— На любых! — рявкнул Паттерсон. — Я не могу работать в таких условиях!

По решению суда Труди получила половину гонорара за книгу «Женщина и три ее жизни», а также ей причиталась половина от всех доходов, которые когда-либо будут получены от следующих изданий этой книги или от других способов ее использования. Кстати, о способах — появились сведения, что по книге будет снят фильм или небольшой телесериал из шести серий — по две серии на каждую жизнь.

Адвокаты Труди, с блеском выигравшие ее дело, торжествовали. Труди решила, что ей тоже можно торжествовать. В самом деле, теперь можно бросить работу в кантине «Санта Мария», не надо рано вставать — можно дрыхнуть сколько угодно. Это здорово. О работе официанткой можно забыть навсегда, как о кошмарном сне. Вставать рано — это так хреново, особенно когда всю ночь напролет куришь коноплю или принимаешь еще какое-нибудь веселящее зелье. Недосыпания плохо сказались на гончарном искусстве, а теперь Труди сможет заниматься им хоть целый день. Труди любит искусство.

Она обзвонила своих спасительниц — Грэйс и Одель — и горячо поблагодарила их. Правда, из-за них ей пришлось развестись с Томми Паттерсоном, но все равно жизнь изменилась к лучшему. А с разлукой с любимым Томми можно смириться, Труди даже убедила себя в том, что им лучше жить врозь. Конечно, если он захочет вернуться, Труди не прогонит его. Но кто знает, что будет в будущем? Тем Труди и утешилась.

Грэйс Мэндлин предложила ей интересный вариант, и Труди обсудила это с адвокатами. Суть предложения Грэйс состояла в следующем — все свалившееся на нее богатство Труди поместит в трастовый фонд и будет жить на проценты от вложенного капитала или на проценты плюс часть основного капитала, в зависимости от того, какой образ жизни собирается вести Труди. Труди решила, что это хорошая мысль, ведь в деньгах она совсем не кумекает, знает лишь, что они придуманы для облегчения товарообмена, а раньше люди обходились бартером, да и сама Труди порой использовала бартер — давала на время свою печь кому-нибудь из знакомых, за что в виде процентов получала глину. А в больших деньгах Труди совсем ничего не понимает, потому что больших денег у нее никогда не было, а была одна только мелочь. Поразмышляв таким образом, Труди разрешила адвокатам оформить ей трастовый фонд в каком-нибудь банке, находящемся в Таосе.

Поначалу составить договор на трастовый фонд не удавалось, потому что Труди, несмотря на все просьбы и разъяснения менеджера, никак не могла решить, сколько же денег ей надо тратить за год. Единственное, что знала Труди, — это то, что ей надо снять квартиру с двумя спальнями и купить билет в Картерсвиль, потому что настало время забрать оттуда свою дочь.

В Картерсвиле все было по-прежнему, как и три года назад, когда Труди отдала Вольную на воспитание своему брату Бастеру Хэлли и его жене Либби. Труди мучила совесть из-за того, что она не могла забрать отсюда дочь раньше и на протяжении всех трех лет редко навещала ее — трудно было наскрести для поездки денег и выкроить время. Правда, Труди звонила, разговаривала с дочкой по телефону, посылала ей рисунки. Труди жутко скучала без Вольной. Каждая мать болеет душой за своих деток, пусть даже и такая, не очень хорошая мать, как Труди. Труди понимала, что она не очень хорошая мать, что ей надо завязать с наркотиками. Но даже наркотики не могли полностью заглушить материнские чувства. Тем более что одного ребенка Труди уже потеряла навечно — отдала его на усыновление и нередко с горечью вспоминала об этом. Повторения этой истории с Вольной ей смерть как не хотелось.

Труди помнила, что Бастер и Либби дали Вольной другое имя — Кэрри. Во дворе их дома — с тех пор Бастер и Либби купили собственный дом — Труди увидела девочку, очень похожую на Кэрри. Раньше у Вольной были длинные вьющиеся волосы, а теперь они были коротко подстриженными и кудрявыми. Кроме того, на Вольной было надето очень короткое детское платьице, в каких обычно изображают маленьких девочек в рекламе в журналах и по телевизору.

— Вольная! — окликнула Труди девочку.

Девочка перестала играть, озадаченно посмотрела на странную женщину с бледным лицом и длинными развевающимися волосами.

— Вольная, это я, твоя мама. — Труди присела на корточки и раскрыла объятия. Но девочка не бросилась ей навстречу, а наоборот, удивилась еще больше и даже, кажется, испугалась. Труди смутилась. Что делать?

К счастью, в этот неловкий момент из дома вышла Либби.

— Труди! — воскликнула она. Судя по ее голосу и лицу, Либби совсем не обрадовалась появлению Труди.

— Привет, Либби. Я приехала забрать свою дочь.

Бастер вернулся домой с работы необычно рано. Наверное, подумала Труди, ему позвонила Либби. Не успел Бастер прийти с работы, как из Ист-Диабло уже приехали мать и отец. Труди обрадовалась — все собрались вместе по случаю ее приезда. Если бы еще Вольная не дичилась, счастье Труди было бы полным.

