Как он может ответить, если старается не думать об этом лишний раз? Он акцентирует внимание на раздражающих факторах, стараясь проигнорировать всё остальное, более важное. Тепло от Илэйн расслабляет, как и светлые локоны на его плече – она снова заснула, чувствуя себя то ли в безопасности, то ли от нервов.


Когда самолёт садится, Юан не спешит будить Илэйн, ждёт, когда все встанут со своих мест и медленно выйдут, только тогда он позволяет себе коснуться Илэйн, потрясывая за плечи.

– Илэйн, вставай, мы сели.

– Да-да… сейчас…


Юану приходится отпустить её руку и встать. Илэйн после сна выглядит другой – уставшей и несчастной, не такой, как обычно. Но чем больше она бодрствует, тем счастливее становится, словно сон её убивает. Они снова хватаются за руки, не отдавая отчета в том, кто это сделал первый, прощаются со стюардессами и проходят через рукав в аэропорт. Юан поглядывает на Илэйн и усмехается, представляя, что так может быть и дальше – они будут вместе, но также уверен, что этого просто не может быть – она здесь ради поддержки старого друга, а не за тем, чтобы быть с ним. И ему горько от одной этой мысли и, теряя её руку на паспортном контроле, он больше не берёт Илэйн сам, даже когда её пальцы касаются его ладони – она понимает его без слов и больше не предпринимает попыток. Как будто знает, что Юан мечется из-за своего прошлого, он всегда будет отталкивать людей и делать больно – в одночасье это не исправится.


Илэйн отстаёт всего на пару шагов, когда незнакомец преграждает дорогу Юану.

– Я от Генри Саландера, пройдёмте за мной, я отвезу вас к нему.

– Почему я должен вам верить?

– А он был прав на ваш счет: такой же недоверчивый, как и он, – произносит мужчина, залезая в карман пиджака.


Юану так и хочется сказать, что это не доказывает их родство, этого вообще ничего не доказывает.

– Держите. – Юан открывает письмо и разворачивает лист, чтобы прочитать написанное.


«У твоей мамы была россыпь родинок на коленке в виде перевернутого смайлика, когда она сердилась, подёргивался левый глаз. Она любила повторять «Всё пройдёт». Юан, я могу рассказать и больше, тебе просто стоит поверить и приехать. Ведь если ты прилетел, это уже весомое обстоятельство, что ты доберёшься до конца.»

– Так что, Юан? – из-за спины появляется Илэйн, наверняка её появление не предполагал помощник Генри. – Добрый день!

– Добрый! Мне не говорили, что вы будете не один, – он достаёт телефон из кармана, видимо, чтобы проинформировать босса о новых обстоятельствах.

– Неужели вы оставите меня здесь?

– Без тебя я не поеду.


Помощник, задумываясь, взвешивает сказанное и, разворачиваясь на каблуках, говорит:

– Пойдёмте, машина ждёт, да и светиться в аэропорту слишком долго не стоит.


Он оказывается очень проворным, Юан и Илэйн почти что бегут за ними, словно дети, на выход. Они встают перед обычным автомобилем, и Юан недоверчиво наклоняет голову на бок, возвращаясь к тому, что он уже пару часов трясся в эконом-классе и сейчас ему меньше всего хочется продолжения.


Илэйн уже села и, опуская стекло, спрашивает:

– Ты струсил?

– Илэйн, я ведь могу вышвырнуть тебя здесь и больше не слушать твои «резонные» замечания.


Она улыбается, открывая перед ним дверь салона.

– Можешь, но не сделаешь, – она подаёт руку, маня пальцами, и Юану приходится залезть и бросить гневный взгляд на водителя.

– Это всего лишь безопасность, а не скупердяйство.

– Ну да, точно, – шепчет себе под нос Юан. Ему кажется, что он впадает в детство из-за своего поведения, что всё это благосостояние ерунда и Генри это действительно делал ради Юана и себя, чтобы их не дёргали лишний раз. Им и так прилетит через газеты, и в любом случае придётся дать комментарий СМИ, чтобы слухи не множились и не перевирались. Хотя в любом случае – грязи будет больше и к этому стоит готовиться.


