– Ты мог узнать об этом только одним способом – если шпионил за мной. Если следил за мной, ходил за мной по пятам. Ты говоришь, что я тебе не доверяю? Ты не лучше Торна. Ни один из вас не доверяет мне.

– И для этого явно имеются основания, – заметил Джошуа, еще во время службы в морской пехоте усвоивший, что лучшая оборона – это нападение.

Но, судя по холодному блеску в глазах Гвин, с дамами, возможно, это была не самая лучшая тактика.

И он быстро ухватился за другую фразу, произнесенную Гвин.

– Ты сказала: «До того, как мы сможем пожениться». Это означает, что ты согласна принять мое предложение?

– Какое предложение? – резко спросила Гвин, наклонила голову и принялась завязывать сорочку. Движения пальцев у нее были нервными, она явно злилась. – Фактически ты не делал мне официального предложения.

Теперь она пыталась полностью одеться, но было ясно, что самой ей не справиться. Джошуа подошел к Гвин, чтобы помочь.

– Разве? – спросил он, хотя знал, что на самом деле не делал. Он закончил со всем, что Гвин носила под платьем, и теперь ждал, пока она его натянет. Его тоже потребуется застегивать. – Я мог бы поклясться, что делал.

– Нет, не делал. Мы просто говорили об этом, обсуждали, ходили вокруг да около. – Когда он полностью застегнул ей платье, она добавила: – Ты сказал Лайонелу, что если он растреплет что-то про мое прошлое, то ты объявишь о нашей помолвке. Но ты никогда не спрашивал меня саму.

– Может, и нет. Но ты же знала, что я имел в виду. Что я хотел.

Гвин резко развернулась к нему лицом, ее глаза напоминали глубокие лесные озера, в которых можно утонуть, в которых он уже тонул.

– Потому что теперь я могу читать твои мысли? – спросила она резким тоном. – Твое предложение объявить о нашей помолвке было угрозой, которая осуществится при условии плохого поведения Лайонела. Оно не включало фактическое предложение мне. Или ты теперь уже задумываешься, стоит ли на мне жениться после того, как переспал со мной? – Она схватила домашний чепец и убрала под него волосы. – Именно поэтому ты сейчас пытаешься со мной поругаться?

– Я не пытаюсь с тобой поругаться. Я просто указываю…

– А на тот случай, если ты раздумываешь, Джошуа, то хочу сказать: единственный человек, который тебя жалеет, – это ты сам.

Гвин направилась к двери. Джошуа последовал за ней, в нем закипала ярость.

– Даже если я сделаю тебе предложение так, как ты того желаешь, ты же его не примешь, правда?

Гвин развернулась и снова посмотрела на него.

– Поскольку твоя гордость никогда не позволит тебе снизойти до того, чтобы получить от меня отказ, то мы, как я догадываюсь, никогда этого не узнаем, правда?

После этого Гвин вышла и захлопнула за собой дверь.

Джошуа стоял, лишившись дара речи и сжав кулаки. Она сводила его с ума. Он пытается с ней поругаться? Единственным человеком, желавшим поругаться, была она сама. Гвин явно желала его, и ей определенно понравилось, как они занимались любовью. Так что еще она от него хочет?

«Но когда люди подходят к тебе слишком близко, ты всегда начинаешь их отталкивать, а затем, конечно, оказываешься в одиночестве».

– Заткнись, Беатрис! – крикнул Джошуа, обращаясь к стропилам.

И услышал топот бегущих ног. Поэтому резко замолчал. Он кричал так громко, что его услышали слуги?

Проклятье! Ему нужно полностью одеться, пока они сюда не прибежали. Джошуа похромал к одежде, валявшейся на полу, и быстро натянул все на себя. К тому времени, как горничная и два лакея ворвались в комнату, он уже направлялся к двери, держа в руке трость.

– Сэр, с вами все в порядке? – спросила горничная. – Мы слышали крик.

– Я тут кое-что искал, но не смог найти. Простите меня, что сорвался. Я был разочарован… Я… м-м-м… иногда разговариваю сам с собой.

Один из лакеев сделал шаг вперед.

– Если вы скажете нам, что ищете, майор, то мы, возможно…

Но Джошуа уже прошел мимо них и вышел в коридор. Пусть гадают. В любом случае люди постоянно задавались какими-то вопросами о нем. Пусть у них для этого будут какие-то другие причины, что-то получше его боевых ранений.

«Единственный человек, который тебя жалеет, – это ты сам».

Прекрасно. Теперь у него в голове сидели они обе – Беатрис и Гвин. Пора заглушить их голоса. И у него для этого имелось прекрасное место.

Пришла пора высказать герцогу Торнстоку все, что он о нем думает.

* * *

Гвин едва успела добраться до своей спальни на втором этаже, когда услышала, как Джошуа что-то кричит наверху. Да зарази его чума! Его же услышат все слуги и понесутся проверять, что там происходит.

Она поспешно зашла в свою комнату, молясь, чтобы не застать там горничную. К счастью, комната оказалась пуста, что было хорошо, поскольку Гвин боялась, что сейчас расплачется. А она никогда не плакала. Проклятье! Ее никто не должен видеть. Она ведь не сможет сказать правду о том, почему так расстроена.

