– Впрочем, – с садистским удовольствием продолжает Эрик, – ещё больше ты пожалеешь, когда об этом узнает мой отец, и до него наконец дойдёт, что его новая жёнушка – просто очередная охотница за состоянием, а её милая пай-девочка дочка – отмороженная идиотка!

Ему не нужно было описывать катастрофу, которая меня ждала. Я и сама всё это прекрасно представляла. Ужас от осознания того, что может случиться, и без того переполнял меня. И каждое его слово меня убивало. Я не сомневалась: он исполнит все свои угрозы и с радостью избавится от меня.

– Пожалуйста, не говори им… – пролепетала я, и тут же сама поняла, насколько жалко выглядит эта моя просьба.

С чего бы вдруг ему проникнуться сочувствием ко мне, если он достаёт меня с первого дня? Но ничто другое на ум не шло. Поэтому я снова повторила:

– Пожалуйста! Я сделаю всё, что угодно, только не говори!

Не знаю, как я могла это предложить. Шок, стресс, страх – все смешалось…

Но слова уже сказаны…

И Эрик услышал их.

Визг тормозов, и я буквально похолодела, когда мы вдруг съехали на обочину.

– Что угодно? – прошипел Эрик, схватив меня за плечи и разворачивая к себе.

А не услышав ответа, легонько встряхнул. Его глаза горели странным, лихорадочным огнём, и мне сделалось по-настоящему страшно. Едва шевеля помертвевшими губами, я торопливо ответила:

– Любое желание… Любое.

Только бы он отпустил.

Только бы успокоился.

Только бы перестал смотреть так…

– Любое… – повторил задумчиво он.

Одернул от меня руки, будто ему неприятно было ко мне прикасаться, и неожиданно рассмеялся. Громко, зло, от чего мне стало уже даже не страшно, а жутко. Но лучше бы так… лучше так…

Потому что потом он успокоился. Сжал руль, изогнул губы в усмешке и стал говорить негромко, вкрадчиво, практически размазывая меня каждым словом.

– Девочка…Ты раздолбала Феррари. Грёбаный Феррари. Единственное желание, которое у меня сейчас есть – это чтоб машина была цела. Но золотая рыбка из тебя так себе. Вернуть мне машину ты не можешь, да и прямо скажем, – он окинул меня оценивающим взглядом, – не так уж и много ты можешь дать.

Я почувствовала, как наворачиваются слёзы, от обиды, злости, отчаяния, но главное – от глупого осознания того, что он прав.

Я в ловушке, и выбраться из неё не могу. Я всхлипнула, и задержала дыхание, пытаясь унять непрошенные слёзы и не позориться ещё больше.

– Пятьдесят, – отчётливо проговорил Эрик.

– Что?.. – не поняла я.

– Пятьдесят желаний, – сказал он жёстко. – Любых. Когда я захочу и каких я захочу.

Я задохнулась. От возмущения, ужаса и беспомощности. Слишком хорошо я представила, какими могут быть эти желания.

Пятьдесят! У него хватит времени и фантазии, чтобы вдоволь надо мной поиздеваться…

А выдержу ли я? Смогу не сломаться? Может быть, не зря говорят, что правда всегда лучше, чем ложь. И если сказать правду…

Я утёрла слёзы, решительно выдохнула и села ровно.

– Поехали, – сказала я.

– Куда же? – спросил он с издёвкой.

– Домой. Расскажем родителям… ну, то есть, твоему отцу и моей матери, что произошло. И будь что будет.

Мне было страшно от одной мысли, что будет. Но альтернатива, скажем прямо, была еще хуже. Попасть в полную зависимость от человека, который меня ненавидит…

– Послушай, сестричка, – сказал он тихо. – Мой отец, конечно, прощает мне всё. Даже такие шалости, которые прощать не следовало бы. Но это не потому, что он тюфяк. Мать умерла, когда мне было десять, и мой папочка не нашёл ничего лучше, как с головой уйти в работу. Он строил свою империю, и тем как-то спасался от тоски. А вот у меня империи не было. У меня вообще ни хрена не было. И он не оказался рядом.

Эрик сделал паузу. А я никак не могла понять, с чего он вдруг начал рассказывать мне о своем детстве.

– Вообще всё это чушь, конечно, – продолжил он. – Я не считаю его плохим отцом. Если бы он выбросил меня на помойку или забыл в супермаркете – вот это был бы плохой отец. А мой ещё очень даже ничего. Только вот он считает иначе. У него чувство вины. Ну и, знаешь, я его не разубеждаю. Так что, если я скажу, что машину разбил я, он конечно будет орать, смотреть на меня строгим взглядом и всячески демонстрировать свой родительский гнев. А через неделю остынет, и у меня будет новая машина.

Теперь я начинала понимать, к чему он клонит.

И снова он прав.

– А ты ему просто чужая девица, – он бросил на меня уничижительный взгляд. – Так что готовься узнать о себе много нового. Нет, твоя мать, конечно, станет тебя защищать, а отец терпеть не может, когда ему перечат… И вы вылетите обе из нашего дома и из нашей жизни. Я доступно объясняю?

Весь ужас был в том, что я думала так же.

– Более чем, – проговорила я тихо.

Так тихо, что сомневалась – услышала ли он. Но он услышал. Кивнул, снова прошелся по мне взглядом, нетерпеливо вздохнул.

