Девушку звали Олесей и ей было восемнадцать лет. Не поступив на юрфак, она не сдалась и собиралась испытать силы на следующий год, а пока работала в кофейне, чтобы не сидеть нахлебницей на шее у тетки. Мать Олеси погибла, когда девочке было пятнадцать лет, с тех пор ее растила сестра матери.

Все это я узнал от сокурсников, добивавшихся расположения белокурой красавицы. Мой одуванчик нравилась не только мне: вся мужская половина факультета приходила в кофейню, чтобы поглазеть на девчонку. В то время я выглядел не так эффектно и не мог похвастаться финансовой независимостью, поэтому на благосклонность девчонки даже не рассчитывал.

Однако она выбрала именно меня.

Взгляд из-под полуопущенных ресниц и мое сердце рухнуло к ее ногам. Это были первые отношения, в которых был заинтересован именно я. В школе девчонки сами инициировали свидания, в институте складывалась аналогичная ситуация. Даже прыщавый ботаник не оставался без внимания, потому что на нашем курсе с парнями был напряг.

Несколько недель мы с огоньком просто присматривались друг к другу, купаясь во взглядах полных обожания, а потом я решил, что пора действовать.

— Привет, — ответил я на ее привычный вопрос «Что будете заказывать?», — меня зовут Виктор.

— Привет, а меня Олеся, — девчонка расплылась в белозубой улыбке.

— Пойдешь со мной на свидание, Олеся?

— Пойду, если приглашаешь.

За нами выстроилась очередь из недовольных студентов, но нам было на это наплевать. Вечером мы собрались сходить на танцы в «Сферу», поэтому вместо второй пары, я помчался домой. Готовился к свиданию как заведенный, вылил на себя полфлакона отцовского дорогого парфюма, но она не пришла.

Я прождал возле клуба полночи, десятки раз набирал ее номер телефона, но абонент находился вне зоны доступа сети. В ту ночь я впервые напился. Купил в ночном магазине бутылку коньяка и пока шел домой, прикончил почти половину. На вопрос отца, что произошло, я обреченно махнул рукой и едва не рухнул в прихожей.

— Так это из-за бабы? — рассмеялся отец, когда выяснил причину моей неожиданной попойки. — Матери ничего не скажем. Негоже нормальному мужику из-за бабы так в хлам. Подумаешь, одна не дала, найдешь другую.

Но дело было не в том: дала-не дала, а в том, что Олеся уничтожила часть моей души, отвечавшую за любовь. В ту ночь мое сердце словно окаменело, превратившись в кусок твердого металла.

На следующий день в кофейне не было девушки-одуванчика. Наверное, стыдно показаться на глаза, решил я, а через несколько дней узнал, что в ту роковую ночь Олесю сбила машина и она умерла на дороге до приезда скорой.

Моя маленькая светлая девочка умерла, в то время как я проклинал ее.

Не помня себя от горя, я потащился к ним домой, чтобы выразить соболезнования родственникам погибшей. Дверь в квартиру была открыта. Ясно, у людей траур.

— Папка пришел! — навстречу выскочил трехлетний пацаненок, и уткнулся носом мне в колени.

— Здравствуйте, — из квартиры вышла жутко уставшая молодая женщина, — вы знакомый моей Олеси? — ее голос дрогнул.

— Мам, это же мой папка! — не унимался пацаненок, обхватив своими маленькими ручонками мои ноги. — У меня и фотка есть, сейчас принесу, — оживился он и юркнул в квартиру.

— Проходите, — вздохнула женщина, пропуская меня внутрь. — Меня зовут Елена, я тетя Олеси.

— Пап, смотри, — на кухне ко мне на колени опять забрался неугомонный пацан.

— Слава, это не твой отец, — мягко произнесла Елена, потрепав ребенка по отросшим темным волосам.

— Знаю, что папа космонавт и улетел на луну, но вот же он, — с важным видом не согласился пацан. На стол плюхнулась моя фотография на фоне универа.

— Откуда она у тебя? — я всматривался в свое изображение.

— У Олеськи нашел, — с гордостью произнес Слава. — Она начала придумывать отговорки, но я сразу все понял: ты мой папка! — он доверчиво прижался к моей груди.

События двадцатилетней давности. Лицо девушки-одуванчика почти стерлось из памяти, но образ Арины неосознанно напомнил мне Олесю. Такие же светлые волосы, белозубая улыбка и упорство во взгляде, когда что-то не получалось. Поэтому у меня сбивается дыхание, когда смотрю на нее.

Нужно поскорей выкинуть дурь из головы, потому что мой мальчик в нее влюблен, и я не могу стать препятствием на пути к его счастью.

Едва открылись двери лифта, повел девчонку к ближайшему кулеру, чтобы смочила пересохшее горло.

— Все хорошо, спасибо, — выдув два стакана воды, она улыбнулась.

— У меня работы много, поднимемся в офис, — нахмурившись, произнес я. Пусть знает, что на меня не действуют ее улыбочки.

— А мы на каком этаже?

— На пятом, — сориентировался я. Этаж был поделен тремя агентствами по подготовке свадеб и праздников.

— Тогда по лестнице, — предложила Арина. Я не возражал.

