Я веду Хартли на кухню и жестом приглашаю ее присесть.

– По-моему, у нас остались равиоли. Да или нет?

– Да. Я обожаю равиоли. Тебе помочь?

– Нет. Просто сиди и развлекай меня.

Она садится на высокий барный стул.

– И как именно мне тебя развлекать? – Но стоит мне открыть рот, как Хартли поднимает руку, призывая меня ничего не говорить. – Забудь, что я это сказала. Почитать тебе новости?

– Хочешь вонзить мне в лоб ледоруб?

– Значит, нет.

Я вытаскиваю из холодильника равиоли и читаю записку, которую наклеила на крышку Сандра. «Разогревать с конвекцией 3 минуты». Засунув блюдо в духовку, я разворачиваюсь и прислоняюсь к кухонной столешнице.

– Удивительно, что здесь больше никто не живет, – оглядывая огромную полупустую кухню, говорит Хартли. – Как-то во время каникул я пожила с семьей в Нью-Йорке. Их дом в восемь раз меньше вашего, но у них было трое слуг.

– Когда-то и у нас их было много. Но после смерти мамы они давали интервью всяким охочим до сплетен грязным газетенкам, рассказывая о нашей семье. Папа уволил всех, за исключением Сандры, нашей кухарки. – Я показываю большим пальцем на духовку. – И то она работает лишь несколько дней в неделю, потому что недавно у нее родилась внучка, с которой она помогает. Но мне и самому так больше нравится. А как тебе на севере?

– Зимой там холодно. Очень холодно. Я совсем не расстраиваюсь, что уехала. Но все же мне нравились весна и осень.

– Сколько ты там прожила?

– Три года. – Хартли не продолжает, и я знаю, что ей хочется спросить меня о смерти мамы и, наверное, еще о том скандале, который разгорелся вокруг нашей семьи в этом году. Но вместо этого она кидает мне полотенце. – Возьми, чтобы не обжечься.

– Спасибо! – Я осторожно вынимаю стеклянную посудину. – Поедим прямо отсюда или мне достать тарелки?

– Можем поесть и отсюда. Хочешь воды или еще чего-нибудь?

На самом деле я бы с радостью выпил пива, но, думаю, Хартли это не понравится. По-моему, она была далеко не в восторге, когда нашла меня пьяного после игры в покер.

– Вода сойдет.

Мы съедаем все равиоли, и Хартли спрашивает, где туалет. Я показываю ей на дверь рядом с кухней, а сам отправляюсь дальше по коридору, в гостевую уборную.

Возвращаясь обратно, слышу голоса Хартли и Лорен. Наверное, та спустилась вниз, чтобы что-то взять, хотя я прямо-таки удивлен, что она не отправила кого-то из своих верных слуг.

Я не собирался подслушивать, о чем они говорят. Честно. Но как только я намереваюсь переступить порог кухни, Лорен произносит что-то такое, отчего мои ноги словно приклеиваются к полу.

– Здорово, что используешь имя Ройалов.

– В смысле? – Хартли недоумевает.

– В смысле, что, встречаясь с Ройалами, ты получаешь кучу классных преимуществ. Это же здорово, правда? – Лорен говорит это самодовольным, нахальным тоном, от которого я застываю. Вот гадина.

– Я не встречаюсь ни с кем из Ройалов. Мы с Истоном просто друзья.

Лорен усмехается.

– Да ладно тебе! Друзья не покупают друг другу дорогие украшения.

– Что? А, ты про это? Истону она попалась в автомате по продаже конфет.

– Ну да, в автомате по продаже конфет.

– Я не понимаю.

– На Шестой есть местечко, где делают ювелирные украшения на заказ. Подвески стоят от пяти тысяч и выше. – Наступает тишина. Наверное, Лорен мысленно оценивает содержимое прозрачного сердечка на цепочке Хартли. – У тебя тут три подвески. Бриллианты, рубины и изумруды. Думаю, этот комплект обошелся Истону примерно в пятнадцать тысяч. Но не переживай, он может себе это позволить. Как я говорила, это хорошее начало.

– Но… я не хочу, чтобы он покупал мне дорогие вещи, – возражает Хартли, а я проклинаю Лорен за то, что она вообще завела весь этот разговор. Мне и так пришлось извернуться, чтобы заставить Хартли принять подарок.

– О, прошу тебя, не притворяйся невинной овечкой. Если встречаешься с Ройалами, придется потерпеть их больную семейку. Так что есть за что получать компенсацию, верно?

Отойдя немного назад, я нарочно топаю по полу, чтобы девчонки могли меня услышать. И, естественно, они умолкают. Лорен широко улыбается, когда я захожу в кухню. Хартли же стоит с мрачным видом.

Увидев меня, она тут же поднимает цепочку.

– Я не могу ее носить.

Я борюсь с желанием посмотреть на Лорен.

– Почему?

– Она слишком дорогая. Я не могу ходить в цепочке, которая так дорого стоит.

Лорен раздраженно вздыхает, как будто Хартли подвела ее. Взяв стакан с водой, она уходит из кухни, даже не обернувшись.

– Почему? – снова спрашиваю я у Хартли. – Ты же не бедная. У тебя есть трастовый фонд.

– Этот трастовый фонд был создан моей бабушкой, им можно пользоваться только для образовательных целей: дополнительных занятий, репетиторов и тому подобного. Благодаря ему я и смогла попасть в «Астор».

