Мы так близко друг к другу, что слегка даже соприкасаемся пальцами. И оттого мой голос звучит несколько хрипло, когда я интересуюсь:

— Теперь ответы на эти вопросы хотите получить и вы?

Я чувствую, как взгляд мужчины скользить по моему лицу, и тоже смотрю на него, не понимая: то ли бьюсь о холод его серых глаз, то ли медленно умираю, плавясь в этом загадочном серебре.

— Нет, — отвечает мужчина, и мне приходится сосредоточиться, чтобы понять, о чем мы вообще говорили. — Но, возможно, я когда-нибудь получу ответ на свои.

Мы замираем, разделенные недопонимаем и дыханием. Губы пересыхают, невольно облизываю их, и тут же натыкаюсь на лаву, которая начинает бурлить, пугая своей силой и невероятной красотой, от которой убежать невозможно.

Да и зачем бежать, если без этого огня мне трудно, невыносимо, бессмысленно. Жду, когда лава сорвется, когда накроет меня с головой, и даже чуть-чуть ее подстрекаю, когда губы вновь становятся сухими, беспомощными, и…

Телефонный звонок разрывает нити, которые вновь рисуются между мной и мужчиной. Отвечаю на него машинально — привычка, должность, и я ведь еще не ушла на обед, а вдруг это важный звонок…

Не могу разобрать, что пытается мне втолковать какая-то женщина, а когда понимаю…

— Позже, Лен, — отмахиваюсь от старой знакомой. — Я перезвоню и все объясню тебе позже, договорились?

— Кто это был? — спрашивает меня генеральный.

И я, не подумав, отвечаю на автомате:

— Одна из ваших потенциальных невест.

А потом спохватываюсь, осознавая, что именно сказала, в какой момент и кому, но…

Поздно.

Слишком поздно, чтобы исправить.

Лава срывается, и обжигает так, что становится даже чуточку больно от того, насколько она ледяная.

— Прекратите этот фарс с поиском для меня невесты, — чеканит каждое слово мужчина.

— Но, Лев Николаевич…

— О должности начальника отдела продаж можете не беспокоиться, — прерывает он меня, не желая дослушать. — Она будет вашей. И испытательным сроком, естественно.

Мой телефон опять разрывается, и мне не нужно смотреть на экран, чтобы догадаться, что это вновь звонит Лена, которой слишком понравился этот мужчина, чтобы ждать объяснений и вечера.

И это же понимает и генеральный, мазнув взглядом по моему телефону.

— Даже не вздумайте, — говорит он, сжимая мою ладонь, как будто я не просто уже назначаю свидание, а договариваюсь в загсе о росписи. — Забудьте о нашей договоренности. Мне не нужна невеста. А если продолжите…

Моя рука в его хватке, но я и не думаю вырываться. Да и это и бессмысленно, особенно когда он склоняется надо мной, прожигает мое нутро своим взглядом и предупреждает меня:

— Если я узнаю, что вы продолжаете… если только заподозрю, что вы продолжаете… — Он резко выдыхает и озвучивает угрозу. — Я решу, что личная жизнь у вас не настолько насыщена, наплюю на то, что у вас есть жених, и оттрахаю так, что вы забудете и его, и свое имя. Единственное имя, которое вы будете в состоянии вспомнить — это мое. А так как у вас с этим проблемы, мой урок будет долгим. И даю гарантию — не единственным. Так что не делайте глупостей.

Отпустив мою руку, он в два шага пересекает кабинет, а я так и стою, глядя перед собой. Голова чуть кружится, ноги не держат, белые цапли, кажется, уже даже взлетают…

— Меня сегодня не будет, — доносится до меня голос мужчины. — Цветок поливать по чуть-чуть, необильно, но каждое утро. Желательно до чашки кофе, с которой вы не можете справиться час.

Я слышу, как открывается дверь.

И он просто уходит.

Глава 66

Лев

Я знаю, что проще было бы ее отпустить. Уволить, перевести на другую должность, отправить в длительный отпуск — все, что угодно. Потому что смотреть на нее и знать, что она провела ночь с другим…

Сдохнуть и то куда легче, чем думать, представлять, как она провела эту ночь.

От одной мысли, что она отдавалась другому у меня словно выжигает все внутренности. И хрен его знает, почему ревность печет слишком сильно, и почему отпустить не могу.

То, что я увидел у машины — как один мощный удар, последствия которого становятся все ощутимей с каждой минутой. И пока Алла вчитывается в документы, деловито отвечает на звонки и сверяется с графиками, я чувствую, как внутри меня что-то сминается в крошево.

Последней каплей становится ее заявление, что у нее на обед уже есть свои планы и звонок от моей потенциальной невесты. Понятия не имею, как удалось сдержаться и не сделать со своей помощницей прямо сейчас все, что ей обещал.

И пусть бы потом ее трахал ее женишок, пусть бы ублажал ее после меня, пусть бы пил ее стоны, которыми она поила меня.

Но, бля…

Наверное, я потому и сдержался, что не смог бы ее отпустить. И потому, что не врал — одного раза мне было бы мало.