— Здравствуйте, Виктор Васильевич! — первой, кого мы встретили в конторе, была Людмила: вдова, поднявшая на ноги троих сыновей. Теперь дети разъехались, поэтому она все дни без исключения проводила на работе. На мой взгляд, самый лучший тип сотрудников.

— Здравствуйте, — я кивнул и заметил, как немногочисленные сотрудники поспешно разбегаются по кабинетам. Правильно, я никогда не любил праздного шатания.

— Они вас так боятся? — привстав на цыпочки, шепнула мне на ухо Арина.

— Конечно! — я гордился своим статусом грозного директора.

— Напрасно, — она встряхнула светлыми волосами, — вы смешной, а не страшный.

— Я не страшный, а справедливый, и мои сотрудники это знают, — подал девчонке локоть, а то после событий в лифте ее штормит из стороны в сторону, и она с готовностью уцепилась за мою руку. — И почему ты считаешь, что я смешной?

— Смешной не в том смысле, что выглядите как клоун, — Арина кинулась в размышления, а я едва не задохнулся от гнева.

Какой нахрен клоун? Меня никто никогда так не назвал. Вот Марк тот да, любит паясничать, а я слишком прямолинеен и серьезен, чтобы шутить.

— А в смысле, что когда пытаетесь соответствовать грозному образу, то выглядите забавно, — закончила мысль Арина. — Но я-то знаю, какой вы на самом деле.

— И какой же? — меня терзало любопытство.

— Добрый и заботливый, — брякнула пиявка, а у меня сердце снова ухнуло в пятки. — Мне никто никогда не пел про Мэри.

"Форменный идиот!" Готов был зарядить себе в челюсть с правой и с трудом сдерживался. Вместо того чтобы развеять ее романтические заблуждения, делаю все наоборот.

Поднял голову и застыл на месте. Сотрудники, недавно разбежавшиеся по своим рабочим местам, высыпали в коридор и с масками непонимания на лицах наблюдали за нашим разговором. Арина перехватила мой взгляд.

— Привет всем! — громко поздоровалась девчонка и помахала свободной ладошкой. Вторая надежно покоилась на моей руке. — Меня зовут Арина, а это мой, — она сильнее сжала мою руку и предательское сердце снова екнуло, пока пиявка подбирала слова, — папочка! — выпалила она, а я закашлялся.

Глава 10. Арина

Назвать Виктора "папочкой" вышло само собой. Я ничего заранее не планировала. Держала его за руку и не заметила, как поплыла. От неописуемого счастья.

Слава — мой жених и именно он должен вызывать во мне бурю эмоций. Разумовский, как ни крути, не подходит на роль прекрасного принца. Почему же я так волнуюсь?

"Дурочка, что творишь!" — кричал мой возмущенный разум. Но рука предательски дрожала, сердце стучало, волнение и радость зашкаливали. А Виктор позволял твориться всему этому безобразию.

Отцепилась от Разумовского только в кабинете и сразу почувствовала невыносимое одиночество. Да что со мной такое?

— С тобой все хорошо? — уточнил Разумовский, словно прочитав мои мысли. Включив компьютер и нацепив очки, он стал похож на профессора. На очень красивого профессора.

"О чем я только думаю?" Похлопала себя по горящим щекам, но в норму не пришла. Еще сильнее захотелось оказаться в объятиях Виктора. Чтобы он спел мне песенку и пообещал, что все будет хорошо.

— Да, — я насторожилась. — А что со мной не так?

— Выглядишь неважно. Можешь отдохнуть, пока я работаю, — Виктор кивнул в сторону дивана, а сам сел за компьютер.

Лежать я не хотела, но оттуда удобно наблюдать за папочкой. Как он смешно морщит лоб, ерошит пальцами волосы, пишет, стучит карандашом по столу.

"Могу ли я после сегодняшнего происшествия в лифте обращаться к нему на "ты"? Очень хочется, но боюсь поставить Виктора в неловкое положение".

— Горло не болит? — Разумовский поднял глаза.

— Нет.

Неожиданно для себя я улыбнулась. Вчера собиралась испортить ему жизнь, а сегодня глупо хихикаю у него в кабинете. Видела бы меня моя мама. Хотя нет, лучше бы не видела.

— Принести воды?

Еще немного и я привыкну к заботе.

— Принеси, — произнесла я осторожно. Специально обратилась на "ты", чтобы прощупать почву. Если поправит, значит, продолжу держать дистанцию. Но Разумовский не поправил.

Пока я предавалась сладким мечтам, Виктор вернулся с двумя стаканами воды. Один протянул мне, а другой осушил несколькими большими глотками. Разумовский разговаривал по телефону, работал на компьютере, а я сжимала пластиковый стаканчик и с замиранием сердца за ним наблюдала.

"Взрослые дядьки не обращают внимания на молоденьких девушек", — напомнил внутренний голос. — "Если только это не девушки легкого поведения".

Я понимала, что улыбками и красноречивыми взглядами Разумовского не пронять. Другое дело — гнев. От воспоминания, как папочка затащил в душ, до сих пор мурашки по телу. Но этого бы не случилось, если бы я его не выбесила.

Я должна сделать все, чтобы Виктор был против нашей свадьбы, а потом исчезнуть. Вместо этого не могу оторвать взгляд от будущего родственника.