— Да что ты за упрямица такая?! Я же говорю — не имею право подставлять своих близких. Этим кто-то может воспользоваться! — Она горделиво мотнула головой, продолжая разглядывать ковер. — Ты же видела, на что некоторые способны, — привел последний довод. — Я не хочу потерять вас, понимаешь?

— Ты сказал своих близких… Значит ли это, что ты относишься к Дане по-настоящему? — настороженно спросила девушка, наконец поднимая на меня взгляд.

— И не только к Дане, — шагнул к ней ближе. — Когда-то я поклялся, что больше никого не подпущу к себе. Потому что слабостей не прощают. Но ты с ним… — вздохнул, тщательно обдумывая слова. — Вы стали для меня важными, близкими. Наверное, это называется семьей.


— Почему? Тебя кто-то обидел? — с тревогой в голосе спросила Женя.

— Это… долгая история.

— Ясно. Извини.

Чувствовал, что она снова закрылась. Не знал, как рассказать о том дне, когда потерял все. Ведь я оказался достаточно глуп, чтобы не заметить очевидного, и из-за этого пострадали многие. В том числе и я.

— Просто поверь — у меня были причины для подобного. Но сейчас все изменилось.

— Я очень хочу тебе верить. Правда.

— Но?

— Но боюсь ошибиться. Как и ты. Ты тоже мне нравишься, Саша. И я понимаю, что, наверное, тебе со мной сложно и что я не такая опытная, как должна бы…

Она говорила что-то еще, но я видел лишь ее губы. Разве можно было быть такой соблазнительной и трогательной одновременно?

— Прости… — выдохнул, прежде чем поцеловать. Она ответила не сразу. Но быстро сообразила, что к чему.

— Погоди, — попросила Евгения, отстранившись. — Мне надо к Дане. Он ждет, чтобы продолжить игру.

Сфокусировался на ней, затем посмотрел на лежавшую на столе открытку. И Воронцова проследила за моим взглядом.

— Откуды ты узнала?

— Разве это важно?

— Да, я хочу знать. — Но она снова заупрямилась.

— Я всего лишь хотела помочь вам стать ближе, думала ты поймешь, как важно общение с сыном…

Отпустил ее и отошел к окну. Передо мной встал выбор: либо здесь и сейчас рассказать правду о моем прошлом, либо и дальше жить, как раньше.

— Я не хотел расстраивать Даню. Просто все получилось слишком неожиданно. И с этими шашлыками… Не стоило.

Повисла оглушающая тишина. Я ждал, что Женя вот-вот уйдет. Наверное, разочаруется, что не оценили ее стараний. Но вместо этого она подошла и обняла со спины.

— Это непростой день для тебя, да?

— У всех есть непростые дни, — горько усмехнулся я.

— Но ведь мы можем попробовать изменить это? — так она говорила всегда с сыном, когда тот капризничал и отказывался делать то, что его просили: ласково, нежно, любяще. — Ты не один, Саш. Больше нет.

— В этот день погибли мои родители и брат, — неожиданно признался я. Спонтанное решение. — Много лет назад. Мы поехали в конезаводческий центр на мой день рождения. Я очень долго упрашивал родителей, и они, наконец, согласились. Когда ехали обратно, мне приспичило в туалет, и после долгого нытья отец все же остановился у обочины. До сих пор помню, как брат обозвал меня зассанцем и смеялся, пока я бежал до ближайших кустов. У меня заело молнию в штанах и, постеснявшись, зашел подальше за деревья. Когда уже застегивался, услышал какие-то крики. А, выглянув, увидел, как трое громил вытащили родителей из машины, я едва бросился к ним бежать, когда один из них пристрелил обоих.

Я замолчал, переводя дыхание. Никогда и никому я не рассказывал этого. И не знал, как отреагирует на это Женя.

— А затем они просто уехали.

— А твой брат?

— Не знаю. Когда подошел к машине, его уже не было. Я так и сидел рядом с родителями, глядя в их стеклянные глаза, пока мимо не проехала еще одна машина. Взрослые вызвали полицию, а дальше я уже смутно помню, что было. Меня отвезли в больницу и долго пичкали всякими лекарствами, потому что я больше недели не мог говорить. Родственников у меня не было в тот момент, так что меня определили в детский дом. Только там я спросил про Андрея. Но мне сказали, что его не нашли. До сих пор мне иногда снится тот день — как я сижу и смотрю в их мертвые глаза и ничего не могу сделать…

— Мне так жаль, — Воронцова крепко обняла меня. — Ты поэтому так не любишь этот день?

— Достаточно причина, не считаешь?


— Более чем. — Она обошла меня и встала с другой стороны. — Прости, я не знала. Не хотела бередить твои раны.

Провел тыльной стороной ладони по ее щеке. В ее взгляде было столько сочувствия. Не жалости, а именно сопереживания, что я едва не задохнулся. Это было непривычно. Всю жизнь я учился быть сам за себя, держать удар и никому не показывать слабость. И сейчас вот позволил…

— Ты не виновата, — возразил, обнимая ее. — Даня сильно расстроился?

— Есть такое. Поговоришь с ним?

— Да, конечно.

