Затем она почувствовала, как Джошуа расстегивает ее платье. Лайонел в свое время даже не удосужился толком раздеть ее – он просто задрал ее юбку и приступил к делу.

Но Джошуа… Он не спешил сам и не торопил ее. Движения у него были медленные, и они позволяли ее телу приготовиться, давали время почувствовать голод, который нужно удовлетворить. Не то что ей это требовалось. Она уже страстно желала этого мужчину.

Джошуа расстегнул ее платье сзади, а потом принялся развязывать корсет. В процессе он целовал ее шею сзади.

Боже праведный! Легкие покалывания его щетиной о ее кожу были такими восхитительными. Кто бы мог подумать, что просто поцелуи в шею вызовут у нее желание сорвать с себя всю одежду и броситься ему в объятия?

– Ты уверена, что твоя мать не отправится на поиски тебя? – спросил Джошуа.

– Я сказала ей, что не очень хорошо себя чувствую. – Когда он стал покусывать мочку ее уха, Гвин резко вдохнула. – Что… что собираюсь прилечь… чтобы отдохнуть… Тогда, возможно, я и смогу сегодня вечером поехать в оперу… И я сказала… своей горничной… чтобы меня не беспокоила.

– А она послушается? – спросил он прерывистым шепотом. – Или мне придется тебя куда-нибудь тайно увести?

– Какая заманчивая… мысль…

Этот мужчина точно знал, что нужно говорить, чтобы она растаяла. И начала испытывать томление. Везде. Кто бы мог подумать, что вечно хмурый и суровый майор способен на такое?

Затем он запустил руки ей под платье и провел их вперед, чтобы опустить корсет спереди и освободить ее грудь для ласк. Ласкал он ее сквозь сорочку, но все равно Гвин почувствовала, как там, внизу, стало тепло. А затем Джошуа коснулся большими пальцами ее сосков, и те сразу же затвердели и набухли. От возбуждения она громко вдохнула.

– Честно, я не понимаю, почему ни один мужчина до сих пор тебя не прихватил, – прошептал Джошуа ей на ухо. – Не думай, что я не видел ту кучу визиток внизу, когда мы вернулись сегодня днем после похода по магазинам. Я не удивлен. Вчера вечером ты выглядела как богиня. – После этого он заговорил более жестким тоном: – Полагаю, что к концу недели половина лондонских холостяков сделают тебе предложение руки и сердца.

Гвин резко вдохнула, не зная точно, как реагировать. То ли радоваться, что он ревнует, то ли задуматься, почему он так выразился, словно предполагая, что она, возможно, и примет одно из этих предложений? Гвин ожидала, что Джошуа упомянет ее наследство, как в тот день в Кембридже, словно это было тем единственным, что говорило в ее пользу. Если упомянет, то она прямо сейчас выйдет из комнаты!

– Я ненавидел каждого мужчину, который с тобой танцевал, когда я не мог этого сделать, который разговаривал с тобой и вдыхал твой восхитительный запах, – продолжал Джошуа, водя носом по ее волосам. – Ты пахнешь лимонами и медом, как летний дождь, а когда я касаюсь твоей шелковистой кожи, мне хочется тереться обо все твое тело. Всем моим телом о твое тело. – Он замолчал на мгновение. – Звучит странно, да? Боюсь, что я плохой поэт.

Может, и плохой, но Джошуа мог быть очень милым. Прелестным! Хотя Гвин подумала, что лучше не говорить это вслух. Мужчины не любят, когда их называют прелестными.

Самым важным было то, что Джошуа хотел ее саму, а не ее деньги.

– О, я слышала пару раз, как ты говорил словно настоящий поэт. Хотя прямо сейчас я от тебя хочу совсем не поэзии. – Гвин накрыла его руку своей ладонью и повела ее вниз, к тому месту между ее бедер, которое буквально горело и жаждало его. – Я хочу вот этого – чтобы ты касался меня в самых интимных местах. Я хочу чувствовать тебя внутри меня.

Джошуа застонал.

– Господи помилуй, дорогая, не говори таких вещей, или я могу кончить, пока мы еще толком и не начали. Мне уже тяжело оттого, что я держу тебя в своих объятиях. – Он прижал свою затвердевшую плоть к ее ягодицам. – Ты чувствуешь, что ты со мной делаешь? Я уже отчаянно хочу войти в тебя.

– Так что тебя останавливает? – спросила она, хватая воздух.

– Мое намерение заставить тебя так же безумно меня хотеть, как я тебя. Заставить тебя понять, как сильно я хочу на тебе жениться.

Когда он погладил ее между ног, Гвин резко вдохнула и тихо вскрикнула.

– Брак… и страсть – это разные вещи.

Или женщина, по крайней мере, должна их разделять. В противном случае ее ждут большие проблемы.

– Откуда ты знаешь? Ты же не была замужем. Пока.

Джошуа снял вторую руку у нее с груди, но только для того, чтобы вынуть шпильки, благодаря которым держалась прическа, и распустить волосы Гвин.

Когда ее длинные, непослушные, вьющиеся волосы упали ей на спину, Джошуа провел по ним рукой и заговорил хриплым голосом:

– Твои волосы напоминают жидкий огонь[26]. Ты даже не представляешь, сколько времени мне хотелось запустить в них пальцы. Сколько я этого ждал!

– Тебе следовало это попробовать раньше, – сказала Гвин, поддразнивая его. У нее почти кружилась голова при мысли, что Джошуа интересовало не ее богатство. Он только что это подтвердил.