– Так что, сестрёнка, лучшего предложения у тебя точно не будет. Соглашайся, пока я не передумал. Потому что, говоря откровенно, я не уверен, что ты настолько хороша.

Возможно, если бы у меня было время хотя бы до утра, чтобы переспать с этой мыслью и на свежую голову придумать выход, ничего бы не случилось.

Но этого времени у меня не было.

Ответ нужен был прямо сейчас.

И от него зависела не только моя судьба, но и мамы. Я не хотела, чтобы из-за меня ее счастье распалось на жалкие осколки. А так ведь может случиться… если я испугаюсь, если захочу переложить ответственность за свою ошибку…

– Ну? – поторопил меня Эрик.

Сглотнув слёзы, я тихо проговорила:

– Хорошо.

– Громче! Не слышу! – потребовал он.

– Хорошо! – сказала я уже громче.

– Нет, не так, – снова ему не понравилось. – Говори: я исполню все твои пятьдесят желаний, любые, какими бы они ни были.

Чтобы избавиться от страха, на него нужно взглянуть. И я подняла взгляд на Эрика. Мой страх красивый. Красивый, порывистый, жесткий. Многие бы мне позавидовали. Скольким девушкам нравилась его внешность? Сколько из них душу бы продали, чтобы запустить пальцы в его жесткие черные волосы, провести рукой по скулам, очертить упрямые губы…

Я бы с любой из них поменялась местами. Но правильно говорят: у каждого из нас собственный страх. И он знает о нас все, даже то, что мы прячем.

Вот и мой страх смотрел на меня так, будто легко читал то, что спрятано глубоко в душе, то, что другим недоступно, то, что я сама предпочитала не замечать.

– Я исполню твои… – сорвалось с моих губ, а потом я запнулась. – Я не могу любые.

– Это мы уже выяснили, – усмехнулся Эрик. – Иначе бы я сейчас был владельцем мира.

– Нет, я не об этом, – прикусила губу, вздохнула, но тянуть дальше некуда. – Твои желания… Они ведь так или иначе будут связаны с сексом?

Я не смогла поверить, что проговорила это вслух, но сейчас была не та ситуация, когда стоило юлить и скромничать. Слишком уж серьёзный вопрос для меня решался.

Он хмыкнул.

– В том числе. Сама понимаешь – было бы глупо не воспользоваться.

Я понимала. Слишком хорошо понимала – намного лучше, чем хотелось бы.

– Вот, – я подняла руку, показав ему серебряное кольцо на пальце.

– Что за херь?

Он схватил мою руку в свою, присмотрелся, а потом рассмеялся.

– Кольцо целомудрия? Ты серьёзно?

– Абсолютно, – сказала я. Теперь страх пропал и неловкость тоже. Я говорила о том, что мне важно и близко. – Я дала обет оставаться целомудренной до свадьбы.

Молчание.

Долгое, напряженное, когда я уже была готова услышать снова смех или даже отказ от нашей сделки, и…

– Хорошо, – послышался голос Эрика. – Так и быть, уговорила – почти любое желание.

Я облегченно выдохнула.

Может быть, Эрик это даже услышал, не знаю, без разницы.

– Хорошо, я согласна, почти любое желание… – сказала я в свою очередь, скрепляя нашу сделку и чувствуя, что проваливаюсь в ловушку и сама защёлкиваю за собой замок. – И еще… Ты никому ничего не скажешь.

Можно ли ему доверять, если он согласится? Не знаю. Но так у меня хотя бы был призрачный шанс.

– Хорошо, – неожиданно согласился он. – Но тогда вот что. Я хочу убедиться в том, что ты понимаешь, о чём мы договариваемся. Понимаешь, что пути назад не будет.

Я напряглась. Кажется, я рано обрадовалась тому, что беда миновала. Я совсем недавно знакома с Эриком, но уже точно знаю: с ним всегда есть какое-то «но».

– И что я должна для этого сделать?

Он пожал плечами, как будто речь шла о каком-то пустяке и небрежно сказал:

– Сними платье.

– Что? – опешила я.

– Ты слышала.

Да. Слышала, но…

Раздеться? Прямо сейчас? И при нем…

– Это… – облизала пересохшие губы. – Это и есть твоё желание?

А чего я хотела?

Я правда надеялась, что в нем вдруг заговорит благородство? Когда мы обсудили условия, и я на них согласилась…

Он имел право. Я сама дала ему это право. И тот факт, что мне это не нравится, ровным счётом ничего не меняет.

– Нет, – Эрик качнул головой. – Это не желание. И в зачёт оно не пойдёт. Я просто хочу убедиться в том, что мы до конца друг друга поняли.

Что ж, справедливо…

Мое условие против его.

Салон джипа, конечно, просторный, но не настолько, чтобы в нём с лёгкостью можно было раздеться. И всё-таки, я справилась с задачей. Стянула платье, оставшись лишь в бюстгальтере, трусиках и тонких чулках. И хотя в машине было тепло, я чувствовала, что мелко дрожу.

Дрожу под взглядом, который медленно скользит по моему телу.

По груди, которая пока от него спрятана. По моей шее, на которой еще чувствовался ожог от его прикосновения там, в доме, когда мы были одни. По моим приоткрытым губам, которыми я жадно хватало воздух. По моим сведенным ногам.

Стало жарко, как будто я не разделась, а наоборот нацепила на себя меховое манто. Воздуха не хватало катастрофически, сердце стучало так громко и отчаянно, что я с трудом расслышала голос Эрика.