Ева Мелоди - Отец моей подруги

Распахиваю глаза, подскакиваю, комкая в руках одеяло.

– Что все это значит, блядь? – голос Павла становится с каждым словом все более пронзительным, в нем плещется ярость. – Что это, я, мать твою, спрашиваю? Ты трахаешься с моим отцом?! Давно?

У меня пропадает дар речи, всю колотит. Никогда в жизни мне не было настолько стыдно и страшно одновременно. На лицо Павла больно смотреть, оно в прямом смысле перекошено от злости.

Самое паршивое, я ничего не могу ему ответить. Сижу на постели, сжавшись в комок, и молчу как идиотка. Зубы стучат, по позвоночнику словно склизкая змея ползет. Дыхание – как у рыбы, выброшенной на берег…

– Молчишь? Какая же ты сука! В самом страшном сне такое предположить не мог! – с ненавистью выплевывает Павел.

– Все не так! – вырывается у меня. Я даже подумать не успеваю, рыдание рвется вслед за этой жалкой попыткой оправдания….

– Не так? Ты еще смеешь что-то пытаться объяснить?

– Нет! Вижу, что бесполезно!

Соскакиваю с постели, прижимая к себе одеяло, хотя я в одежде, и наверное, так только хуже, показывает что мне есть что скрывать… Но мне сейчас уж точно не до логики. Хочется бежать куда глаза глядят от этой ужасной, грязной, мучительной сцены. У нас ничего не было с Олегом, но разве это оправдание. Ведь меня и правда тянет, безумно тянет к Архипову-старшему! Так что все что сейчас извергает на меня Паша – по делу. Пусть даже я ничего не обещала ему… Я слишком поздно расставила между нами все точки над «i». В этом моя безусловная вина…

Попытка выскочить из комнаты проваливается, Павел хватает меня сзади как котенка, за шкирку, бросает на постель.

– Я тебя не отпускал!

– Что ты себе позволяешь? Разве я перед тобой чем-то обязана?! – кричу в ответ. Перед глазами все размыто от слез, текущих по щекам. Никогда не думала, что кто-то посмеет вести себя со мной как с последней шлюхой. Но сейчас происходит именно это…

– Я никогда не была с тобой, чтобы ты смел такие сцены закатывать! – вырываются у меня жестокие слова. И я тут же о них жалею, несмотря на то что Павел меня спровоцировал…

– Да что ты? – его лицо перекошено от ярости. – Я, как дурак, за тобой ухаживал. Думал, ты скромная, приличная. А ты, оказывается, по старым папикам? Я для тебя мелковат был?

– Нет! Ты все неправильно понял! Абсолютно неправильно! Просто… мы не подходим друг другу…

Моя попытка объясниться приводит Павла в еще большее бешенство.

– Да на твоем месте любая нормальная баба визжала бы от радости, получив внимание от меня. Дура провинциальная, кому ты нужна без денег и прописки? Моя мать тебя на работу устроила, сестра подкармливала. Я – пылинки был готов сдувать… Но тебе все мало, да? Сука… Ты о чем думаешь, что отец с тобой серьезно? Он только использует баб, ясно? И выбрасывает…

Павел широкими шагами меряет комнату, его руки сжаты в кулаки и мне вдруг становится очень страшно. Ужас сковывает все тело. Я уверена, что в таком состоянии он может даже ударить…

Конечно же, своим отказом от отношений я затронула его больное место.

Поэтому лучше сейчас ему не возражать, эта вспышка гнева вызвана не чем иным, как его оскорбленным самолюбием. Вряд ли он сам верит в то, что говорит.

Можно понять его боль и ярость. Он выговорится и остановится…

Но стоит мне все это проговорить про себя, в попытке оправдать оскорбленного парня, как Павел снова бросается ко мне. Хватает как куклу, я вырываюсь, делаю пару шагов к двери, но подворачиваю ногу и вскрикиваю от боли. Павел хватает меня, его руки очень больно стискивают талию. Он бросает меня обратно на постель.

– Что ты делаешь?! Оставь меня в покое, пожалуйста! – кричу, срывая голос. Сейчас мне становится не просто страшно, я уже едва дышу от паники.

– Я тут подумал, раз папаша мой получил свое, так почему и мне не поживится. Пусть и остатками.

Мерзкие слова не сразу доходят до сознания. А когда понимаю, о чем он говорит, Павел нависает надо мной, пригвождая своим торсом к постели, вжимаясь в меня грубо и бесцеремонно.

– Что ты делаешь?! Ты ополоумел? Между мной и твоим отцом ничего не было! Немедленно слезь с меня!

– Ага и вообще ты девственница, – хмыкает мерзавец, противно ухмыляясь.

– Отпусти! Отпусти сейчас же! Не смей!

Не могу нашарить одеяло, чтобы попытаться натянуть на себя, в то время как руки Павла хватают за края моей пижамы и рвут, раздается треск, который кажется мне оглушающим грохотом.

– Нет! Нет!

Пытаюсь ударить его, но ничего не выходит. Пальцы Павла, как наручники, смыкаются вокруг моих запястий.

– Ты с самого начала вела себя со мной так, будто я пустое место. Потому что думала, денег мало у меня? У меня есть деньги, сука. Я тебе заплачу. Надо было сразу сказать, что ты из таких.