– Сомневаюсь, что это одобрила бы твоя семья. – Джошуа так нежно гладил ее волосы, что у нее в горле появился комок. – И, вероятно, и сейчас не одобрит.

Гвин повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

– Значит, мы им не скажем.

– По крайней мере, пока ты не примешь мое предложение руки и сердца.

– Точно, – сказала Гвин, при этом она не могла забыть его слова, которые он произнес совсем недавно: «То, что Мэлет бросил тебя после того, как затащил в постель, еще не значит, что так же поступлю и я».

Майор Вулф просто продолжает проявлять благородство. Гвин не хотела, чтобы он это делал. Кроме того, никакого предложения руки и сердца не последует после того, как Джошуа узнает остальные ее секреты, но прямо сейчас не было смысла вспоминать о каком-либо из них. Потому что до того, как она это сделает, она хотела лечь с Джошуа в постель.

Она потянула за его сюртук, пытаясь снять, но у нее ничего не получилось. Джошуа сам скинул его. Гвин провела сверху вниз по рукавам рубашки, восхищаясь мускулами, которые напрягались под ее пальцами.

– А вот это хотела сделать я: касаться тебя, ласкать тебя, узнать каждую часть тебя.

– Черт побери, Гвин, ты умеешь искусить мужчину одними словами.

Джошуа потянул за рукава ее платья, и оно наконец оказалось на полу – огромная куча ткани.

– Значит, я этим занимаюсь? Искушаю тебя? – Она резко вдохнула, когда Джошуа развязал на ней сорочку и одним быстрым движением снял с нее все нижнее белье, оставив Гвин только в чулках и туфлях. – Потому что мне кажется, что это ты искушаешь и совращаешь меня!

– Мне льстит, что ты это заметила. – Джошуа отступил назад, чтобы осмотреть ее всю, а и так уже заметная выпуклость у него в штанах еще увеличилась. Их просто распирало. – Ты так красива! И ты веселая, умная и добрая. Вероятно, Мэлет спятил, раз выбрал не тебя, а деньги.

Эти слова раз и навсегда разбили то твердое ядро, которое лежало внутри ее после предательства. Гвин все эти годы почти не осознавала, что оно там есть, пока Джошуа не взял молоток и не уничтожил его.

И теперь казалось, что он нацелился заменить это жесткое ядро жаром, который уже пропитывал все ее тело, растекался по нему. Джошуа подошел поближе и запустил руки между ног Гвин. Она радостно задрожала от восхитительных ощущений, а он опять заговорил хриплым голосом.

– Мне нравится касаться твоих влажных локонов и твоего мягкого, теплого лобка. Я схожу с ума от этих ощущений! Я безумно тебя хочу.

И ее, и его дыхание участилось. Ей не терпелось поскорее увидеть его обнаженным, поэтому Гвин расстегнула его жилетку и несколько пуговиц на рубашке, затем сорвала с него и то, и другое, и ей открылась обнаженная грудь мужчины, которую она принялась с жадностью осматривать.

Как она и предполагала, грудь у Джошуа была великолепной. Хотя тут и там бросались в глаза шрамы, судя по виду – от ударов какого-то колющего и рубящего оружия, они не умаляли красоту его накачанных мускулов. Верхняя часть груди была покрыта темными вьющимися волосами, которые затем дорожкой спускались к середине живота, пока не исчезали у пупка.

Гвин провела руками по великолепному мужскому телу и кокетливо посмотрела на Джошуа.

– Так-так, майор Вулф, какие у вас прекрасные мускулы!

– Это чтобы крепче тебя держать, – выдохнул он.

Но когда Гвин потянулась к пуговицам у него на штанах, Джошуа отвел ее руку в сторону.

– Не надо, – твердо сказал он. – У меня много уродливых шрамов, и выглядят они гораздо хуже, чем те, которые на груди.

– Ты считаешь, что я при виде их упаду в обморок? Я кажусь тебе такой изнеженной женщиной?

– И ты будешь не первой. – Когда Гвин нахмурилась, Джошуа похромал к кровати, тяжело на нее опустился и принялся снимать сапоги. – Как я тебе уже говорил, я все эти годы не был целомудренным. Хотя в тот единственный раз, когда я попробовал лечь в постель с женщиной после ранения, она была… так шокирована при виде моих шрамов, что попросила меня… э-э-э… уйти.

Гвин пришла в негодование:

– Кто она была?

Джошуа вытянул вперед раненую ногу.

– Веселая вдова из Лестера.

– Но это же глупость! Она явно не знала о твоем… мастерстве в искусстве любви или не была бы такой привередливой и разборчивой.

Джошуа слегка улыбнулся.

– Не говори так. Ты еще не видела мои шрамы.

Гвин сбросила туфли, но когда собралась развязывать подвязки, Джошуа попросил:

– Оставь их. Я схожу с ума от одного вида тебя в чулках.

– Мысль о том, что я свожу тебя с ума, сводит с ума меня, – сказала она со смехом.

Она подошла к тому месту, где Джошуа все еще сидел на кровати, он схватил ее и притянул к себе так, чтобы мог целовать ее грудь и посасывать соски, чем и занялся с большим энтузиазмом. Не вставая с кровати, он расстегнул брюки и панталоны под ними, затем немного спустил их – только так, чтобы обнажить свой затвердевший и пульсирующий мужской орган. Но до того как Гвин успела его хорошо рассмотреть, Джошуа усадил ее к себе на колени.