Поцеловал ее в висок, поглаживая по спине. Рядом с этой женщиной я чувствовал внутреннее спокойствие. Удивительно, но она влияла на меня каким-то невероятным образом — могла завести, спровоцировать, но вместе с тем подарить чувство покоя.

— Надо предупредить Валю, что все отменяется.

— Подожди. Ты об этом спрашивала в тот вечер, когда пришла ко мне в своей противозаконной пижаме?

— Почему это противозаконной?

— Потому что она лишает возможности здраво мыслить, — усмехнулся в ответ.

— То есть ты правда не слушал меня тогда? — искренне изумилась девушка.

— Почему тебя это так удивляет?

— Думала, это все преувеличение, что мужчины теряют голову, когда женщины… ну… в общем…

— Когда рядом полуголая женщина, которая сводит с ума? — подсказал ей.

— Ну да, — окончательно смутилась Воронцова, покраснев.

— Женя, что ты со мной делаешь… — Наклонился, поцеловал, прижимая к себе. — Ты меня с ума сведешь когда-нибудь…

Нас прервал тактичный стук в дверь. Мы резко замерли и посмотрели на нее.

— Кто это? — первая пришла в себя девушка.

— Наверное, кто-то из охраны.

Однако на пороге стоял Григорий, державший за руку Даниила.

— Прошу прощения, но ребенок очень просился к маме.

— Тебя долго не было, — виновато произнес тот.

— Прости, зайка, — бросилась к нему та. — Мы тут с твоим папой немного заболтались.

— Ты с ним теперь дружишь? — хмуро спросил ребенок, бросив на меня обиженный взгляд.

Она обернулась ко мне, явно намекая на что-то.

— Кстати, ужин будет через пять минут, — вклинился управляющий и оставил нас одних.

— Дань, — присел перед мальчиком я. — Ты извини, что я растерялся. Мне очень понравился твой подарок. Правда. Просто меня давно не поздравляли, и я забыл, как это.


— Никто-никто не поздравлял? — изумился малыш.

— Никто-никто, — подтвердил я.

— Тогда теперь мы будем поздравлять тебя дважды, — важно заявил он. — За себя и за тех, кто не поздравлял.

Женя, стоящая рядом, выразительно хмыкнула, явно сдерживая смех.

— Я буду только рад, — ответил, обрадовавшись, что маленькие дети очень легко переключали внимание. — Как насчет ужина?

— А шашлыки? — тут же встрял Данька. — Ой, мама говорила, что это сюрприз, — спохватился, прикрыв ладошкой рот.

— Шашлык придется перенести на завтра. Иначе Валентина нас перестанет кормить. Идем?

Мальчик дал мне руку, а вторую я протянул Жене. Она посмотрела в ответ с такой нежностью — не удержался, прижал к себе и поцеловал.

— Вы целуетесь?! — шокировано произнес малыш, о котором я попросту забыл в этот момент. Девушка растерянно посмотрела на меня. — Вы что, теперь поженитесь?!

Евгения закашлялась после его слов, а я понял, что вообще-то мысль не вызывала у меня противоречий. Просто раньше она не приходила мне в голову. Все эти формальности не интересовали меня по одной причине — я не собирался заводить семью и детей. Но теперь, когда все обернулось таким образом…

— Мне кажется, Григорий будет очень зол, если мы опоздаем, — тактично заметила Женя.

— Мам, ты не ответила, — упрямо заявил малыш. — У Маши тоже мама с папой жили отдельно, а потом стали мужем и женой, когда стали целоваться.

Тут девушка покраснела еще сильнее и посмотрела на меня беспомощным взглядом.

— А когда они поженились: до или после того, как целовались? — спросил у сына.

— Вроде после, — неуверенно предположил тот.

— Тогда у нас еще есть время. А вот ужин ждать не будет.

Удивительно, но такой ответ Даньку удовлетворил. И мы, наконец, пошли вниз.

50. Евгения

Весь ужин я гадала, как отнесся к вопросу сына Алекс. Разумеется, я так далеко не заглядывала. Да что там — еще недавно я думала, что та белобрысая красотка — любовница бизнесмена. А оказалось… Боялась ли, что он меня обманул? Конечно. Ведь у Алекса я видела много неприглядных поступков. Но что-то в груди тем не менее тянулось к нему. Рядом с ним чувствовала себя в безопасности, спокойной и счастливой. И это было очень странно — совсем недавно этот мужчина пугал до чертиков, заставлял все время ждать подвоха. Сейчас же… Я увидела его с другой стороны и уже не могла воспринимать, как прежде.

Когда он рассказал про свою трагедию, многое стало понятно. Теперь взглянула на его поступки совсем иначе. Мне хотелось спросить куда больше, чем он рассказал, — как он жил в детдоме, было ли ему одиноко и в этом ли крылась причина его холодности. Но понимала, что не время. Главное, мы сделали шаги навстречу другу другу. А Данька так неожиданно форсировал все своим вопросом.

Побоялась спрашивать напрямую у Саши об отношении к браку, но видела его задумчивый взгляд и боялась, что это оттолкнет его. Не хотелось потерять то хрупкое чувство, что возникло между нами.