Берет на руки ребёнка и собирается уйти, но я хватаю ее несдержанно за локоть. Взбесила в момент. Завела.

Вот так и усталость куда-то исчезла резко. И силы продолжать ругаться появились. А потом мириться на плоской поверхности.

— Такое чувство, что я разговариваю со стеной, — приближаю свое лицо к ней, цепляюсь взглядом в родные глаза. — Мира, ты и моя дочь живете со мной! Ты занимаешься домом, ребёнком и раздвигаешь ноги по моей просьбе. И не нужно так на меня глядеть.

Начинает трясти, и я отпускаю ее, чтобы не дай бог каких глупостей не наделать, слишком остро я реагирую на ее закидоны. Не хватало вновь разнести все вокруг и перепугать обеих.

— А если я не хочу. Я не рабыня! Ты не можешь запереть нас здесь. Не можешь.

Блять, она серьезно? То есть она именно так воспринимает наши отношения? Хуево рабство?! Неужели со мной ей так тяжело находиться.

Не верю, пиздит. Чувствует ко мне что-то, но не признаётся, за нос меня снова начинает водить. Только поздно включать сопротивление, слишком поздно.

Сука, какая же настырная! За что мне это проклятье досталось? Где так согрешил?

Ложусь спать и хрен на неё, пускай дуется и разводит сопли жертвы на кулак, а мне не до этого. Завтра тяжелый день, а она мозги ебать вздумала.

Отворачиваюсь, слышу, как она шуршит вещами. Убежит — ей же хуже будет. Но все же решаю понаблюдать. Меняет подгузник. И меня немного отпускает.

— Нет, не рабыня, — сообщаю, тяжело вздохнув. — Но выбора у тебя нет. Мы либо живем мирно, либо собачимся каждый день. Другого не дано. Смирись.

Как приговор. Вот и поговорили. Блять.

На душе так погано, словно я что-то не так делаю. Но что? Просто не понимаю. Что мне стоит сделать, чтобы предотвратить эту хрень? Чтобы моей по собственной воле стала.

Я не знаю. В тупике. И выхода не вижу. Как бороться с ней? Хочу этого? Нет.

Прислушиваюсь к звукам, понимаю, что пошла в ванну. А заснуть вот не могу. Не спокойно.

Чувствую, что не комфортно ей со мной. Следую за ней, решая подглядеть, что делают, но дверь закрыта. И пускать меня явно не собиралась.

От горечи выпиваю ещё бокал виски. Беру подушку, покрывало и ложусь на чертов диван. В одиночестве, когда у меня есть личная баба! В своём собственном доме как чужой, блять, стал.

А в голове пульсирует, что нужно делать уступки, быть обходительней, подождать, когда оттает, и не давить.

Но вот не в характере моем уступать. В моем понимании женщина должна стоять за своим мужиком, а не рядом или впереди.

Это против истинной природы. Она должна быть послушной. Точка. Но, видимо, с Мирославой это вообще не прокатит.

Никакого воспитания у девки. И им придётся заниматься мне! Вдалбливать в голову простые правила наших отношений. Это пиздец.

Да начнутся адовые дни.

Глава 99


Мое терпение лопается на пятые сутки. Все, не могу больше. Жить с ней рядом и не получать желаемого — самая изощренная пытка.

Я же не сопляк бегать постоянно в ванную и дрочить там. И она как будто специально все это время дразнит меня, издевается и испытывает мою волю. Которой рядом с ней нет.

Разгуливает в обтягивающих майках и коротких шортиках. Наказывая тем самым, смотри, но не трогай. Как только подхожу к ней, шипит словно кошка дикая, брыкается, в постель свою не пускает.

Сучка драная.

Вот как с ней налаживать контакт, когда она такое выполняет? А я думать не могу совсем, вижу тело, меня кроет, член колом и вперёд к цели. Какие там здравые мысли? Какое перемирие?

Сегодня утром так вообще зашла на кухню в нижнем белье. Актриса сделала вид, будто не знала, что я ещё не ушёл на работу.

Опустила глаза в пол и решила по-быстрому слинять, как бы невзначай изогнувшись в спине и выставив попу, только вот мои инстинкты сработали быстро, и ноги сами потянули к ней. Руки овили тонкую талию, а язык бесконтрольно ворвался в горячий ротик.

Я же не железный вообще. Дал ебаное обещание себе, что не сделаю первый шаг, только когда увижу отдачу, и в итоге сорвался. Готов был взять ее прямо у стены и уже отодвинул трусики и коснулся мокрых складок.

Но весь момент разрушил телефонный звонок. И когда Мира увидела, что звонит Ира, то шарахнулась от меня, как от прокаженного. Взгляд ревнивый, обидчивый. Я все понимал. Я бы тоже не хотел ее с кем-либо делить.

Она не понимает, что это фиктивный брак, и неужели до нее не доходит, что никого у меня нет. Как только освобождается время, лечу домой, к девкам своим. Даже в обеденное время приезжаю, хотя мне это пиздец как не удобно — разъезжать туда-сюда.

Чувствую себя конченным каблуком. Это какая-то одержимая, неизлечимая болезнь бабой. А лекарство в ней. И вот я стараюсь всеми способами заполучить свою лечебную дозу. Как нарик скулю у ее ног.

