Мне вдруг стало нестерпимо грустно. Окружающий праздник, его роскошество, показались лишь антуражем, игрой. Словно мне пришлось принять участие в еще одном спектакле, но уже не по Шекспиру. Зачем я здесь, среди богачей? В качестве забавной игрушки? Так же и Артур, наши судьбы лишь мимолетно соприкоснулись, связанные долгом перед школой, Таисией, искусством, но скоро вернутся на круги своя. Через неделю Принц и не вспомнит моего имени, увлеченный другими победами. Завтра кончится праздник, елка осыплется, а яркие новогодние игрушки уберут в далекий пыльный чулан. Туда же уйдут воспоминания…

Мне захотелось побыть одной, и я вышла в зимний сад, который находился за стеклянными дверьми в смежном помещении. Здесь никого не было, стояла тишина, лишь слабо доносилась музыка. Журчал ручеек искусственного фонтана. Я присела на деревянную скамейку с кованой спинкой, прикрыла глаза. Хотелось спать. Ну почему я такая странная? Лика вот, например, отжигает на танцполе, веселится, не останавливаясь ни на секунду. Почему я не могу быть такой же раскованной?


Слышу шаги, похоже, кто‑то решил последовать моему примеру и побыть в одиночестве. Надеюсь, что это не Якоб, который мог заметить куда я направлялась после нашего разговора. Иначе надо срочно покидать это уютное место…

И тут сердце начинает биться сильнее: ко мне направлялся Артур.

Замерев, я буквально вжимаюсь в скамейку, край которой утопает в густой тени огромного кустарника, наивно надеясь, что Принц не заметит меня. Освещение здесь приглушенное, совсем слабое. Так что у меня есть шанс…

— От кого ты здесь прячешься? — вздрагиваю от неожиданности, только сейчас осознав, что зажмурилась, наивно полагая, что это помешает Артуру обнаружить меня. — Тебя кто-то напугал? Обидел?

— Конечно, нет, — гордо вздергиваю подбородок. — С чего ты взял? Просто одной побыть захотелось.

— Почему?

— Странный вопрос.

— Тогда другой задам. Ты Якоба здесь поджидаешь?

— Что-о-о? — возмущенно вскакиваю со скамейки. — Ты совсем ополоумел? С чего такие вопросы? Да и твое ли дело, кого я жду? Тебе-то что?

— Не психуй так, — вздыхает Принц. — Можно ведь спокойно поговорить?

— Наверное. Но не с тобой, видимо. Зачем ты мне такие вещи говоришь, не понимаю. Если с Якобом у тебя конфликт, с ним и решай. Хочешь, я пойду позову его?

Делаю шаг в сторону выхода, но Артур хватает меня за руку.

— Нет. Мне совсем не хочется сейчас видеть Якоба. Мне даже разговаривать о нем не хочется.

Артур опускается на скамью, и притягивает меня за собой, вынуждая тоже сесть. Чувствую, что меня начинает охватывать знакомая дрожь. Он так близко, что ощущаю исходящее от него тепло. И запах туалетной воды. Ненавязчивый, едва уловимый, но очень приятный. Хочется вдыхать и вдыхать, без остановки.

— Меня, наверное, Лика ищет, — произношу нерешительно. Хочется убежать, я едва могу заставить себя усидеть на этой лавке. Но в то же время, сердце замирает при мысли, что мы вдвоем сейчас. Отрезанные от мира, от праздника. Словно на необитаемом острове. И нет ничего прекраснее этой глупой фантазии…

— Не волнуйся за сестренку. Она как сайгак скачет по танцполу. Обожает танцевать, уж не знаю, в кого такая страсть. Наверное, в прабабушку, правда это слухи… — усмехается Бурмистров. — Расслабься.

Меня же охватывает любопытство.

— Твоя бабуля была танцовщицей?

— Прабабушка. Ты ее должна была заметить — такая чопорная, в жемчугах, во главе стола.

— Да, конечно. Меня представили этой даме, — невольно улыбаюсь такой простодушной характеристике. — Но кажется, я не произвела на нее особого впечатления. Она лишь кивнула, и отвернулась. Даже разговоры о спектакле, из-за которого, я, по сути, здесь оказалась, ее не заинтересовали…

— Да? Странно. Вера обожает театр. Утром она заставила меня продекламировать ей целый отрывок, — ворчливо признается Артур.


«Оказывается, он может быть таким милым!» — поневоле замечаю про себя. — Как может этот обаятельный парень в кружевной белой рубашке и темных классических брюках, быть тем, кто унижал меня перед всем классом? Угрожал мне, забрасывал шариками с краской, травил?

— Видимо, твоя прабабушка симпатизирует Веронике Соболевой, — вздыхаю я. — Возможно, считает что я получила роль Джульетты незаслуженно…

— О, точно, соглашается Артур. — Как же меня это раздражает… Так вот, — возвращается он к теме танцев. Говорят, прабабушка в пятидесятые годы жила в Париже. И танцевала в кабаре. Мне она конечно такого не рассказывала. Но слухи были…

— Это очень интересно, правда. Но тебя, наверное, Ника ищет…

— Нет, я уверен, она отплясывает вместе с Ликой, — протестует Артур. — Мне нравится болтать с тобой, Мотылек.

— Не зови меня так. Ты же понимаешь, прозвища — это неприятно.

— Странно. Это довольно милое прозвище, разве нет?

— Обидное. И вообще, что за манера всем прозвища давать? — спрашиваю хмуро.