Илэйн рассматривает дорогу, стараясь даже не поворачиваться к Юану, но он догадывается, что она за ним наблюдает, за его состоянием, боясь, что он лопнет как мыльный пузырь и сделает глупость, а здесь она именно затем – предотвратить это. Юан благодарен Илэйн за то, что она нашла его, оказалась в его жизни очень вовремя – это удивительно, но может у судьбы есть весы и тонну дерьма, она решила прикрыть капелькой Илэйн.


Юан сам засыпает в дороге и просыпается только, когда они съезжают с дороги на щебень, подъезжая к дому. Илэйн как будто тоже только открыла глаза и смотрит, где они оказались. Перед ними из-за деревьев появляется небольшой коттедж, собранный из бруса. В каждом окне Юан замечает свет, но ни одной фигуры. Когда машина останавливается, выходит женщина в строгом чёрном костюме и останавливается у лестницы, держа осанку и дожидаясь гостей.

– Я домоправительница мистера Саландера – миссис Армстронг. Он просит прощение, что не спустился сам, но ему необходимо доделать дела. С приездом, мистер Маккинз и мисс…

– Мисс Милн, приятно познакомиться! – Женщина делает всего шаг, протягивая руку из-за спину, и слегка наклоняется. Переводя взгляд на Юана, она как-то не по-доброму смотрит на него, скрывая своё разочарование. Этот взгляд напоминает ему прошлое в Нейпервилле: так на него смотрели все вокруг, все, кто считал, что он какой-то отброс, не больше. – Мистер Маккинз, прошу за мной, за мисс Милн я вернусь, мы найдём чем себя занять.


Юан слышит, как каждый раз она запинается на его фамилии. Неужели она знала его мать и это отношение даже не к нему, а к Афри? Илэйн не успевает ничего сказать Юану, потому что он смешит за мисс Армстронг. Они преодолевают почти всю лестницу, когда Юан спрашивает.

– Вы знали мою мать?

– Знала, мистер Маккинз.


Эта скупая реплика заставляет Юана напрячься и вообще еле сдерживаться: мисс Армстронг не то что бы не любила, она ненавидела Афри. Что же сделала такого его мать, что её можно было ненавидеть? Юан с трудом представлял это.


Преодолевая холл, они поднимаются по лестнице на второй этаж. Юан боится смотреть по сторонам и встретить что-то из знакомого прошлого. Мисс Армстронг оставляет Юана у двери кабинета.

– Вас дожидаются, а я пойду развлеку нашу новую, – Юан почти слышит, как она произносит «… и нежеланную». – Гостью.


За дверью слишком тихо, словно обман и на самом-то деле там никого и нет. Юан выдыхает и заходит без стука, он задерживается на ручке, смотря по сторонам то ли намереваясь уйти, то ли чтобы не упасть.

– Здравствуй, Юан! – Генри Саландер отходит от стеллажа и, держа книгу в руках, всего на секунду улыбается, а замечая выражение Юана, предпочитает остаться серьёзным. – Спасибо, что приехал, это многое для меня значит.


Юан резко убирает руку с ручки и делает несколько размашистых шагов к Генри, чувствуя, как кровь закипает и подавлять это становится практически невыносимо.

– Я приехал не к вам, а за правдой о маме, не тешьте себя иллюзиями. То, что во мне течет ваша кровь и гены, не означает, что я готов идти на контакт. Как-то довольно поздно, не думаете?


Генри отворачивается и ставит книгу обратно, задерживая руку на полке и обдумывая, что сказать дальше.

– Знаешь, Юан, это приходит с годами или из-за серьёзных обстоятельств, но никогда не поздно что-то сделать, пока человек жив. Я тоже понял это уже не вовремя и не успел исправить или попытаться исправить что-то с твоей матерью, с Афри. Мне казалось, я могу заменить своё присутствие деньгами, если она не хочет со мной иметь дело, но это невероятные глупости, невероятные…

Генри поворачивается и, внимательно смотря на Юана, продолжает.

