В тот момент в моей душе все еще теплилась надежда, что Лиза поймет. Но как только она увидела меня, стоящую за руку с Принцем, на лице отпечаталось такое презрение! Сделав шаг к подруге, я замерла на месте. Лиса повернулась ко мне спиной, словно мы незнакомы.

Так больно стало, так обидно!

Да, я жалкая врушка. Она всегда душу передо мной выворачивала, всем делилась. А я — не смогла! Что ж теперь, казнить меня за это? Глубоко вдохнув, подхожу вплотную к Лисе. Беру за запястье, тяну на себя, требуя повернуться. Но подружка вырвала руку и посмотрела с отвращением.

— Лиза! Пожалуйста, давай поговорим!

— О чем?

— Пожалуйста, не обижайся! Отойдем…

Но Лиза отворачивается и уходит. Мы привлекаем внимание. Несколько парней и девушек уставились на нас, словно ждут, когда вцепимся друг в другу в волосы. Наверное, решили, что парней не поделили или что-то в этом роде. Все это неприятно, неправильно… не представляю, как выбраться из этой ситуации.

— Эй, помочь, Мотылек? Хочешь, поговорю с твоей Лисой? — последнюю фразу Артур произносит едва слышно, на ухо.

Я и не заметила, как подошел, настолько сосредоточилась на подруге, ловила каждую эмоцию, в надежде как-то исправить то, что натворила.

— Эй, рыжая, — кричит Бурмистров, не дождавшись моего ответа. — Иди сюда, разговор есть.

— Сам подойди, если надо, — хмуро отвечает за Лизу Матвей, притягивая подругу рукой за шею — Че раскомандовался, Бурмистров?

Артур хватает меня за руку и тащит за собой к Лисе. Подходим вплотную.

— Давай, пошли, Мотя. Не будем мешать девочкам. Подружкам поговорить надо, не видишь?

Лиса пожимает плечами и выворачивается из навязанных объятий Матвея, тот направляется к Бурмистрову. А мы отходим от парней подальше.

— Прости, Лиз. Я должна была тебе рассказать… — переминаясь с ноги на ногу, начинаю свою покаянную речь.

— О чем? Что здесь будешь? Так и я не предупредила… Не думала, что тебе это интересно. И уж тем более не ожидала, что гонки любишь, — ехидно отвечает Лиса.

— Про Артура… про него не сказала.

— Что теперь ты его Барби?

— Нет! Ты что! Какая я Барби…

— Да такая, Василин. Даже если не хочешь — придется… соответствовать. Давно с ним мутишь?

— Нет…

— А поточнее? Что-то уж больно рожа у тебя, подружка, виноватая.

— На Новый год…

— Болели вместе? Знаешь, противно! Получается, ты мне долго и нагло врала. Столько скрывала. В то время как я, дуреха, все тебе вываливала, всем делилась, считая, что у нас взаимное доверие, дружба.

— Не специально же молчала! — почти кричу от отчаяния. — Не хотела, так получилось! Стеснялась я… Не верила Артуру.

— Ну так и правильно! И сейчас зря веришь.


— Ты его не знаешь!

— Это ты не знаешь, а я с Бурмистровым в школе с первого класса. Он бабник, всегда таким был. Ты оказалась крепким орешком, сопротивлялась, не стелилась. Понятное дело, ему стало интересно…

— Вот поэтому-то тебе и не сказала! Ты бы отговаривала, убеждала, что он плохой.

— Он хороший. Но тебе будет плохо.

— Пусть. Я готова.

— Ну-ну. Посмотрим. Только ко мне не приползай, ок? Не хочу это видеть. И дружить с той, кто меня ни во что не ставит… не могу.

— Мы скоро родственниками станем. Давай хоть ради родителей…

— Ой, я тебя умоляю. Мы взрослые люди, Василин. И я ни перед кем стелиться не буду. Скоро к Матвею перееду. Вместе жить будем. Так что ваш дом мне не интересен, как и сестренка названная — врушка.

— Да? Ну рада за тебя, — отвечаю, изо всех сил изображая равнодушие. Сердце сковал ледяной холод, голова трещит. Меня даже тошнит. Нет больше сил выносить упреки, обиды. Понимаю, что неправа. Но не ожидала, что приговор будет настолько суровым. Меня вычеркнули, сразу, без вариантов. Ощущение, что Лиса ждала повода, чтобы прекратить нашу дружбу. А если так, то смысл ее удерживать? И как? Что еще нужно сказать, как извиниться, чтобы она простила скрытность и трусость? Никогда не чувствовала себя более паршиво. Хочется разреветься, но это будет уж совсем позорно. Тем более у Лисы в глазах ни слезинки. Она выглядит равнодушной и немного злой.

— Пока, Василина. Смотри, получше скрывай ваши отношения. От Ведьмы, да и от остальных. Узнают — хорошего не будет. Я даже понимаю, почему ты держала это в тайне. Но от меня — не стоило. Я бы никогда не предала тебя.

— Как и я!

— Нет. Ты — предала.


От разрыва с Лизой я долго не могла прийти в себя. Если бы не Артур, вряд ли бы вообще оправилась. Принц очень поддерживал меня. Был рядом, заботился, утешал, пытался развеять. Постепенно я привыкла к тому, что Лисы больше нет в моей жизни. Мы встречались в школе и… даже не здоровались. Проходили мимо как чужие. Остальные друзья тоже отвернулись от меня. Ваня, понятное дело, обиделся из-за Артура. Теперь вообще меня стороной обходил. Я даже пытала Бурмистрова — его ли это происки, но Принц хмурился и начинал допытываться: «Тебе мало меня, Мотылек? Больше поклонников захотелось?»

