— Признание может быть дешевым, если он сделано не ради любви, а ради широкого жеста. — вкрадчиво протянул мужчина, а затем медленно облизнув губы, с интересом спросил: — Ты на самом деле считаешь, что этот парень любит тебя? Не думай, что я смеюсь или издеваюсь. Просто любопытно.

Равнодушно пожав плечами, я откинулась на спинку и прикрыв глаза от усталости, едва внятно промямлила:

— Каждый хочет, чтобы его любили. Не потому что человек хороший, веселый и тому подобное… А просто так. Обнимали, целовали, признавались в любви и не боялись сказать всему свету: это моя девушка.

— Хм… Интересно. По-твоему, любовь выражается в словах и тактильном контакте? — немного хрипло спросил Абрамов. Я едва не замурчала от низких, хрипловатых и таких обволакивающих ноток в его голосе. Они расслабляли, не хуже антидепрессантов.

— Нет, конечно, нет!.. — мне почему-то до жути не хотелось, чтобы Максим не считал меня пустой и ограниченной. Не на долго задумавшись, я объяснила свои эмоции так, как была способна в данном состоянии: — Когда тебе плохо, кто-то должен спросить, как дела, выпытать правдивый ответ, принести плед и выслушать даже самые "неинтересные" истерики. Когда тебе хорошо, кто-то должен разделить с тобой бутылку вину, искренне порадоваться и пожелать счастья. И, пожалуй, когда ты потерян, кто-то должен взвалить ношу принятия решения на себя и, возможно против воли, поставить на путь истинный. Это любовь: защита, бережность, уважение, ответственность.

Абрамов долго не отвечал, а я погрузилась в свои мысли, только спустя пару минут поняв, что молчание затянулась. Резко распахнув глаза, я увидела, как Максим в упор рассматривает меня. Я не могла дать обозначение этому взгляду, ведь раньше ничего подобного не встречала. Интерес, быть может? Но его омуты снова захватили меня в плен, перекрывая дыхание и способность соображать здраво.

— Ты не обычная девочка. Не могу сказать, что не так, но теперь понимаю… — одними губами прошептал Максим, не моргая.

— Понимаешь?.. Что именно?

— Понимаю, почему мой брат так на тебе помешался. Ты… ты словно какой-то китайский ребус, который хочешь по скорее разгадать, с диким, почти детским азартом. — одухотворенно протараторил он, а затем осекся, увидев легкое недоумение в моих глазах. — В любом случае, я хочу, чтобы ты помнила одно… Я всегда готов тебя выслушать. Если что — ты знаешь, к кому идти. По любому вопросу! У меня есть влияние на Шакала, хоть и не большое… Ладно?

Замешкавшись, я вдруг напряглась. Как так получилось, что уже долгие пол часа я разглагольствую на тему любви и семейных ценностей с почти незнакомым мужчиной? На энергетическом уровне я не ощущала опасности от Максима Абрамова, но не хотела сближаться с ним, или даже дружить.

Он — брат моего врага. А это лишний риск и опасность. Так что мило улыбнувшись, я медленно сползла со стула, стараясь не коснуться мужчины и отошла на пару шагов.

— Было приятно пообщаться. Но если у меня что-то случиться, я обращусь к близким. — быстро развернувшись, не дала мужчине даже шанса ответить. Ноги сами несли меня прочь из душного, затхлого помещения на свежий воздух.

В этот раз никто не пытался меня остановить. Охрана будто испарилась и это было только на руку. В университете словно закончился кислород и легкие жгло, голова кружилась, а ноги заплетались. Помню, как буквально перевалилась через турникет, в глазах все темнело, а руки тряслись, словно в припадке эпилепсии.

Бабье лето на дворе радовала остатками теплого солнца и высокой температурой, создавая слабый контраст между душными коридорами и улицей.

Медленно спускаясь по перилам вниз, я молила лишь об одном: не встретить Шакалова. Шанс вернуться в свою маленькую улитку и пересидеть там хотя бы день в спокойствие манил так сильно, что силы брались непонятно откуда. Правду говорят — перед смертью не надышишься.

Внезапно кто-то схватил меня за руку, вынуждая остановится. Но не успела я повернуться, как мужчина уже поднял меня на руку, таким образом ускоряя передвижение.

— Тебе плохо. — констатировал Шакалов, не давая сказать и слова. Я была так слаба, что не смогла даже ударить его, протестовать или что-то сделать. Новый приступ тошноты и головокружение, заставил дезориентироваться и сжаться, ожидая, когда все пройдет. — Только не говори, что для тебя нормально постоянная рвота и головокружения, вплоть до обморока.

— Я не упала в обморок. — собрав остатки силы в кулак, выдохнула я.

— Только потому, что я вовремя схватил тебя за руку, Черничка. — немного нервно съязвил Шакалов, а затем снова вернулся к привычному холодному тону: — Мы поедем в больницу прямо сейчас. Нет смысла ждать окончания концерта.

— Но… все ведь так готовились!

— Там останется Максим. Я доверяю ему, как себе. — отмахнулся мужчина, продолжая быстро и уверенно лавировать между деревьями и толпами студентов, решившими покурить на большой перемене.

Шакалов нес меня, как машина, без нелепых поглаживаний, странных вздохов и пошлых анекдотов. Я горько вздохнула, с ужасом чувствуя дежавю. Кукла снова сломалась и требует починки.

