Милана Стоун - Отчим моей подруги

Увидеть дрянь хочется до жути. Посмотреть в эти глаза, заставить опуститься на колени и отрабатывать сутками на пролёт. В разных местах и позах. Молча принимать наказание. Я заслужил!

И вот член снова готов ринуться в бой. Ноет и требует. Но шанс упущен, друг. Нужно было раньше так стоять. Хотя знаю, что даже если бы было ещё время, случилось бы снова то же самое.

Переодеваюсь в тюремную форму. Стучу в дверь, говоря тем самым, что закончил.

Закончил, но, сука, не кончил.

Охранник даже не обыскивает, знает, что ему будет пиздец, если притронется. И, видимо, видит по моему лицу, что не в настроении.

Тюрьма опасное место. Даже для охраны. Не говоря уже о самих преступниках. За это время такого говна повидал, что сниться будет до самой старости.

Резали, у*бки, дважды. Хотели заставить толкать наркоту. Но я не идиот и знаю, что если поймают, то срок повысят раз в десять. Было, за что гнать на меня мужикам, не спорю, перешёл дорогу не тем по началу. Но со временем освоился и даже «сдружился» с этими людьми.

Пришлось. Либо так, либо рисковать. И не только собой. Эти ублюдки найдут твоё слабое место и ударят прямо по нему.

А оно у меня с недавних пор имеется. И решетка таких людей не остановит. У них есть шавки на воле, которые готовы выполнить любой грязный приказ.

И даже представить боюсь, что они могут сделать с моей девочкой. Изнасилуют, убьют и на куски порежут. А мне кинут в лицо сосок. Это далеко не фантазии, это еб*ная правда. Некоторые это сделают даже без особого повода.

Поэтому нужно быть осторожным и не вляпываться в разного рода дерьмо. И именно поэтому, когда Мира позвонила, послал ее куда подальше. Я выйду, и мы ещё успеем наговориться. И натрахаться. С лихвой.

— Адвокат уже на месте.

Вырывает охранник из моих дум и кивает по направлению к комнате встреч. Ну, блять, наконец-то, где носило этого урода, не пойму.

— Надеюсь, ты по делу, — не здороваясь, сразу в лоб.

Присаживаюсь напротив жирного мужика лет пятидесяти. Ну говорят, один из лучших. Но берётся в основном за серьёзные дела: убийства, похищения, насилие, а не финансовые махинации. Да и связи у него хорошие. Дело в цене. А берет, сука, дорого.

— У меня есть отличная новость. Судья согласился…

Стоило ему это произнести, как я выпрямился, и внутри разгорелся пожар надежды.

— Ну и, блять, не молчи! — прикрикнул на него, а один из охранников уже шёл к нашему столу, чтобы убедиться, что все в норме.

— Через три, максимум четыре месяца выйдешь, я тебе обещаю, — говорит самоуверенно, но я чувствую подвох.

И не прогадал.

— Но. Цена в два раза.

— Эта блядина ахренела?!

Где же деньги такие брать. Сумма и так кусалась прилично, а тут в два раза.

— Это риск, — пытается подавить меня взглядом. — Это ещё не все. Год условка так и останется.

— Да на это насрать.

И правда похрен. Это никак не испоганит мою жизнь.

— Так, — постукивает пальцем о стол и нервно поправляет очки на пол лица, — ты согласен?

Мозг начинает активно работать. Сколько я уже должен денег, в голове не укладывается.

Это придётся все же продавать всю недвижимость, чтобы погасить все долги. А до этого надеялся не дойдёт.

По сути останусь с голой жопой. Вот и мечты начать новую жизнь, со своей бабой и в новом месте, смылись в унитаз.

— Черт! Ладно. Я скажу Ире передать тебе деньги.

Она должна согласиться. Оформлю на неё квартиру в столице, на которую она давно глаз положила. Этого с лихвой хватит.

— Выглядишь не очень. Постарел.

— А ты был в тюрьме? — спрашиваю грозно. А он только глаза опускает. — Вот и хрен-то. И ещё… ты принёс?

— Конечно.

Он передаёт мне желанную фотографию. Как только вижу ее лицо, пробирает до костей. Блять. Сердце куда-то ухает, как у влюблённого сопляка. Дыхание учащается. А член уже готов к активным действиям, словно она здесь прямо передо мной.

Хороша. Как мог раньше думать, что в ней нет ничего особенного. Она самая необыкновенная женщина из тех, кто встречался на моем пути. Особенная. Красивая зараза. И лживая. Но я тоже не ангел, так что мы с ней ещё повоюем.

Скоро. Скоро она будет моей, подо мной, со мной. Привяжу к себе, закую дома. Украду себе и буду издеваться над мразью сутками, годами, до самой смерти.

Выжгу своё чёртово имя, как на корове. Жрать с моих рук будет. Дышать тогда, когда разрешу. Ни на шаг от меня не отойдёт.

Я обрету свободу, а она ее потеряет навсегда. Совсем скоро. Часики тик-так. И только эти мысли поднимают настрой. Мысли о ней не дают мне разлагаться в этом месте.

Уже в своей камере на четверых ночью смотрю на ее лицо и прикладываю фото к губам. Мечтая ощутить сладкий любимый вкус ее ротика. Скучаю, пиздец. До боли в рёбрах.

