Перед уходом первый помощник капитана пообещал прийти завтра — договориться насчет погрузки.

— Здесь пахнет смертью, — сказал Энтон и поежился.

— Давай вернемся к Рамси, а то док там все разнесет.

— Если не возражаете, сэр, я хотел бы вернуться на судно.

— Спокойной ночи, парень, и с Новым годом!

Они расстались. Первый помощник капитана поспешил к Рамси, а Энтон зашагал по направлению к доку. Немного погодя он остановился и посмотрел в небо, на Южный Крест. И, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошел прочь от берега.

Глава 9

В бурлящей толчее вокзала в Момбасе беспрестанно кричали индусы:

— Деньги! Деньги! Рупии, фунты, пенсы!

Гвенн огляделась и увидела древние грузовики и запряженные волами повозки с новыми партиями переселенцев. С платформы соскочили носильщики и поспешили на помощь.

Проводники-сомалийцы в белой накрахмаленной униформе из хлопка и красных фесках продавали билеты: первый класс — для европейцев. Африканские женщины торговали на улице плодами манго, папайями и бананами, доставая их из широких мелких корзин. Европейские женщины из церковной общины предлагали чай и лимонад с тележки; слуги разливали чай и присматривали за чашками. Гвенн вспомнила Киплинга.

Тревожась из-за обмена, она приобрела у менялы индийские рупии. Потом взяла билет и купила завернутые в банановый лист орехи кешу. На дальнем конце платформы показался Адам Пенфолд. Он помогал супружеской паре с багажом.

Она залюбовалась довоенными вагонами угандийской железной дороги, удачно перекрашенными в кремовый и светло-шоколадный цвета. Из-под громадных колес «болдуинов» — американских локомотивов — повалил пар: поезд готовился преодолеть триста тридцать миль до Найроби. Гвенн забралась внутрь и отыскала свое место. После чего, опустив окно, выглянула наружу.

— Надеюсь, вы благополучно доберетесь до Найроби, — с улыбкой сказал Пенфолд, стоя на платформе и салютуя тростью. — У старика «болдуина» героическое прошлое. Он дважды сходил с рельсов, подорвавшись на минах фон Леттова, и с тех пор от него постоянно идет пар. Как от меня. Он уже не способен карабкаться от Найроби вверх до озера Виктория, только и остается, что гонять его до Момбасы и обратно.

— Я уверена: все будет хорошо. Еще раз спасибо за ночлег. Жалко, что вы не позволили мне заплатить.

— А мне жалко, что я не могу составить вам компанию. Нужно встретить и отправить следующую партию. Может, еще догоню вас по пути на север. Там только одна дорога.

Паровоз дважды просвистел. Заскрипели буфера. Поезд медленно потащился прочь от Момбасы, увозя в четырех маленьких вагончиках девяносто пять усталых поселенцев.

После трех дней в Момбасе Гвенн и Бевисы стали закадычными друзьями. В баре клуба их усердно потчевали информацией и советами, и они особенно тщательно выбирали места. Первой напастью была пыль. Большую часть пути приходилось укреплять рельсы балластом, но это оказалось не слишком эффективно. В сезоны дождей состав поднимал фонтаны жидкой грязи и качался из стороны в сторону на рельсах, идущих по раскисшей земле, больше похожей на болото. Зато в засушливые периоды земля затвердевала, точно скала, и колеса подпрыгивали, как ненормальные.

Сейчас был как раз засушливый период. Когда поезд пересекал пустыню Тару, красная латеритная пыль даже при закрытых окнах проникала в вагоны, особенно хвостовые, и окутывала пассажиров слепящим облаком.

В отличие от современных вагонов с узкими проходами, купе здесь (недаром их называли «лошадиными стойлами») открывались прямо наружу. На ночь в каждом купе откидывались четыре полки, однако в переполненных поездах, чье расписание было приурочено к прибытию парохода, пассажирам приходилось спать либо по очереди, либо сидя — на протяжении всех тридцати часов до Найроби. Кроме Бевисов, соседями Гвенн по купе оказались Голты — сильно нервничающая супружеская пара с двумя маленькими девочками. Мальва, очевидно, уже считающий себя частью домашнего обихода Луэллинов, устроился в багажном вагоне в хвосте поезда, отдыхая среди кучи корзин и чемоданов в обществе других африканцев и «зайцев» из числа европейцев.

Дочери Голтов — восьми и десяти лет от роду — засмотрелись на банановый лист в руках Гвенн, из которого на пол упали два орешка кешу. Старшая нарисовала на красном от пыли лице сестры что-то непонятное.

Кряхтя и пыхтя — вот когда в полной мере сказался возраст! — локомотив начал карабкаться на прибрежное плато. Гвенн развернула банановый лист и угостила попутчиков орешками. Когда поезд сбавил ход на подъеме, она хорошо рассмотрела иссушенную почву, покрытую чахлым кустарником.

Вечно страдающий от жажды, «болдуин» чуть не каждую минуту бросал вызов машинисту. Спустя час после того, как они оказались за пределами Момбасы, стрелка водомера резко пошла вниз. Среди кустов за окнами стали попадаться обгорелые: искры от паровоза зажгли мини-пожары. На семидесятой миле машинист затормозил возле громадного резервуара с водой.

