поцелуй ее вон туда, переверни ее. К моменту, когда она улеглась навзничь, Келлан целиком и полностью погрузился в свое занятие. Слезы застлали мне глаза, но я заставила себя смотреть.

Одна камера стояла в изножье, вторая – сбоку. Первая открывала впечатляющий вид на скульптурную спину Келлана. Тонкую простыню нарочно положили так, чтобы та лишь скрывала белье и не больше, дабы у зрителя возникла иллюзия наготы. Покров был столь тонок, что тело отчетливо проступало сквозь него и каждый натиск, которому Келлан подвергал Сиенну, был совершенно очевиден и неприятнейшим образом прорисован.

Камера, установленная сбоку, передавала крупным планом их лица. Это еще сильнее бесило меня, ибо я уже видела у Келлана подобное выражение – по отношению ко мне. Закрыв глаза, он тяжело вздыхал в промежутках между неистовыми поцелуями. Сиенна извивалась и стонала под ним. Меня бы не удивило, окажись это никакой не игрой, если бы он ублажал ее по-настоящему. Возбудился ли он? Я не знала, и незнание сводило меня с ума.

Губы Келлана трудились над губами Сиенны. Язык нырнул в ее рот, затем очертил ухо. По требованию режиссера Келлан провел пальцами по ее телу, остановившись на самой груди перед камерой. Ладонь легла на сосок. Я подумала, что обеспечена кошмарами на месяц вперед, но тут Келлан провел носом по ее горлу и высунул язык, чтобы попробовать кожу на вкус.

Меня затопила иррациональная ревность. Это был мой любимый жест! И он дарил его этой стерве! Да, мы не обозначили границ, но разве не мог он из уважения ко мне воздержаться от поз, предназначенных для нашей спальни?

В памяти ожили мамины слова, произнесенные в минувшее Рождество. «Нужно обладать особым характером, чтобы выдержать все то внимание, которое будут ему уделять другие. Ты уверена, что тебя на это хватит?» Я не сомневалась, что такого внимания мама не предвидела, но ее довод вдруг показался веским. Получится ли у меня?

Я стала в отвращении разворачиваться, чтобы уйти, однако вспомнила лицо Келлана в самом начале действа, а также нажим, которому он подвергся – со стороны группы, фирмы, даже с моей. А дальше вспомнила собственные слова в ответ на его заявление о неспособности это сделать. «Притворись, что это я». Мой взгляд метнулся к монитору. Не так ли он поступал? Не представлял ли он меня на ее месте?

Режиссер скомандовал паузу. Келлан застыл и немедленно скатился с Сиенны. Не размыкая век, он откинулся на подушку. Грудь у него ходила ходуном, а когда он сглотнул, я увидела, что его челюсть дрожала. Ревность мгновенно сменилась состраданием. Господи, каково же ему приходилось?

Сиенна-то уж точно была в полном порядке. Она обмахивалась, как будто на свете не было никого круче Келлана. Как она не видела его смятения? Неужели я одна заметила, сколь крепко он зажмурился, словно боясь открыть глаза? Мне хотелось броситься к нему и сообщить, что я ничуть не сержусь, но Дидрик, едва завершились мелкие поправки, опять запустил процесс, и любовные игры продолжились.

На камеру Келлан держался прекрасно: он улыбался, дразнился, изображал страсть, но стоило объявить паузу, и он цепенел, прикрывая глаза. После заключительного проникновенного поцелуя он их, по-моему, вообще не открыл. Должно быть, он ужасался моим мыслям и боялся увидеть мое лицо.

Съемка растянулась на часы, и к финалу я выбилась из сил. Дидрик, довольный как слон, щедро расточал похвалы своим звездам и обещал со всеми встретиться завтра. Келлан сорвался с кровати, выхватил у ассистентки халат и скрылся с площадки, не успела я его окликнуть. Сиенна впервые за все время погрустнела, натягивая свой пеньюар поверх по-прежнему обнаженной груди.

Не обращая внимания на ее уныние, я пустилась на поиски своего расстроенного мужа, но не смогла его найти в лабиринте коридоров, заполненных людьми. Зато я налетела на «Чудил», и возбужденный Эван, уже переодевшийся для выхода, поймал меня в охапку.

– Кира! Ты не поверишь, как охрененно мы выглядели! – Поставив меня на пол, он заозирался. – А Келлан где?

Мэтт смотрел сочувственно, а Гриффин трепался с блондинкой, в которой я признала хранительницу халата Келлана. Я пожала плечами:

– Не знаю… Он куда-то ушел.

– Может, захотел воздухом подышать? – предположил Мэтт. – Или ждет в машине?

Не понимая, где еще искать, я кивнула и позволила ребятам проводить меня наружу. Сиенна помахала мне, когда я проходила мимо ее гримерки. Она тоже переоделась в уличную одежду, но ее обнаженное тело прочно засело в моей памяти – как и язык Келлана, ласкающий ей шею. На улице меня чуть замутило, и я вдохнула свежего воздуха, как будто десятки лет просидела в затхлой пещере.

Эван потрепал меня по спине и указал на черный лимузин:

– Машина на месте. Давай поглядим, нет ли там Келлана.

Я слабо кивнула, готовая расплакаться.

При виде нас шофер распахнул дверцу. У меня бешено заколотилось сердце, когда ребята стали усаживаться. Я услышала, как Эван поприветствовал Келлана. Значит, тот и вправду спрятался в машине. Гриффин спросил, как все прошло, и у меня подкосились ноги. «Ужасно, вот как». Я помедлила, не зная, достаточно ли оправилась, чтобы смотреть на Келлана. Все было слишком свежо.