— Я слишком много жду от этой встречи, — добавляет с задумчивым видом Анук. — Ваш друг Фред — живой пример страданий американского народа…

— Надо же, — замечает Стив. — Какое точное определение… В особенности для человека, который неполные сутки ходит по земле Соединенных Штатов Америки.

— Вы сами мне сказали… Я пришла к этому выводу на основании ваших высказываний…

— Когда вы увидитесь с ним, если такая встреча состоится, постарайтесь вести себя как взрослый человек. И как можно меньше давайте волю своему красноречию, то есть не болтайте лишнего. Осторожнее ведите себя с матерью Фреда. Эта женщина пережила много горя. Ваш неожиданный визит внесет некоторое разнообразие в ее жизнь. Она не говорит по-французски. Вы скажете ей правду о том, что прилетели из Франции вместе с мужем, который отправился в деловую поездку. Попробуйте хотя бы на словах соответствовать вашей внешности: прикиньтесь милой глупенькой блондиночкой, воспитанной в строгих традициях.

— Должно быть, я веду себя слишком развязно, — говорит Анук сухим тоном, — если каждый тип, с которым я имею дело, спешит объяснить мне, что мне следует делать. Мой муж прочитал мне целую лекцию в самолете. Вы же даете мне наставления, как мне следует себя вести накануне самой короткой и бесполезной встречи в моей жизни. Эта дама не представляет для меня никакого интереса, а несчастного больного мне уже заранее жалко… Ненавижу, когда мне что-то приказывают делать…

— Возможно, что это как раз то, что вам нужно… — говорит Стив.

Она почти переходит на крик:

— Почему мне встречаются одни лишь слабаки и трусы! Эти люди настолько далеки от меня в человеческом и нравственном плане, что, как только я открываю рот, они от ужаса теряют сознание… Пожалуйста, развернитесь и возвращайтесь в Вашингтон. С самого детства все стараются воспитывать меня… В том числе и вы… Вы… Случайная встреча… Мимолетное приключение… Вы тот, кто…

Она еще долго могла произносить колючие слова в его адрес, чтобы свести на нет их отношения. Внезапно она чувствует себя совсем нехорошо.

— Простите, — говорит она. — Вся моя нерастраченная злость обрушилась на вас…

Американец улыбается.

— Я не сержусь на вас… Должно быть, вы — глубоко несчастный человек.

— Еще как. И кроме того… Не знаю почему, но мне хочется выложить вам все, что наболело у меня на душе, поделиться с вами всеми своими секретами… Умоляю, не рассказывайте ничего обо мне вашей Дороти…

— Так я разворачиваюсь или нет? — спрашивает Стив.

— Нет. Умоляю, расскажите Дороти, если не сможете держать язык за зубами, о том, как я занимаюсь любовью, но не говорите ничего о моих муках…

— Потому что вы страдаете… — констатирует Стив без всякой иронии.

— Да, — говорит Анук. — Когда я попрощаюсь с вами, мои муки удвоятся, поскольку после вас останется пустота… Знаете ли вы, что я едва не полюбила вас? — спрашивает она.

— Это правда?

— Да.

— Почему «едва»?

— Потому что ваш внутренний мир не соответствует вашей внешности… Иными словами, глазами я люблю вас, а умом нет. Я не разделяю ваши взгляды и не принимаю вашу жизненную позицию. У вас есть семья. Кроме того, вы — продукт системы. И, несмотря на всю вашу хитрую «специальную подготовку», вы — простой обыватель… Человек, которому не в чем упрекнуть себя… Типичный представитель мелкой буржуазии… Добропорядочный отец семейства… патриот… трудолюбивый исполнитель на работе… У вас слишком много положительных качеств… Ваша жизнь — прямая линия, в то время как у меня — одни лишь крутые повороты. Вас можно прочесть, как открытую книгу. Все для вас понятно и ясно в этой жизни, а для меня — сплошной туман. Вы участвовали в войне и все же отрицаете ее бесполезность. Мне кажется, что ваш друг Фред стал пацифистом. Он физически пострадал на войне. Его душевные раны причиняют ему больше боли, чем царапина от штыка…

— Если я вас правильно понял, — говорит Стив, — вы могли бы полюбить Фреда только за то, что он ближе вам по духу…

— Совершенно верно, — говорит она.

— Возможно, мне не стоило рассказывать вам о нем, — произносит задумчиво Стив.

— Это не помешало мне влюбиться в вас, — замечает Анук. — Не будьте таким ревнивым…

— Ревнивым? — повторяет, усмехнувшись, он. — Нет, я не могу ревновать к Фреду. Видите ли, он, насколько я его знаю, сможет оценить по достоинству только вашу внешность. На первый взгляд вы внушаете доверие, но стоит вам открыть рот… Наступает разочарование… Фред не терпит насилия. Мы возвращаемся, вы согласны?

— Нет, — говорит она. — По правде говоря, мне будет трудно попрощаться с вами навсегда… К тому же мне хочется увидеть Аннаполис. На обратном пути я буду дремать. Я безумно хочу спать. Это от большой разницы во времени. Сейчас половина шестого. Значит, во Франции около десяти часов вечера… Стив…

— Да…

— Спасибо за то, что вы хотели показать мне все достопримечательности…

— Вы не сердитесь на меня за мотель?