На глаза снова навернулись слезы, окончательно отрезая меня от мира. Внезапно я ощутила себя такой жалкой, никчемной и никому не нужной, что едва не зарыдала в голос. Слава богу, общая слабость не давала даже моргнуть без усилий. Я цеплялась за этот мир, словно попавший в тайфун за каждое дерево на его пути. Бессмысленно? Возможно… Но, господи, как же хотелось, чтобы кто-то смотрел на тебя с восхищением, любовью, дышал тобой и больше никого не видел!

Замечала ли я, что Инга с Владом изменились после ночи в камере? Естественно. Но, где-то там, глубоко внутри, я верила, что смогу исправить себя, их и ситуацию. Потому что люди меняются под давлением чувств, а не на оборот.

Шакалов положил меня на заднее сидение своего внедорожника, а я сжалась калачикам, сцепляя руки вместе и пытаясь избавиться от дикого холода и мурашек. Мужчина обошел машину и сел на место водителя, когда я ощутила, что уже почти отключилась.

— Почему ты так себя ведешь, Кирилл? За что?.. — тихо прошептала, шмыгнув носом. В тот момент, говорила не я, а мое холодное девичье сознание, под давлением помутнения рассудка и я была бы рада не вспомнить это слова позже. — Знаешь, а мне никто никогда не дарил цветы. Только папа на день рождения. И все. А я люблю ведь простые ромашки, полевые. Никто и никогда…

Он ничего не ответил, да и не должен был. Что сказать человеку, который для тебя никто? Случайная букашка под ногами, проблема или неприятность.

* * *

Теплая рука легка на щеку и я поморщилась, пытаясь перевернуться на постели и спать дальше. Только вот перевернуться не получилось, ведь шея ужасно затекла и стрельнула так сильно, что я едва не упала с заднего сидения.

— Нужно идти к врачу, Черничка. — услышав голос Шакалова, я замерла, восстанавливая цепочку событий. И пусть они были расплывчатыми и не четкими, сложно забыть, как тебя уносят на руках в неизвестном направлении при всем вузе!

— Черт! — вспомнив о Владе и своей репутации в учебном заведении, я тут же села прямо. После сна голова, казалось, была ясная, только вот за окном резко потемнело. Мысленно прикинув, как далеко находится клиника Гайки от вуза, я не смогла посчитать больше двух часов, даже с учетом самых загруженных пробок. Но, судя по всему, в пути мы были больше пяти.

На минутку задумавшись, я удивленно взглянула на насупленного Кирилла и сонно прошептала быстрее, чем подумала:

— Ты что, ждал, пока я проснусь?

Раздраженно выдохнув через зубы, Шакалов подтянул меня к себе за руку и взял на руки. Снова. Уже знакомая клиника замаячила на пути и я поморщилась, отгоняя непрошенные воспоминания. Чтобы победить ситуацию, нужно быть сильной и трезво мыслить. Нужно видеть не проблему, а отсечь эмоции и разглядеть обычную, житейскую, ситуацию.

Быть сильной давалось с трудом, но пытаться я не переставала.

— Не обольщайся. — фыркнул он, с ноги открывая дверь. Было видно, что мужчина на взводе и, возможно, его задели мои предположения о заботе. Теперь-то, проснувшись окончательно, я прекрасно вспомнила, кем на самом деле являюсь для этого монстра и мне самой казались абсурдными такие мысли. Но то, как злился от этого Кирилл вгоняло в депрессию. Словно я была для него собачкой, доброе дело для которой — абсурд. — Гайка осмотрел тебя, пока ты спала. У тебя резко упало давление. Он сделал тебе укол и заставил не трогать. Пока я ездил на встречу, ты была под охраной.

С ужасом думая о том, как крепко я спала, что посторонний человек смог провести осмотр и поставить укол, я пропустила момент, когда Шакалов внес меня в кабинет. Он не поздоровался с Гайкой, не пытался стучать в дверь, а прошел мимо доктора и положил в гинекологическое кресло.

— Добрый день. — устало шепнула я мужчине, стараясь не смотреть на обезумевшего Шакалова.

— Ей нужно снять штаны. Я не определю беременность силой мысли. — полностью проигнорировав меня, прошептал врач. Наверняка он тоже чувствовал странное настроение Шакалова и сделал несколько шагов назад, словно боясь его реакции. Но Кирилл только подошел ко мне и предупреждающе посмотрев в глаза, медленно и аккуратно снял сперва брюки, а затем и трусы.

Я едва не сошла с ума, пока убеждала себя, что нет ничего страшного, что мужчина снимает с меня белье. Ведь он не раз видел меня голой, правда? А Гайка так вообще гинеколог…

Только вот слезам, трясущемуся телу и дикому ужасу внутри этого не объяснишь.


— Ты бы по аккуратнее с ней. Если девочка и вправду беременна твоим ребенком, ты сможешь спровоцировать выкидыш. — подходя ко мне, Гайка надел перчатки и приступил к работе, едва не подпрыгнул на стуле от рыка Шакалова:

— Неизвестно еще, со сколькими спала эта шлюха. Так что я хочу, чтобы ты проверил ее получше. И сделал тест ДНК. Сегодня же!