Да и не остыла она еще после другого. На ее губах все еще его поцелуй. И то, как часто она облизывала губы, говорило только о том, что она вспоминает об этом. Вспоминает и хочет еще.

И, скорее всего, получит во время обеда. Не еда ей нужна, в работе она о ней забывает.

Выхожу из кабинета, чтобы немного остыть, потому что, блядь, это слишком. Слишком болезненно, непривычно и слишком сбивает с катушек.

После того, что было, она спокойно выбирает другого и так же спокойно предлагает другую мне. Что за на хер?!

Понимаю Толстого — с Карениной иначе никак. Одну из них мне хочется придушить, встряхнуть хорошенько, заткнуть ей рот поцелуй и трахать жестко, без остановки, чтобы выбить из нее и из себя все мысли о светловолосом мальчишке, с которым она целовалась.

Как идиот искал для нее этот цветок…

Так символично — крылья, белые крылья, новый полет…

Хрен там.

Она уже полетала.

Всю ночь летала. Пока я думал о ней и катился в какую-то пропасть, потому что ее не было рядом.

Не пропасть даже — дыру.

Гулкую, давящую, взрывающую мое прошлое, и заставляющую еще раз взглянуть на него, прежде чем выбросить.

Многое пересмотрел — что-то хорошее, светлое, что-то тягучее, полузабытое, то, что давно похоронено, а вот же, и оно показалось, чтобы напомнить.

Напомнить о том, как легко рядом со мной ломаются люди.

Как я их ломаю.

А сегодня, будто вчерашнего мало, мое прошлое показало то, что с теми, ушедшими, забытыми, сломленными происходит в реальности, в данный момент, когда уже ничего не связывает, оборвано все, а нет — тянутся нити. Тянутся, пересекая зачем-то наши реальности.

Может быть, чтобы я больше никого не сломал?

— Да, брат, — стонет Лука, когда я вхожу в его лавку, — ты свою рожу в зеркало видел? У меня столько чая не будет, чтобы ты успокоился. А дерьмового вина у тебя с собой нет, так что предлагаю другой, более действенный выход.

Прекрасно понимаю, о чем он. Но так как байка у меня уже нет, Лука предлагает мне свой. От души отрывает.

— Авось не развалишься, — усмехается, когда я вновь чувствую под своими ногами железную мощь.

Лавка закрыта, несмотря на толпы поклонниц. В офисе отдувается Макс. Я даже скидываю часть работы на утомленного Пашку, но, кажется, он только рад отползти подальше от пальмы в комнату номера и холодок.

И мы со старым приятелем, с которым исколесили много дорог и много чего повидали, уносимся прочь. Подальше от города — туда, где никого не волнуют статус и настоящее имя, потому что есть кличка, которая прикипела, даже если ты сам про нее и забыл. Туда, где свобода, ветер и скорость.

— О, Хищный приехал! — слышу вокруг знакомые голоса.

И тут же смех и подколки, что своего коня потерял и пытаюсь стреножить чужого. Вопросы: за какие заслуги Лука позволил оседлать его «друга», если на этом байке не возил даже девушек.

— Бабам всегда есть место на моем члене, — огрызается со смехом Лука, пока я приветствую старых знакомых и опять привыкаю к тому, что раньше было обыденным.

Смех, дым сигарет, стынущий над городом, что остался внизу, и сверкает пустыми огнями.

Пустыми, потому что не греет, не держит, не тянет обратно.

И я отключаюсь.

Забываю, оставляю у себя за спиной все, что мешает летать, мчаться без страха и без мыслей, что тебя кто-нибудь ждет.

Опасное состояние. Потому и ушел, потому и продал свой байк, что слишком бесстрашно летал.

Хотя это был лишь предлог, с этим можно было мириться. Не так — я раньше не представлял, как без этого жить. А причина того, что я окончательно сменил два колеса на четыре состояла в другом.

И сегодня она о себе заявила.

Я узнаю ее сразу, хотя от прежней женщины, от моей женщины, в ней уже ничего не осталось.

Такая же роскошная, удивительно хрупкая, в коротком красном платье, которое обнажает ее стройные ноги, цепляя взгляды мужчин. Тех, кого не впечатлили ее длинные, шелковистые волосы такой черноты, что вороны позавидуют. И тех, кто еще не пялится на ее пышную грудь, с каждым шагом будто мечтающую вырваться на свободу и лечь в мужскую ладонь.

Такая же внешне. Но внутри совершенно другая.

В ней будто бурлит тот хмель, что я разбудил.

Ее громкий смех разносится по округе, дым от ее сигареты перебивает ментолом запах бензина, железа и осени. А ее губы то и дело приклеиваются к бородатому байкеру, с которым она появилась на сходке.

Она липнет к нему, как будто вечность не виделись, хотя, скорее всего, еще пару минут назад отдавалась ему где-нибудь в переулке. При свете фонарей и зная, что их могут увидеть. Даже желая того, чтобы их кто-то увидел.

Он любит экстрим, секс и деньги, и все имеет в избытке. Она любит деньги, секс и экстрим.

Зеркальная идеальная пара.

Ветер путается в волосах женщины, бросает ей их на лицо, а потом вынуждает ее обернуться.