В общем, мне пришлось ответить и вскоре уехать, продолжать разгребать все дерьмо на фирме, восстанавливать потерянные связи.

Сидел в своём кабинете, общался с клиентами и вообще не думал о работе. Я вспоминал каждый день, проведённый с ней, и чем мы занимались. Ну верней она-то была занята Ниной, а я наблюдал.

Беспрерывно. Видел, как ее смущает это, но поделать с собой ничего не мог. Не верил своим глазам, просыпался и сразу искал их взглядом, думая, что все это мне лишь приснилось.

Предлагал свою помощь, но она отказывалась, ссылаясь на то, что справляется сама. Но я видел, как она уставала, не могла отойти от дочери больше, чем на десять минут. Нина капризная у нас. Нужно няню, чтобы Мира могла отдохнуть.

Да и поговорить у нас не получалось, смотрел на уставшую девушку, и язык не поворачивался качать претензии и что-то требовать. И вообще уже остыл. Хуй с ней с этой подставой, переживу.

Уставший и выжатый как лимон вернулся домой, сразу приободрился, когда услышал шорох на кухне.

Она в тех самых коротких шортах, что мозолили мне глаза все дни, стояла спиной ко мне и заваривала чай, кажется, погружённая в свои мысли.

Подхожу тихо и притягиваю к себе вздрагивающую девушку, зарываюсь лицом в макушку и спрашиваю:

— На ужин, как я понимаю, сладкая киска?

Устраиваю стоящий член между ее булок и толкаюсь в неё, прижимая к столешнице. Она испуганно взвизгивает, и чайная ложка падает на пол.

Оба замираем, прислушиваясь, не разбудили ли мелкую, но все тихо.

— Руслан, нам стоит поговорить, — решительным тоном. — Нормально.

Не хочу я разговаривать. Трахаться хочется, а не мусолить одно и то же и выслушивать, как ей тяжело со мной. Как хочет избавиться от меня. Желаю страстные стоны впитывать и слова ласковые.

Тепла, блять, от женщины своей хочу, а не этот ебаный мороз.

На колени встаю. Расстёгиваю пуговицу на ее шортах, вниз срываю, вместе с трусами.

Дергается, хочет развернуться и сбежать. Да вот хрен ей. Держу крепко за задницу, впиваясь ногтями в сливочную кожу.

— Угу. Говори, — ноги шире развожу, слыша ее пыхтения. — Я тебя внимательно слушаю.

Пальцами по складкам провожу и сразу вылавливаю болезненный стон.

Да, вот так, малышка.

Ноги ее слабеют. Именно такую реакцию и надеялся получить.

— Но я не могу тааак, — ноет отчаянно, цепляясь за край столешницы, — что ты делаешь? Остановись…

Заставляю ее прогнуться в спине, чтобы увидеть насколько она протекла, чтобы запах ее блядский почувствовать.

— Голодный пришёл, — слегка шлепаю по аппетитному заду, мечтая, когда-нибудь оказаться и в нем. — Разве ты не покормишь своего мужика?

Глава 100

Медленно веду языком по мягкой коже попы, облизывая, ещё шире раздвигая ноги. Она продолжает совершать попытки сбежать, но я прекрасно слышу ее сбившееся дыхание.

Пальцами веду между булок, видя, как она вся напрягается и натягивается, замирает на мгновение. Не готова ещё к такому, но я могу и подождать. Успокаиваю легким поглаживанием, трогаю складки, не касаясь самого важного участка.

Чувствую на ладонях ее потную от перевозбуждения кожу. Впиваюсь зубами, чтобы прекратила брыкаться, и сразу слизываю отпечаток, что оставил на ней. Сам себе ухмыляюсь.

— Там в холодильнике, — сипло, полу стоном, — рагу. Рус… — тянет, извиваясь в руках, сама того не понимая, ближе придвигается. Дрожит.

— Нахуй его. Сладкого хочу, — и сразу после сказанного отодвигаю мокрые складки и языком веду, щелкаю по клитору, всасывая его в рот.

Приходится ущипнуть мелкую, чтобы потише стонала. Легкими рывками тяну на себя, создавая иллюзию траха с моим языком.

Самое изысканное и любимое блюдо. Каждый день бы так жрал. Член болезненно ноет, желая тоже оказаться глубоко в ней. Даю ему установку подождать, хотя в глазах уже появляются блики, а от запаха конкретно ведёт.

Продолжаю пытку, пока внутри неё не становится слишком влажно, пока она не начала насаживаться бесконтрольно сама. Ощущаю на своём языке, что ещё немного и она точно кончит.

Отстраняюсь и поднимаюсь на ноги, убираю прилипшие к шее девушки волосы. Поворачиваю замученное личико к себе, видя во взгляде именно то, что хотел.

Полное подчинение и страсть. Ощущаю себя, блять, Господом Богом.

Мозги отключаются в момент, здравый рассудок исчезает, а на его место встаёт необузданная похоть. Со смесью глупой нежностью.

Захватываю ее рот, смешивая ее соки и наши слюни вместе, держа крепко, чтобы не свалилась от такого напора.

Тем временем на ходу нетерпеливо расстёгиваю брюки, достаю ноющий, твёрдый как скала член. Сатанею.

В голове только одна мысль — трахнуть.

— Боже, Хайдаров! Ты невыносим, — первая отстраняется, смотря затуманенно. — Похотливый кобель.