– Ты похож на неё, у неё тоже был такой взгляд в самом начале – диковатый и ненавидящий весь мир. – Юан с трудом верит, что его мать была такой много лет назад, он знал её другой и сейчас это звучит как дикость, но к чему Генри врать о ней сейчас, спустя тридцать лет? – Давай присядем и выпьем, думаю, отказываться не имеет смысла.


На подносе уже стоят два стакана, а между – бутылка виски. Юан садится в кресло, Генри же придвигает стул из-за стола и садится не напротив, а рядом.

– Если ты не против… просто мы тут не контракт заключаем.

– Мне плевать.


Генри шумно выдыхает, считает его то ли ребенком, то ли не сдержанным в словах.– Что ж, мы познакомились с твоей мамой совсем еще детьми, в лагере, когда нам было, наверно, лет по тринадцать-четырнадцать. А через несколько лет мы случайно встретились совсем в другом городе, в игровом кафе, оба там были со своей компанией и даже не узнали друг друга, ходя вокруг, пока она не запела. У твоей матери был удивительный голос, – Юан тянется за бутылкой, останавливаясь и смотря на него красноречивым взглядом. – Ты… ты никогда не слышал, как она пела? Я не знал, что она скрывала и это, но я могу понять её – у неё была жизнь со мной и она начинала другую, во всем. Не стала показывать тебе себя прошлую, как и меня.

– Меньше сочувствия, больше фактов, – Юан наливает себе полный стакан виски, плюёт и, оставляя его в сторону Генри, выпивает прямо из бутылки.

– Когда она запела, я потерял голову и понял, что эта девушка не выйдет у меня из головы. Поэтому чуть позже, попрощавшись со своими друзьями, я пошёл за ней, чтобы если не заговорить, то хотя бы проводить до дома. Только спустя двадцать минут я осознал: мы ходим кругами – она поняла, что я слежу за ней, твоя мать была не так проста. Я даже потерял её из вида, а через пару минут был прижат к стенке. Ей уж больно было интересно, какого чёрта я за ней слежу, и я не придумал ничего лучше, чтобы сказать правду – я влюбился, как дурак, а она смотрела на меня точно так же, как смотришь сейчас ты. Но я не сдался и, в конце концов, убедил её хотя бы сходить со мной на ужин. После стало проще и она раскрывалась, давала шанс узнать себя, настоящую, у неё была не простая жизнь в семье. В общем, мы были из разных слоев общества: и наша связь, понятно дело, никому не нравилась – все говорили, что я совершаю глупость, даже твоя мама, но мы продолжали быть вместе, всегда и везде. В университете отец предложил взять на себя почти обанкротившуюся букмекерскую компанию, чтобы вывести её из этого состояния, и я увлекся. Увлекся настолько, что забывал обо всем на свете: о семье, о друзьях, об отдыхе, об обязательствах и главное – об Афри. Я почувствовал власть и уже не хотел её выпускать из рук. Так мы медленно, но верно отдалялись – Афри делала попытки, а я снова забывал о ней. Я оживлял одну компанию за другой, закончив университет. И все бы шло по накатанной, пока она не сказала, что беременна. Нам было по двадцать с небольшим: первая моя реакция, что это шутка такая, неудачная, ведь она же не глупая и понимает, сейчас не до ребенка, свадьбы и семейной жизни. Афри лишь сказала, что тогда между нами всё кончено и ушла. Я думал, что она одумается, сделает аборт и все у нас снова будет прекрасно, потому что тогда я не видел проблем – я все давал Афри, а ей не нужно было это, ей нужен был только я. Афри исчезла с концами, вместе с тобой. Я пытался её искать: не сразу, но пытался – я знал, что она бы не убила нашего ребенка, но также понимал, что она обиделась так сильно, что не покажется, пока сама не захочет. И так было много лет, терпение у твоей матери выше крыше, тебе ли не знать, – Генри смотрит на Юана, вспоминая его проделки в молодости, которые он наверняка нарыл на него.