— Борщ!

И тут же идет на запах, стучит тарелкой и крышкой.

— Какой наваристый… м-м… — слышу его похвалу. — Аль, ты идешь? А, хотя что тебе торопиться — вижу, ты уже даже наелась.

Перестаю поправлять его куртку, понимая, что просто тяну время, и присоединяюсь к нему. А он уже хозяйничает у холодильника. Все, как в былые времена — без реверансов, стеснения, по-домашнему.

— Тортики! — умиляется. — Аль, ты что, чувствовала, что я приеду? Знала, что не выдержу первым, да?

— Нет, — смеюсь над его непосредственностью, — просто немного нервничала.

Он закрывает холодильник, так ничего и не взяв. Подходит ко мне, обнимает, заставляя прижаться к себе, и вздыхает в мою макушку:

— Не переношу, когда мы так глупо ссоримся. Вообще не переношу, когда мы ссоримся.

Какое-то время мы так и стоим, но вдруг он снова делает вдох и отпускает меня. Пока он наливает себе борщ, выбирая погуще, я достаю сметану, за которой он лез в холодильник, и хлеб.

— Не представляешь, как мне этого не хватало, — сетует он, активно орудуя ложкой, потом хитро улыбается и добавляет: — Хотя тебя не хватало больше, конечно.

— Только потому, что я могу приготовить не только борщ, — вставляю ворчливо.

— Ты меня раскусила! — соглашается дурашливо он, а потом становится совершенно серьезным, даже есть забывает. — Знаешь, Аль, я не жалею о том, что уехал. Другой менталитет — вот с чем до сих пор возникают проблемы. А так масса возможностей, которые я использую, карьерный рост, перспективы…

Я знаю, что у него все в порядке, поэтому просто киваю. Он мне не раз хвастался по сети своими успехами, я искренне рада, что у него получается все, как он и хотел. Если у человека талант, грех его не использовать.

Он бегло рассказывает о проекте, который ведет в данный момент. Я киваю, даже кое-что понимая. С охотой переключается на друзей, которыми успел там обзавестись. Хотя и говорит, что это скорее не дружба, а приятельство, полезные связи.

— Там вообще с настоящими отношениями все сложно, — делится он. — Все как-то продумано, с расчетом. И даже если ты вписываешься в этот расчет, все равно неприятно.

— Прагма играет большую роль и у нас, — пожимаю плечами.

— Не скажи, — не соглашается он. — Вот ты меня полюбила просто так, без оглядки на то, кем я работаю, сколько зарабатываю сейчас и каким будет мой годовой оклад через несколько лет.

— Это потому, что ты тогда вообще не работал, — отшучиваюсь.

Он усмехается, согласно кивает, но на этот раз усмешка выходит несколько грустной.

Но я не успеваю спросить, что его гложет.

— Единственное, о чем я жалею, — рука Тимура ложится поверх моей, — что мы не смогли уехать вдвоем. Но ничего, сейчас все наладилось, я уже более-менее стою на ногах, так что… сколько там тебе отработать осталось, чтобы выиграть пари у моей мамы? Неделя? Две? Доработаешь, и смело собирай чемоданы.

Он принимается описывать, в каком огромном и красивом городе мне предстоит в скором времени жить.

Рассказывает, какие меня могут ждать перспективы как супругу такого видного парня, и как хорошо, что мы наконец будем вместе.

А я вдруг отчетливо понимаю, что радости нет.

Даже с учетом того, что в его планы входит не только мой отъезд, но и свадьба. Свадьба, которую я ждала целых два года…

Я чувствую, что угодно — ностальгию, легкую тоску, толику сожаления, тихую грусть, изумление.

А радости от его предложения нет.

Глава 63

Алла

Между нами нет напряжения, натужных пауз или неловкости, нет неудобных вопросов — нет ничего, к чему я морально готовилась.

Тимур ведет себя так, будто мы расстались ненадолго, буквально вчера, и ничего необычного нет в том, что наконец-то увиделись. Другие страны и города остаются каким-то фоном, не более.

Он снова с легкостью вписывается в мое пространство, как будто ничего не менялось. Мы пьем чай — это наше совместное увлечение. Он в прикуску с тортами, а я — с его разговорами.

Мне кажется, за пару часов я узнаю куда больше, чем за два года. По скайпу, по телефону у нас, как у всех, было куда больше общих фраз, чем сейчас. Он то и дело поворачивает ко мне свой смартфон, чтобы я посмотрела на его коллег, руководство, на огромную корпорацию, в которой успешно работает.

Радуюсь его успехам, смеюсь над забавными моментами, с которыми он сталкивался, пока обвыкал. Отделываюсь скупыми фразами, когда он интересуется, что нового у меня. Потому что те изменения, о которых действительно стоит упомянуть, стоят в горле комом и все еще под огромным сомнением. Я и сама в них толком не разобралась, чтобы пытаться объяснить кому-то еще. Дома без изменений, он и сам это видит и знает. А моя работа его не волнует.

Он четко очерчивает, что терпит ее только ради того, чтобы я выиграла спор.

И ликовать бы, что он на моей стороне, или хотя бы от того, что скоро я вкушу вкус долгожданной победы, а я чувствую горький привкус, и только.