Подобные предположения расстраивали меня, и я старалась побыстрее замять разговор. Нет, мне не нужны поклонники. Но как же трудно после шумной компании снова становиться одиночкой!

Конечно, была еще Анжелика. Сестра Артура с третьей четверти перевелась в нашу школу, мы, разумеется, общались. Лика пришла в восторг узнав, что у меня отношения с ее братом. Я поначалу смущалась и отказывалась обсуждать с ней эту тему. Но потом привыкла, к тому же больше поговорить было не с кем. Но Лика на три года младше. У нее свои интересы, занятия. Она быстро нашла друзей, так что общались мы нечасто.


Незаметно пришла весна. Поглощенная отношениями с Принцем я даже не заметила ее приближение. Мне было все равно какая погода на улице, снег или дождь, или яркое солнце. Я думала лишь о новой встрече. Объятиях, в которых растворюсь, как только зайду в школу. Мы больше не скрывали наши отношения. Ходили, держась за руки, как настоящая пара. Многие шушукалась за моей спиной. Я догадывалась, о чем: «Как такая невзрачная пигалица умудрилась отбить парня у Соболевой? Что нашел Принц в этой Дусманис? Это наверняка ненадолго…» — и тому подобное. Но мне было плевать абсолютно на все.

Бабушка, узнав о моей «излишне близкой дружбе», с Артуром, тоже не пришла в восторг. Всячески уговаривала меня держаться от «неподходящего парня» подальше, убеждала: «ничем хорошим это не закончится», и даже грозилась запереть дома. Но со мной происходило что-то невероятное. То ли весенний, одурманивающий свежестью воздух, то ли новые, оглушающие чувства будоражили кровь… Я стала безумной. Неуправляемой. От былой робости не осталось и следа. Даже сны были наполнены тревогой, и в то же время каким-то безудержным драйвом. Все ощущения обострились. Солнце было жарче, первые цветы в палисаднике, возле бабушкиного дома, пахли слаще. На меня то и дело накатывало странное состояние, которое я могла определить — мне то хотелось плакать, то хохотать, как сумасшедшей.

Сегодня все дошло до точки кипения. Бабушка даже заперла меня, запретив уходить из дома вечером, категорически. И тогда, торопясь на встречу с Принцем, я вылезла из окна! Не второго этажа, нет, на такое я вряд ли способна, да и зацепиться возле окна моей комнаты совершенно не за что… Но пока везло — меня еще не запирали, а только грозили этим… Впервые Анна Григорьевна прям таки категорически запретила уходить из дома, а ведь Принц ждет меня неподалеку! Не думая о последствиях, лишь чувствуя отчаянную потребность увидеть любимого, пока бабушка закрывает на замок входную дверь, выпрыгиваю из окна кухни. Поцарапала коленку, больно хлестнула ветка по лицу — наплевать. Главное — свобода.

Принц за углом, на новехоньком Харлее. Уж не знаю, на какие деньги он его купил — вряд ли на родительские. Ему настрого запретили мотоциклы после аварии. Но Артур не может без скорости, я успела в этом убедиться. Кажется, тоже начинаю понимать этот кайф. С Принцем мне ничего не страшно. В выходные даже договорились записаться на прыжки с парашютом. Я согласна на любое безумство. Лишь бы вместе…

Надеваю протянутый шлем, прыгаю на байк позади Артура, крепко обнимаю любимого за талию. Он нажимает на сцепление и выруливает на полупустое шоссе. Порыв ветра подхватывает белокурые локоны, свисающие из-под шлема. Завороженно наблюдаю за этим. Обожаю волосы Принца. Могу часами их разглядывать, накручивать на палец прядь… Артур даже как-то пошутил: наверное, парикмахером стать хочу и что ощущает во мне нездоровый фетиш к его шевелюре.


Меня даже не пугали соревнования спор, бешеные гонки. Артур все равно продолжал ворчать, когда я просилась с ним в компанию стритрейсеров. Меня уже не смущали длинные волосы, бороды, кожаные косухи, пропахшие бензином, крепкие руки со ссадинами и разбитыми костяшками. Не приводил в ужас визг тормозов, скрип покрышек. Я обожала сцеплять руки под курткой моего парня, чувствовать, как жар его большого тела согревает мои холодные пальцы. Ощущать ветер, бьющий в лицо, развевающиеся волосы. Я отдавалась целиком этой свободе, драйву, рычащему под нами зверю.


А еще Артур учит меня водить машину. Находиться с ним в тесном пространстве автомобиля — почти пытка. Возбуждение бьет через край, руки потеют, дрожат, и единственное, что мешает бросить руль и зажмурить глаза — мягкие, терпеливые комментарии.

— Все хорошо, Мотылек. Очень хорошо. У тебя отлично получается.

Какое там отлично, когда только и жду, что съеду в кювет? Сердце колотится, адреналин зашкаливает… на скорости тридцать километров в час… на безлюдной проселочной дороге. Вокруг поля, ни одной живой души. Останавливаю машину и выскакиваю наружу.

— Это не мое! Никогда не научусь!

— Все хорошо, Василин. Никто не сумел бы сразу.