Сабрина Джеффрис - Отчаянный холостяк

– Я собираюсь сказать тебе кое-что, что мне, вероятно, говорить не следовало бы, – объявила Беатрис. – Мой брат сказал мне это с глазу на глаз, хотя не просил хранить в тайне. Но я его люблю и хочу для него всего самого лучшего, и я думаю, что ты и есть это лучшее.

Гвин ничего не ответила, только выжидающе смотрела на Беатрис.

– В тот вечер, когда я застукала вас вдвоем, я пригрозила ему на тот случай, если он принесет тебе какой-то вред, а он ответил: «Я никогда не принесу ей зла. Пока я живу и дышу». Это сильные слова для Джошуа. И хотя я думаю, что потом он смутился, потому что показал свои истинные чувства, я также думаю, что он имел в виду именно то, что говорил.

Гвин была шокирована. Да, это на самом деле было сильно сказано, и ей было даже трудно представить, что Джошуа такое сказал. Но Беатрис не стала бы врать о таких вещах. Гвин это знала точно так же, как знала, что Джошуа на самом деле никогда не принесет ей вреда даже во время своих вспышек ярости. По крайней мере, физически.

Может ли он принести ей боль какими-то другими способами? Во время их следующего спора? Может он ее обвинить в том, что была с другим мужчиной до брака? А если они не смогут иметь детей, станет ли он бросать ей это в лицо?

Гвин не думала, что будет, но не могла сказать это с полной уверенностью.

Беатрис сжала ее плечо.

– Любить – это значит глотать огонь и при этом верить в то, что он не сожжет тебя изнутри, хотя кажется, что он сжигает всех остальных. Это означает доверять человеку, хотя, по общему мнению или судя по всему, тебе это делать не следует. Потому что где-то в глубине души ты знаешь, что человек, которому ты доверяешь, этого стоит.

– Я доверяла Лайонелу, – призналась Гвин.

– Правда? На самом деле? Или все-таки внутренний голос, который тогда тебя раздражал, подсказывал тебе, что в конце концов он принесет тебе боль?

Гвин попыталась вспомнить себя десять лет назад, оказаться на месте себя молодой. Она помнила, что чувствовала, когда Лайонел флиртовал с другими женщинами в Берлине. Она также вспомнила свою неуверенность – даже тогда она не была уверена, хочет ли Лайонел ее саму или ее богатство. Лайонелу удалось ее немного успокоить, уменьшить ее страх, подлизываясь к ней, демонстрируя недвусмысленные знаки внимания, говоря ей льстивые слова, но все равно лишь немного.

Тем временем Гвин сегодняшняя знала без тени сомнения, что Джошуа никогда не хотел ее из-за прилагающегося к ней богатства. Странно, но она полностью в это верила.

– Если ты влюбляешься, то в некоторой степени рискуешь всегда, – сказала Беатрис. – Ты должна спросить себя: стоит ли жизнь с Джошуа этого риска?

«Да».

Гвин выдержит любую боль, любой скандал, любой риск, только бы быть с ним.

Если только ей удастся убедить в этом его.

Когда Джошуа пришел в Торнхилл, его проводили в святая святых – кабинет герцога, который оказался гораздо просторнее, чем весь первый этаж во вдовьем домике, предназначенном для вдовствующей герцогини, в котором он жил в поместье Эрмитэджей. Это, мягко говоря, отрезвляло. Но это не изменило его решения сказать то, ради чего он пришел.

Торнсток встал, чтобы поприветствовать гостя, и улыбнулся.

– Что привело вас ко мне, майор? – Он критически осмотрел весьма непрезентабельную одежду Джошуа. – Я думал, что сегодня вечером вы сопровождаете в оперу леди Хорнсби и Гвин. Но, черт побери, вы же не поедете в таком виде.

– Насколько я понимаю, они решили не ехать. Или с ними поедет Грей. – Джошуа пожал плечами. – На самом деле это не имеет значения. Им не придется беспокоиться о том, что Мэлет испортит им вечер, поскольку я собираюсь, так сказать, напасть на льва в его логове, как только уйду от вас. Поэтому я преднамеренно оделся в потрепанные вещи. Нет смысла портить хороший костюм.

Джошуа пора было начинать работать на Фицджеральда, и сегодняшний день, как ему казалось, прекрасно для этого подходил. Таким образом он не будет думать о красивой женщине, которую оскорбил сегодня днем.

– Конечно, мне было бы проще обеспечивать безопасность вашей сестры в Лондоне, если бы вы изначально сказали мне всю правду про Мэлета, – продолжал Джошуа. – Вместо этого вы наняли меня под ложным предлогом.

Лицо Торнстока ничего не выражало.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Вам следовало сказать мне, что Лайонел Мэлет ухаживал за вашей сестрой десять лет назад, а не стал вдруг ее преследовать несколько месяцев назад, потому что хотел похитить наследницу и жениться на ней, чтобы таким образом отомстить вашему единоутробному брату.

Герцог тяжело опустился на стул за письменным столом.

– Как вы это выяснили?

– Ваша сестра сказала.

– Недавно?

Джошуа скрестил руки на груди.

– На самом деле сегодня. Поэтому я знаю: вы оба лгали мне, чтобы я не понял, что на самом деле происходит. И да, я также знаю, что, когда вы оба говорили про Хейзелхерста, вы на самом деле имели в виду Лайонела Мэлета.