– Отпусти, – шиплю сдавленно. Павел покрывает мое лицо, шею, грудь, наглыми, нарочито влажными, поцелуями, больно царапая щетиной. Мое лицо мокрое от слез, кожа горит, перед глазами все плывет. – Я тебя убью, слышишь? Ненавижу тебя, ты мне омерзителен! Подонок! Слезь немедленно, урод!

Павел вместо ответа рвет на мне бюстгальтер, срывает его с меня и отбрасывает в сторону.

– Нет! – перед глазами пляшут черные мушки, мне нечем дышать. Мужские бедра вжимаются в меня, демонстрируя эрекцию, что вызывает внутри глухое рыдание.

Внезапно вес. прижимающий меня к постели, пропадает. Только в этот момент понимаю, что зажмурилась. Открываю глаза – Павел валяется в углу комнаты, над ним стоит Олег.

– Ты совсем с ума сошел? Что ты творишь? – орет он на сына.

Павел бледен как смерть, но глаза все еще налиты бешенством.

– Ты это меня спрашиваешь? Серьезно? Мою девушку выебал, а теперь лекцию решил прочитать?

– Немедленно замолчи. Тебе лучше уйти. Немедленно.

Все это произнесено тихим, но таящим угрозу голосом. Эти короткие реплики звучат отрывисто и бесстрастно, словно военные команды. Но ясно что внутри этого мужчины бушует ураган. Поднимаю глаза на Олега, его лицо тоже бледное как мел, под кожей ходят желваки.

– В защитника значит сыграть решил? – не унимается Павел. – Думаешь она впечатлится, и еще раз тебе даст? Ты мне омерзителен! Ты знал, что она моя девушка!

– Я не твоя девушка! – не знаю, как нашла в себе силы это выкрикнуть.

Олег поворачивается ко мне. Вижу в его глазах боль от этой грязной сцены. Понимаю, чего ему стоит все это сейчас выслушивать. Ведь его вины ни в чем нет… ни грамма. Моя – да, присутствует… я не сразу объяснила Павлу свои чувства… давала ему надежду… Сейчас мои поступки кажутся мне чудовищными, ужасными. Я себя ненавижу, даже сильнее чем Павла, который повел себя сегодня как последний подонок. А я… я оказалась яблоком раздора между отцом и сыном! Что может быть хуже…

Мы смотрим друг на друга. Сглатываю комок в горле. Во взгляде Олега – боль, в моем – вина. Нас окутывает ощущение обреченности. Если до этого утра могла быть какая-то надежда… То сейчас все окончательно похоронено… Секунды кажутся вечностью. Кожа начинает гореть… от стыда и отчаяния. На негнущихся ногах, обхватив себя руками чтобы прикрыть груди, выбегаю из комнаты. Вбежав в свою, наспех что-то напяливаю на себя. Даже не понимая, что…

В одном повезло – такси ловлю моментально. Когда водитель кивком подтверждает что свободен и может меня отвезти – едва сдерживаю рыдание, от облегчения. Сейчас мне нужно одно – спрятаться в своем убежище и выплакать отчаяние и стыд, которые душат меня. Выплеснуть горе и забыть, избавиться от ярости, твердым комком застрявшей в груди.

А потом начну все сначала. Истреблю зависимость, охватившую меня. Нам уж теперь точно ничего не светит с Архиповым старшим, после этой грязной жуткой сцены.

– Дашка звонит, третий раз уже за день, – ворчливо сообщает мама. – Что произошло, дорогая? Почему ты ее избегаешь?

Прошла неделя с того момента как я бежала из квартиры Архипова, точно испуганный заяц, или даже скорее как преступник, застигнутый на месте преступления. В тот момент и по сей день мне хотелось одного – спрятаться и никого не видеть. Сутки я провела в одиночестве своей квартиры, долго отмокала в ванне, но так и не смогла победить леденящий озноб, от которого колотило все тело. Мне было очень плохо и безумно стыдно. Лицо опухло от слез, так что сама с трудом себя в зеркале узнавала.

Потом вернулась из гостей мама, и началось лицемерие, я изображала, что все в порядке, чувствуя себя при этом распоследней лгуньей.

– Я не избегаю, мам.

– Детка, ну я же вижу. Ты можешь попытаться обмануть кого угодно… но только не меня. Не понимаю, зачем ты мне врешь, почему не хочешь рассказать правду. Ведь я никогда тебя не осуждала…

– Мам, честное слово, все хорошо. Просто завал в универе. Закончу доклад и перезвоню Дашульке, обещаю…

– И на работу не собираешься… В прошлом году перед праздниками завал работы был… – продолжает тревожиться мама.

– Я не успеваю совмещать…

– Ты же на поездку копила. Передумала?

– Наверное, не получится. Мне там тяжело работать, совмещать. Найду что-то попроще.

– Ну как скажешь, – качает головой мама.

Мне тошно, что так веду себя. Ни про увольнение, ни про скандал с Павлом не могу рассказать. Слишком больно и стыдно все это вспоминать.

Про Олега запрещаю себе думать. Наверное, и ему непросто после такого инцидента будет с отцом отношения наладить…

***

– Привет, Дашуль, – набираю, как и обещала маме, подружку. Не могу же вечно ее избегать, Дашка упрямая и все равно найдет способ меня выловить, может и домой явиться.

– Привет пропажа! – раздается в ответ возмущенный голос. – Ну, знаешь! Тебе сложнее чем в Кремль дозвониться!

– Извини, запарка с учебой…

– На которой ты не появляешься? Я недавно со Светкой Петровой созванивалась, она сказала, что больше недели нет тебя на учебе.