Либби приготовила макароны, тунца и великолепный салат. По сравнению с мексиканской едой и гамбургерами, которыми приходилось питаться в Таосе, это была настоящая роскошь. Все сели за общий стол, начались добрые семейные разговоры. Выяснилось, что все уже читали о Труди в журнале «Пипл», и теперь с интересом выслушивали ее рассказ о том, как у нее брали интервью и фотографировали. В конце рассказа Труди сообщила, что получила от Томми деньги.

— Алименты? — спросила мать.

— Нет, я не собираюсь требовать от него алименты. Это деньги за ту книгу, которую мы с ним написали. На эти деньги я сняла квартиру с двумя спальнями, и теперь Вольная может жить со мной.

При этих словах воцарилась мертвая тишина. Все избегали смотреть на Труди, таращилась на нее только Вольная.

Вечером Либби и Труди вдвоем уложили Вольную спать. Труди со смешанными чувствами осматривала комнату, в которой находилась кроватка Вольной, — обустроена комната замечательно, с любовью, в розовых и белых тонах, вокруг плюшевые медведи, куклы в игрушечном домике, множество красивых игрушек. Добрые Бастер и Либби, очевидно, заботились о Вольной, как чадолюбивые родители, все ради нее делали.

Уложив Вольную спать, Либби и Труди спустились на первый этаж, где мать уже приготовила кофе. Все угрюмо сидели в гостиной. Труди испугалась — что случилось? Может быть, кто-то заболел, а от нее скрывают? Может быть, у матери или отца рак? Труди, наверно, просто отвыкла от близких, и потому не понимает, что происходит с ними.

— Ну, какое у тебя впечатление о Кэрри? — спросила мать.

— Она так похорошела, — ответила Труди. — Либби, под твоим присмотром она стала такой красавицей.

— Ты не навещала свою дочь восемь месяцев, — строго сказал отец.

— Ой, понимаете, у меня так трудно было с деньгами, и времени совершенно не было. Я так хотела навещать ее чаще. Я каждую минуту помнила о ней.

— А Либби не может родить ребенка, — грустно напомнил Бастер.

— Кэрри привыкла к нам, — сказала Либби, — и мы полюбили ее, как родную дочь. Она стала нашей.

Труди внимательно обвела взглядом все семейство и поняла, куда они клонят. Они хотят отобрать у нее дочь.

— Но она не ваша, она моя дочь, — старательно выговаривая каждое слово, произнесла Труди и посмотрела на Либби. — Моя. Я оставила ее вам на время. А теперь я могу взять ее с собой.

— Мы ради нее купили этот дом, — сказал Бастер.

— Мы ее устроили в детский сад, воспитательница говорит, что она очень способная, — в тон ему добавила Либби.

— В Таосе тоже есть детские сады, — возразила Труди.

— Мы не отдадим ее, — напрямую заявил Бастер сестре. — У нас, конечно, нет таких блестящих адвокатов, как у тебя, но мы будем бороться за нее в суде.

Труди бросила изучающий взгляд на родственников. Бастер и Либби напряженно следили за ней. Мать сидела с опущенными глазами, нервно двигая пальцами, а отец смотрел на Труди как удав на кролика.

Нет, с этой шайкой под одной крышей Труди не останется на ночь, лучше переночует в мотеле. Она попыталась сообразить, что делать дальше, но В голове затуманилось. Труди показалось, что она умирает.

Труди вернулась в Таос без дочери и с ходу бросилась к адвокатам, которые выиграли ее иск к Томми. Они должны подсказать, как быть в такой ситуации, как вернуть дочь.

До чего же они противные, адвокаты! Они составили два списка — положительный и отрицательный. В положительный записали, во-первых, что Труди является истинной матерью ребенка — это очень весомый аргумент для суда. Во-вторых, существовала договоренность, что Труди отдает брату и его жене ребенка не насовсем, а на время, до тех пор пока она не будет в состоянии сама позаботиться о дочери. И вот теперь настало как раз это время, Труди легко может доказать суду, что у нее теперь достаточно денег для воспитания дочери.

В отрицательный список адвокаты записали, что девочка жила у Бастера и Либби более трех лет. За это время Труди навещала дочь всего пять раз.

— А разве мои звонки и письма не в счет? — попыталась протестовать в этом месте Труди.

Далее, Бастер и Либби обеспечили Вольную всем необходимым, с ними девочка счастлива, здорова, любит своих приемных родителей. Как на ее неокрепшей нервной системе отразится резкая перемена, если ее вдруг оторвут от привычной обстановки и от «родителей»?

И наконец, в отрицательный список записали и нехороший образ жизни Труди.

— Вы имеете в виду мою творческую работу? — прицепилась к адвокатам Труди.

Но те спокойно объяснили, что имеют в виду не гончарное ремесло, а наркотики и случайные половые связи.

— Но я изменю свой образ жизни, — настойчиво пообещала Труди, — я буду жить совсем по-другому.

— Даже если ты теперь начнешь жизнь монахини, это уже не имеет никакого значения, потому что твой брат и его жена предъявят суду все твои прошлые прегрешения. Прошлое не зачеркнешь. — Вот до чего додумались противные адвокаты.