– Проклятье! – Торнсток опустил плечи. – Садитесь, Вулф. – Когда Джошуа опустился на стул, герцог осторожно спросил: – Что именно вам рассказала моя сестра?

Джошуа сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Десять лет назад вы заплатили Мэлету, чтобы он оставил ее в покое. И вы сказали ему, что лишите средств и ее, и его, если он попытается с ней сбежать и тайно на ней жениться.

– О, значит, почти все.

– Почти все? Она что-то пропустила?

Торнсток нахмурился. Его что-то явно беспокоило, и это означало, что его волновала судьба сестры.

– Только то, что она сама не знает.

Этот ответ удивил Джошуа.

– Как, например?

– Для начала, сколько я ему заплатил. Я не хотел, чтобы она знала… – Торнсток провел рукой по волосам. – Как оскорбительно мало потребовалось, чтобы его купить. Много лет назад я сказал ей, что это была огромная сумма. Я надеюсь, что вы не… ну… не скажете ей правду.

– Я никогда не скажу ей ничего, что может ее ранить.

Да и что такое с Мэлетом-то в конце концов? Гвин сама на вес золота! Как этот идиот может этого не видеть?

Джошуа застонал. А он сам как этого не увидел сразу? Он прогнал ее, когда было очевидно, что он сам – это то, что она хочет. Это, конечно, доказывало, что она безумная женщина, но не настолько безумная, как сам Джошуа, который не понял сразу, что Гвин – это лучшее, что было в его жизни, что когда-либо с ним случалось.

– Я знаю, что и она, и я вам врали, – сказал Торнсток. – Но…

– У нее имелись свои основания, и главным среди них было смущение. Но какие основания имелись у вас? Зачем вы скрывали свою истинную цель, когда нанимали меня ее телохранителем? Зачем было врать мне в лицо (и напоминаю вам: только вчера) о том, что вы раньше не знали Мэлета? Я бы лучше выполнил свою работу, если бы у меня имелась эта важнейшая информация.

– Мне кажется, что вы до сих пор прекрасно справлялись. А вы согласились бы, если бы я сразу сказал вам правду?

Хороший вопрос. Джошуа не был уверен, как следует на него ответить.

– Мог согласиться.

– Но могли и не согласиться. А я знал, что если у Мэлета появится возможность ее куда-то увезти, то в этот раз он точно ее обесчестит. Я не мог так рисковать.

Эти слова точно доказывали, что Торнсток не знал о том, как далеко зашли отношения Гвин и Мэлета.

– Кроме того, она заявила мне, что не хочет, чтобы я всюду за нею таскался, – продолжал Торнсток. – Но я подумал, что она, возможно, будет терпеть вас.

Боже, как Джошуа надеялся, что Гвин не просто «терпит» его.

– Но почему это всплыло сейчас? – спросил Торнсток. – Когда мы с ней в последний раз разговаривали с глазу на глаз до того, как мы все уехали из Линкольншира, мы договорились о том, что можно говорить, а о чем следует умолчать. Что изменилось?

«Появился Мэлет и шантажировал ее».

Джошуа так сильно хотелось рассказать об этом Торнстоку, что он буквально чувствовал слова на вкус. Но если он это сделает, то обеспечит именно то, что беспокоило Гвин все эти годы, – Торнсток будет драться с Мэлетом на дуэли. И хотя Джошуа искренне верил, что Торнсток победит Мэлета в любом случае, Гвин никогда не простит Джошуа за то, что рискнул ее братом. Или поставил ее брата в такое положение, что ему могут предъявить обвинение в убийстве.

Если Гвин не безразлична Джошуа, если он хочет видеть ее своей женой, то он должен уважать ее желания. Все просто. А он хотел, чтобы она стала его женой. В этом он был уверен. Никто не подходил ему так, как она.

Так что теперь ему нужно было придумать, как получить ее руку.

– Майор? Что изменилось? – снова спросил Торнсток.

– Я заметил Мэлета поблизости, когда мы сегодня ходили по магазинам, а когда я припер его к стенке и прямо спросил, что ему нужно, он сказал, что в прошлом они были знакомы с вашей сестрой. Именно поэтому я немного позднее допросил об этом Гвин. Но не волнуйтесь – я собираюсь с ним разобраться, когда застану его одного. Полагаю, что вашу сестру он больше беспокоить не будет после того, как я это сделаю.

Если повезет, Мэлет будет болтаться на виселице за государственную измену после того, как Джошуа с ним разберется.

– Гвин слышала, что говорил Мэлет, когда вы его приперли к стенке?

– Слышала.

Торнстоку явно было не по себе.

– А она как-то показала… остались ли у нее… э-э-э… чувства к этому негодяю?

– Не думаю, что вам стоит беспокоиться по этому поводу. Она не скрывает, что презирает этого типа.

– Отлично. Она мне то же самое сказала в поместье, но я не был уверен, не знал, можно ли ей верить. Наконец-то она поняла, что он представляет собой на самом деле. – Герцог взял в руки карандаш и лениво постукивал им по столу. – Хотя… м-м-м… предполагаю, что она до сих пор злится на меня за то, что заплатил тогда Мэлету и заставил его уехать.