— Нет, — говорит она. — Я люблю попирать общепринятые моральные устои, а верность собираюсь хранить лишь тому, кого, может быть, однажды полюблю…

— Вашего мужа?

— Нет. Он — человек самодостаточный и не нуждается ни в чьей помощи. Ему не требуется ни мое участие, ни моя поддержка. Он не поймет, если я открою ему свои слабые места. Это человек-скала. Он вполне достоин моей твердокаменной семьи. Мой муж? Я никогда не смогу полюбить его. Впрочем, и замуж за него я вышла лишь потому, что отец прижал меня к стенке.

— Как?

— Это печальная история.

— Еще худшая, чем аборт?

— Нет, возможно, более мелкая… Если я вам расскажу ее, вы назовете меня чудовищем…

— А сейчас, — спрашивает Стив, — как, по-вашему, я называю вас?

С правой стороны дороги показался мотель.

— Мы можем на секунду остановиться? — спрашивает Анук.

— Чтобы выпить кофе? — говорит Стив.

— Да, кофе. Похоже, что я сейчас засну.

Он уже сворачивает к мотелю. Машина останавливается на стоянке.

Анук опускает ноги на асфальт и потягивается.

— Спасибо, Стив. Вы лучший человек на свете.

— Это еще как сказать, — говорит Стив.

Он слегка касается губами ее губ. Это даже не поцелуй, а дань вежливости со стороны мужчины, переспавшего с женщиной, которая находится рядом с ним.

Сердце Анук наполняется тоской. Ей становится жутко от мысли, что с каждой минутой неотвратимо приближается расставание. Она идет вслед за этим высоким и стройным блондином, сумевшим остаться для нее незнакомцем. Девушка не может отвести от него взгляда. В дешевых джинсах, купленных в придорожном мотеле, в чистой цветной рубашке он кажется ей необыкновенно юным и сексуально привлекательным.

— Стив, — говорит она, — неужели вам действительно двадцать восемь лет?

— Да, — отвечает он, — а что?

— Не знаю почему, — говорит она, — но мне порой кажется, что мы с вами — родственные души…

Он притягивает ее к себе.

Они идут, обнявшись, ногу в ногу.

— Если бы не было Дороти, — говорит Анук, — я бы…

— Сейчас вы скажете очередную глупость, — прерывает ее Стив. Он поворачивается к ней лицом и долго смотрит ей в глаза.

— Ладно, говорите…

— Я… я…

— Вы ничего не знаете… — произносит с нежностью в голосе Стив.

— Я…

Стив целует ее. Его руки обнимают ее. Земля вновь уходит у нее из-под ног. Чувство защищенности…

— Пошли за вашим кофе, — говорит Стив. — У нас осталось совсем мало времени…

Они входят в кафетерий при мотеле. За стойкой — ленивый долговязый чернокожий. Он вовсе не напоминает высокого гиганта. Кажется, что его тело вытянуто в длину. Белая одежда висит на нем мешком. Картину завершает нелепый белый колпак на голове. Он смотрит на них и ждет, что они закажут. Словно заведенная машина, он протирает металлическую поверхность прилавка. С отсутствующим видом мужчина натирает до блеска нержавеющую сталь, словно на ней нанесен рисунок его судьбы. Стива словно подменили. Он переходит на свой родной язык. Здесь он чувствует себя как рыба в воде. Ведь он находится у себя дома, в своей стране, в кафетерии мотеля штата Виргиния. Он заказывает кофе на родном языке. С таким же раскованным и небрежным выражением лица, как и у его чернокожего соотечественника.

— Черный кофе с сырным пирогом… Не для меня, для моей французской подруги.

Он поворачивается к ней:

— Вы когда-нибудь уже пробовали наш сырный пирог?

— Когда? — спрашивает Анук. — Я начала этот день вместе с вами, а закончу с…

Ей плохо. Кончится день, она распрощается со Стивом, с его миром, и погрузится вновь в свое французское болото. Каждое утро светским тоном она будет здороваться с Робертом и продолжать по-прежнему лгать.

Этот молодой человек в джинсах и приталенной рубашке, с медальоном на обнаженной и гладкой груди, сегодня вечером навсегда исчезнет из ее жизни.

Не успела она оглянуться, как официант уже ставит перед ней чашку с дымящимся кофе и кусок сырного пирога.

— Попробуйте, — говорит Стив и почти с нежностью добавляет:

— Вам всегда хочется есть…

Она садится на высокий табурет. Стив присаживается рядом с ней. Долговязый чернокожий словно пребывает в прострации. Его присутствие едва заметно. Его мысли блуждают где-то далеко отсюда.

— Это единственное воспоминание, которое останется у вас обо мне? — спрашивает Анук. — Что я всегда хочу есть?

Она едва сдерживает слезы.

Стив снимает целлофановую обертку с пирога.

— Возьмите маленькую вилку… Она лежит рядом с вашей тарелкой… — добавляет он.

Анук нравится его произношение. Оно придает значение даже самым банальным словам. Ей уже недостаточно прекрасного знания английского языка. Порой ей приходится напрягать слух, чтобы понять смысл некоторых фраз.