Она сорвала с головы домашний чепец, рухнула поперек кровати и разрыдалась. Какая она трусиха! Вместо того чтобы оставить за собой последнее слово в споре, ей следовало сказать Джошуа, что она выйдет за него замуж. Но что было бы, если бы она согласилась, а потом рассказала ему все остальное, что случилось между ней и Мэлетом, и Джошуа изменил бы свое решение? Хотя Гвин знала Джошуа – он все равно женится на ней, если она примет его… не-предложение. Так поступают истинные джентльмены.

От этих мыслей она снова расплакалась, причем так сильно, что вначале не услышала стук в дверь. Но когда она еще услышала и голос Беатрис…

О, нет, она не может допустить, чтобы Беатрис видела ее в таком состоянии! Беатрис догадается, из-за кого она так страдает, и тогда она начнет или защищать своего брата, или отправится к Джошуа и выдаст ему по первое число. Но опять же, ему может пойти на пользу, если кто-то еще, кроме Гвин, выскажет ему то, что думает о его поведении.

Гвин все еще пыталась решить, что делать, когда услышала голос Беатрис:

– Дорогая, я сейчас зайду, если ты прямо не скажешь мне, чтобы я уходила.

Может, стоит поговорить с Беатрис. Это хорошая мысль. Она вполне может знать, почему Джошуа так выводит ее из себя. И Беатрис определенно скажет, есть ли у Гвин шанс быть вместе с Джошуа, учитывая весьма специфические обстоятельства.

Гвин села на кровати, достала из кармана носовой платок, затем увидела на нем кровь. Это была кровь Лайонела, которую она стирала с лица Джошуа. И от этого она снова расплакалась.

Дверь раскрылась, в комнату заглянула Беатрис.

– О, моя дорогая, что случилось? – воскликнула Беатрис, проскользнула внутрь и закрыла дверь. – Я могу тебе как-нибудь помочь?

Гвин все еще смотрела на свой окровавленный носовой платок полными слез глазами.

Беатрис подошла к ней, увидела платок и резко остановилась.

– Ты ударилась? Что случилось? Мне позвать твою маму?

– Нет! – воскликнула Гвин. – Это не моя кровь. И мама не должна ничего об этом знать.

– Хорошо. – Беатрис забрала окровавленный платок из руки Гвин и вложила ей в руку свой собственный, чистый. – Вот, возьми. Я знаю, что ты не хочешь вытирать нос окровавленным платком.

Гвин благодарно улыбнулась ей, промокнула глаза и высморкалась. Затем какое-то время Гвин просто сидела на кровати, глядя на красиво вышитый носовой платок Беатрис.

Беатрис опустилась на кровать рядом с ней.

– Могу ли я спросить, чья это кровь?

– Поклянешься не передавать это маме и Грею?

– Звучит зловеще. – Беатрис на мгновение задумалась над этой просьбой. – Я легко могу хранить твои секреты, не передавая их твоей матери, если ты считаешь, что это принесет ей боль. Но Грей…

– С большой вероятностью совершит убийство, если узнает то, что я скажу тебе.

Беатрис моргнула.

– Он убьет Джошуа?

– Не Джошуа. То есть, вероятно, не Джошуа. Но он вполне может убить Лайонела Мэлета. Фактически ему придется встать в очередь за Джошуа и Торном, если они узнают эту историю полностью.

Беатрис взяла руку Гвин в свою и поцеловала ее.

– Ну, в таком случае нам, похоже, лучше сделать так, чтобы они ее не услышали. Я не хочу, чтобы мой брат, мой деверь и мой муж отправились в тюрьму.

Гвин вздохнула и сжала руку Беатрис.

– В этом-то и заключается проблема. Я должна рассказать об этом Джошуа. Или, скорее, я не имею права скрывать это от него, если собираюсь за него замуж.

Беатрис уставилась на нее широко раскрытыми глазами, потом обняла ее.

– О, моя дорогая! Это прекрасно! Я знала, что вы двое в конце концов поженитесь. Мы все видели, как вы влюблялись друг в друга.

– Насчет этого не знаю, – мрачно сказала Гвин. – Пока мы еще не говорили о любви.

А почему не говорили? Вероятно, потому что они оба цинично относились к этому вопросу. И у них имелись для этого веские причины.

Гвин напряглась. Она вспомнила, что именно об этом говорил Джошуа, и это ее раздражало: «Когда речь идет о браке и сердечных делах, я обычно бываю циничен. И мой цинизм окрашивает каждое слово, вылетающее у меня изо рта».

– Мы едва ли говорили о браке. И я не знаю, женится ли он на мне, если узнает…

Гвин разрыдалась. Боже праведный, когда же она превратилась в такую плаксу? И ведь все из-за этого мужчины!

Беатрис крепко прижала ее к себе, похлопывала по спине и говорила успокаивающие слова.

Когда Гвин наконец прекратила плакать, она снова заговорила:

– Я так рада… что у меня теперь есть сестра… даже если ты только… жена моего единоутробного брата. – Она снова промокнула глаза. – Мы с тобой родственники? Можно нас считать настоящими родственниками?

Беатрис улыбнулась:

– По-моему, да. Я считаю. Кроме того, когда ты выйдешь замуж за Джошуа…

– Если я выйду замуж за Джошуа. И каждую минуту это кажется все менее вероятным. Плохо, что тебя не было рядом, когда я познакомилась с Лайонелом Мэлетом. Ты дала бы мне хороший совет, и я не оказалась бы в этом… затруднительном положении.