Гвенн увидела длинную трубу, по которой вода из водоема, расположенного примерно в девяноста ярдах от железнодорожной колеи, поступала в возвышающийся над землей большой деревянный бак. Потные кочегары спрыгнули на землю. В поезде открыли все двери. Пассажиры тоже вышли из вагонов — размяться. Для большинства это было первое знакомство с африканской растительностью. Гвенн с удовольствием вдыхала ее резкий запах, немного похожий на запах шалфея.

Девочки Голтов в мятых клетчатых юбочках выскочили из купе и понеслись вдоль состава — догонять двух мальчишек, которые бросали камни в суслика. «Смотрите, змея!» — вскрикнул один мальчик. Миссис Голт бросилась к детям, громко взывая о помощи.

Мальва в мгновение ока оказался рядом с детьми. Палкой, похожей на рогатину, он пригвоздил змею к земле, а затем поднял за хвост и показал детям извивающееся чудовище. Родители пришли в ужас. Змея стала вертеть головой, поворачивая ее в одну сторону, пока ее туловище не превратилось в штопор. Она вдруг сбросила кончик хвоста и, снова свободная, юркнула в кусты.

— Не бойтесь, — произнес Бевис, успокаивая миссис Голт. — Это всего лишь песчанка. Во время войны в окопах мне приходилось видеть, как они охотятся на крыс. Рацион лучше нашего. Песчанка безобидна. Вот кого следует остерегаться, так это мамбы: она бегает быстрее человека и посылает в нокаут почище маузера.

— Ты не должен был делать ей больно! — закричала на африканца десятилетняя Анна Голт, тряся запыленными косичками. Голубые глазенки гневно сверкали. Она вырвала из рук Мальвы змеиный хвост. — С хвостом было красивее.

— У нее вырастет еще один, мисси, — успокоил ее африканец и подмигнул Гвенн.

Три часа спустя поезд остановился на станции Вои, как раз напротив столовой. Грубые деревянные шесты, словно колонны, поддерживали жестяную крышу. Гвенн поразил контраст между убогой обстановкой и прекрасным обслуживанием. Сама деревня Вои — скопление одноэтажных строений — расположилась в сотне ярдов от станции. Один из четырех населенных пунктов между Момбасой и Найроби.

— Назарет рад приветствовать вас! — весело произнес хозяин-гоанец, кланяясь и широко разводя руками, приглашая путешественников в свое заведение. Гвенн заметила: то, что хорошо для Назарета, плохо для обслуживающего персонала. Не успевшие отдохнуть после обслуживания двух предыдущих поездов, в замызганных белых перчатках, официанты-индусы помогли женщинам и детям рассесться. Мужчины, больше томимые жаждой, чем голодом, взяли из бадей с холодной водой бутылки с пивом «Таскер» и пошли пить его на свежем воздухе, любуясь быстро догоравшей полоской закатного неба.

— Раньше здесь было интереснее, — разглагольствовал Тони перед группой новичков, угостивших его виски «Сэнди Макдональд». — Был случай — в девяносто девятом — итальянец, немец и англичанин устроились на ночлег в спальном вагоне, стоявшем на запасной ветке недалеко отсюда, в Цаво. Они не закрыли дверь, чтобы дышать свежим воздухом. Колбасник забрался на верхнюю полку. Макаронник растянулся на полу. Англичанин сидел у окна, высматривая людоеда, за которым они и приехали в эту глушь. И что вы думаете? Итальянец проснулся и обнаружил, что лев поставил одну лапу ему на спину и как раз намеревается схватить англичанина!

Бевис промочил горло и продолжил свой рассказ:

— И вот, значит, колбасник прыгает с полки прямо на хищника, а тот хватает зубами англичанина и сигает в окно — попировать на свежем воздухе. Заметьте — лев был крупным специалистом: людоед старой закваски!

— А правду говорят, — спросил один солдат, тараща глаза, — что львы предпочитают европейцев: вроде бы у нас мясо более соленое?

— А что бы сделал ты на его на месте? — ответил Бевис, приканчивая виски. — Видишь ли, у этих людоедов из Цаво выработался вкус к иностранцам. Обычно они начинают с задницы, сдирают кожу жесткими, как наждак, языками, лакают кровь — и только после этого принимаются за мясо. Передайте «Таскер», пожалуйста.

Назарет зажег висящие над столами газовые лампы; к ним тотчас устремились жирные мотыльки и полчища москитов. Анна пальцами выудила из тарелки с супом хлопающего крыльями мотылька. Бережно держа трепыхающееся насекомое за брюшко, девочка вытерла его салфеткой и нежно подула. И страшно расстроилась, когда клочки хрупких крылышек осыпались на скатерть, словно старый пергамент.

— Неужели было бы лучше дать ему утонуть? — воскликнула она сердито.

Саманте Голт повезло еще меньше: она лишь глубже вдавила бабочку в жирный кусок бомбейского масла.

— Не волнуйтесь, дорогая, — сказала другая мамаша в утешение миссис Голт. — Эта тухлятина ни на что больше и не годилась. Она старше поезда — смотреть противно.

— К счастью, — гнул свою линию Бевис, пока остальные мужчины время от времени отлучались порыться в багаже и возвращались с бутылками и флягами, — ни один томми не отправляется на прогулку без того, чтобы основательно проспиртоваться. Людоеды от этого не в восторге.