Я наблюдаю, как она возится с застежкой, тянет цепочку в разные стороны, как будто золото обжигает ей кожу.

– Помоги мне, – приказывает она.

– Нет. – Я отхожу назад.

Снять с нее цепочку будет означать поражение, а я не хочу чувствовать себя проигравшим.

– Я серьезно, Истон. Мне неудобно оставлять ее у себя. Я бы никогда не смогла позволить себе купить что-то подобное. Как думаешь, почему еще мой отец… – Она запинается. – Я не могу ее оставить.

– Что ты собиралась сказать про своего отца?

– Ничего.

Я сердито фыркаю.

– Почему с тобой всегда так сложно? Почему твоя жизнь – это такая большая тайна?

Хартли на секунду отпускает цепочку.

– Какая тебе разница?

– Мы друзья. Я хочу узнать тебя получше. – И еще я устал быть тем единственным, кто делится своими переживаниями или воспоминаниями. Я рассказывал ей о таких вещах, о которых не говорил никому и никогда. Но она упорно продолжает оберегать тайну своей жизни и ведет себя так, как будто ей легче побриться наголо, чем довериться мне.

В ее взгляде сквозит презрение.

– Да, ты постоянно твердишь, что мы друзья. Говоришь, как здорово просто быть мне другом. Но какая-то часть меня чувствует, что это всего лишь разводка или что-то типа того. Ты делаешь все это лишь потому, что хочешь залезть мне в трусы.

Я сжимаю кулаки.

– Если ты так считаешь, то почему осталась?

Хартли молчит.

– Тебе повезло, что я решил не приставать к тебе.

У нее открывается рот.

– Повезло?

– Да. Потому что, если бы я хотел, чтобы у нас был секс, у нас бы был секс. Я лишь играю в игру по твоим правилам.

– Вау, как мило, Истон. – Она с силой дергает цепочку, и хрупкая застежка поддается. – Спасибо за игру, кино и еду.

Блин!

– Погоди, не уходи. Я просто пошутил.

Хартли кладет цепочку на столешницу, не глядя мне в глаза.

– Ага. Только мне уже пора.

Вечер в самом разгаре, и я точно не хочу оставаться дома один.

– Да ладно тебе, Хартли. Ради тебя я остался сегодня дома, а ты уже собралась уходить? И из-за чего? Из-за того, что я неудачно пошутил?

– Нет, из-за того, что я устала и хочу домой. Тебя никто не заставлял оставаться дома. Ты сам так решил. – Она марширует в холл.

Я хватаю цепочку и бегу за ней.

– Я так решил, потому что именно так поступают друзья: идут друг для друга на жертвы.

– Мне не нужно от тебя никаких жертв, – ледяным тоном отвечает Хартли.

Во мне начинает закипать гнев.

– Ну и ладно. Тогда сама придумай, как тебе уехать домой.

Хартли распахивает тяжелые дубовые двери.

– Придумаю.

С этими словами она уходит.

Просто берет… и выходит за дверь, спускается по ступенькам и продолжает идти. Я наблюдаю через окно в холле, как ее стройная фигура становится все меньше и меньше, пока совсем не исчезает с подъездной дорожки.

Хартли так ни разу и не обернулась.

Я даже рад, что она ушла. Так я говорю себе. Мне весь вечер хотелось выпить, а теперь больше не нужно беспокоиться о том, чтобы не расстроить ее. Я смотрю на цепочку, зажатую в кулаке, и меня так и подмывает швырнуть ее в стену. Но в конце концов я убираю украшение в карман, потому что Лорен была права. Проклятая штуковина действительно обошлась мне в пятнадцать кусков. Пожалуй, сохраню для какой-нибудь другой девушки. Только на этот раз выберу такую, которая будет по-настоящему ценить меня и не станет скупиться на благодарности.

Я топаю в папин кабинет, прямиком к бару, в котором остался лишь отвратительный портвейн. Но я все равно вливаю в себя сладкую мерзость. Выпивка есть выпивка. Необходимый мне кайф скоро придет.

Поверить не могу, что она так поступила. Я был добр к ней, вступался за нее, оберегал. Она должна радоваться, встать на коленки и благодарить меня за то, что укрыл ее мантией Ройалов.

Мантией Ройалов?

Меня едва не выворачивает от собственных слов. Вот, значит, в кого я превратился? Неудивительно, что Хартли не захотела больше оставаться со мной.

Я шарю по комнате в поисках еще одной бутылки. Где-то в глубинах сознания раздаются тревожные голоса братьев, которые просят меня не спускать свою жизнь в унитаз.

– Никаких таблеток, никаких наркотиков, – обещаю я своим вымышленным братьям. – Всего лишь немного выпивки. Ничего страшного.

Прижимаясь губами к горлышку бутылки, я ловлю свое отражение в зеркале на стене. Раньше там был мамин портрет. Теперь в висящем зеркале отражаются чудовища. И как старик выносит собственное отражение? Погодите, да его никогда не бывает дома, вот как.

Я здесь один-одинешенек, хлебаю пойло, которое терпеть не могу, а все потому, что не хочу проводить ни минуты своей жизни в одиночестве. Моя голова – дурное место.

Я еще сильнее сжимаю бутылку в руке. Пить в одиночку – это для лузеров. Я, Истон Ройал, – не лузер. Прикончив первую бутылку, хватаю вторую и нетвердой походкой направляюсь к пляжу.