— Серьезно? — смеется в ответ Артур. — Разве ты за глаза меня не зовешь Принцем? А Нику — Барби?

— Да… Откуда ты знаешь? — теряюсь от его прямоты. — Но в лицо такого не говорю, понимаешь? Это большая разница! — нахожу нужный ответ и облегченно выдыхаю.

— А по мне — никакой. В лицо — даже честнее. Милый, растрепанный, злющий как оса, Мотылек, — хохочет Артур, уклоняясь от моего кулачка, которым пытаюсь стукнуть его по руке.

Я и правда растрепана — понимаю это и жутко смущаюсь. А все дурацкая привычка запускать руки в волосы, взлохмачивать их. Пока сидела здесь пытаясь разобраться в мыслях… о Боже, как стыдно! Я, наверное, как чучело выгляжу!

Вскакиваю и пытаюсь пригладить волосы, но без расчески ничего не получается, они лишь еще больше приходят в беспорядок.

— Эй, успокойся, — посмеивается надо мной Артур. — Подумаешь, волосы.

Он снова хватает меня за руку и притягивает обратно на скамейку. Покорно сажусь, чувствуя, как горят щеки.

— Тебе холодно? — неожиданно спрашивает Принц.

Я и правда ощущаю одновременно жар и озноб. Да что ж такое? Почему на меня так ненормально действует его присутствие?

— Нет, с чего ты взял? — спрашиваю раздраженно. — Только голова немного болит и спать хочется. Не надо было пить шампанское…

— У тебя руки ледяные, — хмурится Артур. И кладет ладонь мне на лоб. Его ладонь тоже прохладная… Так приятно. По шее бегут мурашки, словно от внезапного порыва холодного ветра. Кажется, нет сил отстраниться от этого прикосновения, чувствую себя ничтожно слабой, зависимой… и все же отстраняюсь от его руки.

— Ты горишь, Мотылек. Похоже, у тебя температура.

— Глупости. Просто голова разболелась… Я пойду.

Встаю со скамейки и направляюсь к выходу из сада. С каждой минутой все сильнее ощущая слабость и головокружение.


Просыпаюсь, подскакиваю на чужой постели не в состоянии определить, где нахожусь. Сразу понимаю, что это не та комната, куда меня поселили вчера. Ничего девичьего и розового, строгий, и в то же время помпезный дизайн, а постель, в которой лежу — просто огромная… А еще, я вся мокрая, словно меня кто-то облил во сне… На мне ночная рубашка, моя, но вот как переодевалась вчера, снимала платье — хоть убей не помню. Последнее воспоминание — разговор в беседке с Принцем. Надеюсь, это не он меня переодел! Выбираюсь из постели, встаю — ноги дрожат. Поеживаясь от холода, хожу по комнате. Не могу сообразить, где моя сумка, вещи… Как мне выйти отсюда?

Пока я в панике оглядываюсь по сторонам, в комнату заходит Анна Григорьевна.

— Василина, зачем ты выбралась из постели? — возмущенно восклицает она.

— А что такое? Мне нельзя встать? — удивляюсь в ответ.

— У тебя вчера температура была под сорок! Быстро в кровать! Я лекарства принесла. Ты вчера такой переполох устроила. Испортила праздник!

— Чем испортила? — недоумеваю.

— Чуть ли не в обморок грохнулась! Прямо на пол, посреди зала! Хорошо Артур оказался рядом и подхватил… Отнес в ближайшую комнату… Потом наверх, когда тебя врач осмотрел. Можно сказать, деточка, тебя весь вечер носили на руках! А девушка Артура, Ника, громко этому возмущалась! Ужасно невоспитанная особа. Не понимаю, почему ее так любит мать Аристарха Александровича! Весь вечер с этой Никой шушукалась, а меня едва парой фраз удостоила! — возмущенно фыркает бабушка, а затем возвращается к теме обморока. — Все суетились, переживали. Хорошо, что у Бурмистровых семейный врач есть. Он был на празднике. Но за лекарствами Дмитрию Аристарховичу пришлось в ближайший поселок ехать. И он был от этого не в восторге. Но оказался единственным, кто не выпил. Сегодня на завтраке так зыркал на меня, — последняя фраза выходит особенно ворчливой.

Мне ужасно неловко слушать бабушкин рассказ. Молодец, Василина, умудрилась снова оказаться в центре внимания! Ну вот за что мне это все?!

— Когда мы едем домой? — спрашиваю Анну Григорьевну. — Где мои вещи?

— Вещи должны сюда принести. А домой врач запретил тебя везти. Точнее, не рекомендовал и этого оказалось достаточно, Аристарх Александрович настоял, чтобы ты осталась у него в особняке. Какой же галантный, буквально сногсшибательный мужчина, — мечтательно вздыхает бабушка.

Глава 16

Валяюсь в постели с книгой Джейн Остин — «Гордость и Предубеждение». Чудесный роман, захватил меня настолько — аж невозможно оторваться. Мне неловко и смешно, но историю гордой Лиззи и Мистера Дарси я поневоле сравниваю со своими отношениями с Артуром. Глупо, конечно. Но кто может запретить мечтать? А сцена, когда сестра Лиззи, Джейн, оказывается невольной гостьей в особняке мистера Бингли, заболев из-за матушкиной гонки за зятем и вовсе один в один напоминает мою ситуацию. Я, как и Джейн, простужена и вынуждена продолжать пользоваться гостеприимством Бурмистровых.