Мое лицо уже не только пылает от смущения и стыда, оно мокрое от слез. И еще в большее смятение прихожу, поняв: Артур по-прежнему внимательно наблюдает за моей реакцией, словно для меня разыгрывает этот спектакль.

Еще минута полного окаменения, и мне наконец удается соскочить с подоконника, несусь к двери библиотеки, забыв даже обуться.

В голове, видимо, засела мысль о репетиции, потому что остановившись, едва переведя дыхание, обнаруживаю себя стоящей перед актовым залом. Сзади раздается топот, обернувшись, вижу приближающегося Артура. Хочу лишь одного — сбежать от Принца и его странных игр, поэтому забегаю внутрь и несусь как угорелая по центральному проходу, к сцене.

— Стой, Мотылек! — несется мне вслед.

В этот момент, проносясь стрелой через весь зрительный зал, под изумленные взгляды собравшихся на репетицию учеников, мечтаю лишь об одном — никогда в жизни больше не видеть Бурмистрова. Хорошо, что народу совсем немного, человек пять от силы. Это слабое, но все же утешение — не так много людей видят мое очередное позорное бегство. И кажется, Таисии нет пока. Возможно, будь она здесь, Артур бы не стал меня преследовать, но что толку размышлять на тему «если бы». Ныряю за сцену, в гримерку.

Тут меня и догнал Принц.

— Слушай, ну ты и бегаешь! Хотя, скорее летаешь как птица, не догнать….

— Чего надо? — бурчу в ответ. Как избавиться от него? Как остаться одной, как скрыть смущение? Где моя Кормилица? В смысле, Лиса. Она обязательно помогла бы избавиться от настырного Принца. Но ее нет…

Я метнулась в сторону, желая выбежать обратно на сцену. Но Артур догоняет меня в два прыжка, хватает за плечи, разворачивает к себе. Сопротивляюсь как могу, в меня словно бес вселился. Обида, разочарование, ревность, боль, все эти демоны терзают меня, придавая силы к сопротивлению.

— Стой, Мотылек, да успокойся ты! Не думал, что так напугаю тебя в библиотеке, — продолжает усмехаться Принц. — Я твою обувь принес. Только и всего. Вырываешься, словно сожрать тебя пытаюсь. Вот, держи, Золушка. И не подглядывай больше.

Протягивает мне мои балетки, а когда понимает, что не собираюсь их брать, ставит рядом, на туалетный столик.

— Я не просила помогать мне! И я не подглядывала!

— Ладно, как скажешь. Вообще, знаешь, это весело — бегать за тобой. Похоже на сказку.

Артур приближается ко мне. Его лицо совсем близко. Смущаюсь, отстраняюсь, хочу убежать.

— Попалась, Мотылек?

— Отпусти.

— А если нет?

— Тебе что, пока Соболева на больничном, жизненно важно всю школу перетискать?

— Ревнуешь?

— Да вот еще!

Артур притягивает меня к себе, мое предательское сердце делает головокружительный кульбит, а перед глазами темнеет. Почти теряю сознание от его близости, руками цепляюсь за спинку стула, что позади меня. Зажмуриваюсь, видеть его красивое лицо так близко — невыносимо… Он хочет поцеловать меня, я это чувствую. Хотя только что целовал другую… Мне это нестерпимо осознавать, противно. Хочу оттолкнуть его и не могу. Чувствую на своих губах его дыхание, распахиваю глаза, оказываясь в серебристом плену его пристального взгляда.


Протянув руку, Артур дотрагивается до меня. Тихий голос внутри шепчет неуверенные, хотя и разумные предостережения, но, не в силах побороть запретные желания, позволяю своим тайным мечтам возродиться.

Потянувшись рукой к волосам, которые сейчас жутко растрепаны, наверное, вид у меня просто ужасный, Артур касается моей щеки. Начинаю дрожать и с трудом преодолеваю желание снова закрыть глаза, по коже пробегают мурашки, а в животе будто стая мотыльков бьется. Не могу освободиться из серебряного омута, тону, захлебываюсь в этой глубине.

— Артур! — раздается совсем рядом сердитый голос Таисии. — Что здесь происходит?

Как по команде отскакиваем друг от друга.

— Репетируем, — ухмыляется Принц, а я краснею, лицо пылает.

— Василин, почему ты босиком? — спрашивает учительница. — Артур, опять твои проделки?

— Она туфли потеряла, а я нашел, — ухмыляется Бурмистров. — А в чем ты меня подозреваешь?

— В том, что как козел себя ведешь, — отрезает сестра. — Так, давай на сцену. Тебя там ждут.

— Окей. — Артур и бровью не повел на грубые слова и очевидную злость сестры. Спокойно кивает, оглядывает меня еще раз с головы до ног, словно пытаясь найти в эту последнюю минуту то, чего изначально ожидал, но не успел обнаружить. Слабость. Уязвимость. Зависимость. И, не говоря ни слова, выходит из гримерки.

Я чувствую себя отвратительно. Ужасно стыдно перед учительницей за всю эту сцену. Наверняка сделает вывод, что Артур лапал меня, как и остальных. Всех подряд. И я такая же. Жалкая, убогая, растекшаяся лужицей у его ног, от одного лишь кивка. Или приветливого взгляда. И ведь это правда!

— Василина, с тобой все в порядке? — Таисия берет меня за руку, а я непонимающе смотрю на нее. Оказывается, так ушла в свои мысли и увлеклась самобичеванием, что ничего не слышу. Словно в пол вросла после ухода Бурмистрова. Стою на одном месте, как зомби.