И с сожалением понимаю, что за два года мы слишком многое потеряли. С Тимуром просто, легко, как и раньше. По-прежнему интересно, временами смешно. Он привлекательный парень, нас многое связывает. Но что-то важное, дорогое, возможно даже бесценное, безвозвратно утрачено.

Он рассказывает, балагурит, втягивает меня в свое настоящее, но я то и дело выскальзываю из его настоящего в собственное. Понятия не имею, в какой именно момент они разделились: мое настоящее и его. И не знаю: реально ли все это склеить.

Иногда прихожу к выводу, что нет, и лучше не медлить, не пытаться, не давать шанс друг другу, чтобы не жить потом в пустоте. Пытаюсь начать разговор, кручу на языке признание в том, что встретила другого мужчину, правда, пока не представляю, что у нас будет и что есть сейчас. Даже успеваю произнести несколько слов подготовки…

Но то и дело сбиваюсь.

Открытость Тимура, его уверенность, что у нас все в порядке, а это лишь минутное замешательство после долгой разлуки, и очередная его история обрывают мои откровения.

И я малодушно молчу.

Слушаю дальше, киваю.

И думаю о мужчине, чьи пошлые, но горячие слова отзвучали, но все еще не отпускают. Сковали сильнее веревок и незаметно, как сеть умелого паука, тянут меня обратно, к нему.

— Ну что, — объявляет громко Тимур, наверное, увидев, что я выпала из беседы, — приступаем к подаркам!

Он тащит меня за руку в гостиную, туда же вскоре возвращается с увесистым чемоданом, открывает его и, подмигнув, предлагает:

— Может, дальше сама? Здесь все для тебя.

— Не стоило, — бормочу я, рассмотрев этикетки известных брендов.

Он усмехается, выдергивает меня с дивана и, обняв, заверяет:

— Стоило, Аль, стоило. Мне хотелось сделать тебе приятное. Ты стоишь гораздо больше, чем все это барахло.

— Ну хоть на этом спасибо, — ворчу, сажусь на пол и рассматриваю гостинцы, потому что даритель на этом настаивает.

Он хохочет, усаживается вместо меня на диван и с ожиданием наблюдает за моей реакцией. А я перебираю дорогие вещи и совершенно не представляю, что теперь с ними делать. Особенно с нижним бельем, которым он решил меня обеспечить минимум на два года вперед.

Кручу в руках комплект из провокационных трусиков и прозрачного обтягивающего пеньюара черного цвета. Перехожу к белому, еще более пикантному. Провожу ладонью по красному — безумно красивому, которое смотрелось бы безупречно, сексуально и возбуждающе. И оставляю в покое.

— Ничего не понравилось? — спрашивает Тимур, словно считав мое состояние.

Подняв голову, натыкаюсь на вдумчивый взгляд и понимаю, что вот… вот и настало время для того самого разговора.

— Нет, — качаю головой, — просто думаю, что ничего из этого мне не пригодится. Понимаешь, я…

Опускаю взгляд всего на секунду, чтобы выпалить признание, которое обжигает, но меня тут же обхватывают руки Тимура и прижимают к себе, раскачивая, словно ребенка, который капризничает.

— Не торопись, — просит он, опускаясь на пол рядом со мной. — Аль, просто не торопись, хорошо? Я знаю, что накосячил, знаю, что виноват. Но все, о чем я прошу тебя — это не торопиться.

И эти объятия, эти слова будто накрывают меня плотным куполом, пряча под собой маленький огонек, который хотел вырваться. Хотел, но не смог, слишком слаб. Не потух пока — нет, притаился, ожидая или новой искры, чтобы загореться еще ярче, живее, или исчезнуть, забирая тепло и свет, если почувствует, что больше не нужен.


— Мы с тобой оба не будем торопиться, — уговаривает Тимур. — Ты просто отвыкла. Понимаешь? Ты просто отвыкла, Аль.

Его слова звучат убедительно. К тому же, синхронно повторяют те мысли, что мелькали и у меня.

Может, действительно, все дело именно в этом?

Я устала от одиночества, затаила обиду и просто отвыкла?

Мы долго так и сидим на полу, представляя собой какую-то живую, но неправильную фигуру, и отодвигаться друг от друга нет ни сил, ни желания.

Я не дергаюсь, когда Тимур поправляет прядь волос, которая упрямо щекочет мне нос. Не отшатываюсь, когда он склоняется, чтобы подуть на другую, еще более своевольную. И не сбегаю в панике, когда он прислоняется к моему виску своим лбом и оставляет легкий поцелуй, едва уловимый, но невероятно знакомый.

Он не отказывается от своих слов и когда на город опускается ночь, и нужно думать, кто где будет ложиться.

— Чур, я на диване! — озвучивает, заметив, что я уже откровенно зеваю и машет рукой, отпуская меня. — Иди, иди, тебе завтра на работу, а я могу отоспаться. К тому же, где все лежит, я еще помню.

Бросает на меня быстрый взгляд, но я игнорирую оговорку, которая снова указывает на долгое расставание — «еще». Еще — это неплохо, совсем не плохо для тех, кто так долго не виделся.