Моя сука. Мой яд, моя отрава и погибель.

— Давай, милая, ты сможешь! — приказывает старшая акушерка.

И я пытаюсь. Но сил больше нет. Сколько времени прошло? Кажется, целая гребаная вечность.

Падаю на подушку обессиленно. В глазах блики. Голова кругом. А живот тянет так сильно, что хочется просто умереть. Адские муки.

Боль везде, кажется, даже на кончиках волос. Хочу рыдать в голос, но стараюсь сдерживать эти порывы. И выходит только громкий крик. Такой, что даже у меня уши закладывает.

— Нет! Боже! Неееет! Что-то не так… не могууу… — все же ною отчаянно, когда чуть отпускает. — Прекратите это!

Смотрю по сторонам, не могу сосредоточиться на одном предмете. Лица расплывчаты. И я чувствую стук своего сердца в ушах и горле. Дышу часто. И снова пронзает нестерпимая боль.

Да когда же это уже закончится, Боже.

— Возьми себя в руки и тужься! Давай, Севастьянова, это не так и тяжело.

Сука. Не могу я больше. Не могу даже голову с подушки поднять. Чего они от меня ждут?

Но после передышки я пытаюсь снова и снова. Это ад. Самый настоящий. Мне кажется это все бесполезно.

Как же хочется придушить в этот момент папашу ребёнка, что сейчас отбывает срок. Когда я мучаюсь. Сволочь. Когда он вернётся, я с него шкуру сдеру. И больше никогда не позволю к себе притронуться и вообще не подойдёт ни ко мне, ни к ребёнку.

А его сейчас нет рядом, когда он так нужен. Ублюдок. Как же ненавижу его. Срываю горло и напрягаю вновь мышцы. И, кажется, становится немного легче. Но ненадолго.

— Думай о ребёнке, — молодая девушка берет меня за руку и говорит очень близко. Но даже на таком расстоянии не вижу ее лица. — Ты не можешь сдаваться.

Хочу ответить грубо, но новая вспышка агонии не даёт мне этого сделать. Меня засасывает темнота. Она подбирается незаметно. Не вижу свет. Только мрак. Я должна бороться. Ради моей девочки и себя.

Нет. Главное, чтобы с ребёнком все было в порядке, на остальное похрен. Я выкарабкаюсь. В голове прокручиваю молитвы, но ни одну из них не могу вспомнить. И просто прошу Господа, чтобы все прошло по плану. Чтобы он помог нам.

Обстановка родовой меняется в момент. Я чувствую. Все начинают странно переглядываться, перешёптываться и бегать туда-сюда. А я, кажется, теряю сознание на несколько секунд и снова прихожу в себя.

Слышу слово «анестезиолог» и все, меня срывает. Пытаюсь встать, но меня удерживают на месте.

— Какого хрена творится? — спрашиваю охрипшим голосом. — Что происходит?

Но мне не отвечают. Делают укол и занимаются своими делами. А мне страшно. Я продолжаю активно задавать вопросы, даже когда яркая боль снова наступает. Продолжаю рвать горло, слёзы брызгают из глаз.

Медсестра пытается успокоить, но я не понимаю терминов, что она говорит. Только обрывки фраз.

Кесарево. Кислородное голодание.

Она убеждает, что все будет хорошо, и мне нужно расслабиться. Не волноваться. Но я не могу.

Они что-то делают со мной, поворачивают на бок, и я чувствую проникновение иглы. Слышу пиликание приборов, странные щелчки.

И темнота все же заглатывает меня в себя. Ничего не вижу, только слышу разговоры. Один раз удаётся открыть глаза, но они закрываются вновь. И мне уже не больно. Но такое странное ощущение, будто что-то от меня отрывают. И становится пусто. Забирают что-то внутри меня. И дичайший страх за свою крошку.

Я пытаюсь вслушиваться в происходящее. Хочу услышать крик малыша. Я должна его услышать! Мне это жизненно необходимо. Но его нет. Нет!

Где он? Что происходит? Где моя девочка? Они ее забрали. Разлучили нас. Нет. Не отдам, это мое! Хочу увидеть и почувствовать единство с ней, и пусть весь мир катится к чертям. Только лишь прикоснуться…

Чувствую, как гладят по волосам, по щекам, нашёптывают ободрительные слова. А потом ничего. Тишина. И покой.

Из тяжелого, крепкого сна меня вырывает детский плачь. Первые мысли: это мой ребёнок. Ему плохо без мамы. А я все никак не могу открыть глаза и подойти к ней. И засыпаю вновь.

Второй раз я слышу легкий, такой озорной смех девушки. Когда разлепляю тяжелые веки, не могу понять, где нахожусь, и кто все эти люди.

— Соня проснулась!

Перевожу взгляд на звук и вижу молодую светловолосую девушку моего возраста. Она кормит грудью малыша. А меня пронзают такая жгучая ревность и желание подойти и отобрать ребёнка. Но я сдерживаю себя. Это не мой.

— Чем они тебя так накачали? — спрашивает вторая, что лежит на койке напротив и играет в планшет. — Сутки в отключке!

— Не-не знаю, — в горле невыносимая боль. И я хватаюсь за него. Вижу на прикроватной тумбе бутылку воды и тянусь к ней, осушая половину.