— Артур обидел тебя? Знаешь, я дома ему устрою! Он может быть настоящим козлом с девушками, уж я-то знаю. А ты из тех, кто не может постоять за себя…

— С чего вы взяли? — Вскидываю голову. Обидно такое слышать…

— Не обижайся, милая. Ты просто слишком нежная и ранимая. Я это чувствую, потому что была в твоем возрасте такой же. Не умела давать отпор…

— Артур ничего не сделал мне.

— Мне сказали, он бежал за тобой. Преследовал.

— Да, чтобы обувь отдать.

— Ты уверена, что между вами ничего? Я могу убрать его из спектакля.

— Вы же сами хотели, чтобы он участвовал! Говорили, как это важно!

— Да, для меня это важно, но не настолько, чтобы наплевать на твои чувства. Мой брат способен на все, чтобы добиться желанной цели. Может даже угрожать тебе, чтобы спектакль сорвать. Артур… слишком избалован. Любимчик деда. Матери… Он — самый обожаемый в нашем семействе, и это не могло не дать свои плоды, огрехи воспитания…

— Я справлюсь. Ничего он мне не сделает! Не боюсь, ни его, ни Соболеву.

— Никак тебя беспокоила? — нахмуривается Таисия. — Я могу поговорить с ней.

— Не нужно. Сама могу за себя постоять.

— Хорошо. — На лице учительницы появляется едва заметная улыбка, а морщинка на лбу разглаживается. — Но пообещай, если что-то, или кто-то побеспокоит тебя, ты мне скажешь?

— Обещаю.


Я и сама не могла понять, почему не воспользовалась шансом отвертеться от игры в спектакле с Бурмистровым. Могла сказать Таисии, что у нас с самого моего прихода конфликты. Могла соврать, что он по-прежнему обижает меня, или придумать, что пристает. И что с Иваном мне играть намного комфортнее. Но на меня, наоборот, нашло какое-то отрицание, я встала на защиту Принца! Рассказать об этом Лисе — засмеет. Еще и дразнить будет. Я и бежать хочу от Артура, и одновременно тоскую безумно, если долго не вижу его. Это очень странные, противоречивые ощущения, которыми я ни с кем не могу поделиться.

Как же нестерпимо трудно и в то же время одуряюще сладко стоять рядом с ним на сцене, произносить слова вечной любви!

— Когда рукою недостойной грубо

— Я осквернил святой алтарь — прости.

— Как два смиренных пилигрима, губы

— Лобзаньем смогут след греха смести.

Артур обращается ко мне, глядя прямо в глаза, да так проникновенно, у меня аж колени дрожат. До премьеры всего пара дней. Не высыпаюсь, не успеваю делать уроки, мандраж ужасный. Лиса, хоть ее роль и не главная, тоже переживает. Но хотя бы с Матвеем у нее наладилось. Он на репетиции иногда приходит, приносит цветы. Внимательно слежу за Матвеем и Артуром — даже не смотрят друг на друга, будто враги. Как же так, ведь Артур из-за него в гонках рисковал!

«Это тебя не касается, Мотылек, — говорит мне внутренний голос. — Не лезь не в свое дело».

Но ничего не могу поделать, мне интересно все, что связано с Бурмистровым.

На репетициях нас очень хвалят, буквально все, и учителя, ребята, задействованные в спектакле, а уж Таисия и вовсе в восторге. Говорят, мы красивая пара. Идеальная. Умиляются, глядя на нас, все это не может не льстить. Я приказываю себе не слушать подобные разговоры. Это опасно! Глупое сердечко возьмет и поверит, а потом будет больно. Очень больно…

Странно, но Ника в этот месяц так и не появилась в школе. Я думала, потеряв роль, она все равно будет присутствовать, пусть на костылях, сидеть в зрительном зале, наблюдая за своим парнем, чтобы лишнего себе не дай бог не позволил. С Мышью… Но он и не позволяет, Соболева может быть довольна. Впрочем, наверное, она осознает, что я — не конкурентка ей, ни в чем. Если ей и нужно беспокоиться, то скорее о Зайцевой, которая с Принцем в библиотеке сосалась, и теперь, когда Соболевой нет, ни на шаг от Артура не отходит, бегает по пятам как собачонка. Но уж никак не обо мне. Я никогда бы не стала так унижаться, неважно насколько мне нравился бы парень. Со стороны выглядело жалко и отвратительно. Но Зайцева все ж таки получала от Принца крохи внимания, и кажется, была ими довольна.


«Вот и не думай о его личной жизни, Мотылек, забудь, выкинь из головы! Принц всегда будет зажравшимся бабником, тебе точно не подходит. Да и не смотрит он в твою сторону»

По всей видимости, в ту первую репетицию, когда Артур преследовал меня, чтобы обувь вернуть, Таисия как следует поговорила с ним. С тех пор Принц мне не досаждал. Я снова стала для него невидимкой. Все, что мы говорили друг другу, лишь слова, написанные много лет назад Шекспиром. Только Ромео и Джульетта. Никакого Артура и Василины. Никогда. Ни капельки. Но все равно после каждой фразы Ромео, обращенной ко мне, Джульетте, мои щеки начинали пылать, ресницы подрагивать, а во рту пересыхало. Мы играли любовь, при том что между нами не было даже дружбы. Между нами лежала пропасть. Мой Ромео был огнем, огромным столпом живого, неистового огня. А я была маленьким мотыльком, вокруг порхающим. Любопытным, наивным до глупости. И конечно, в результате я не могла не подпалить себе крылья.