— Потому что не могу сказать со сто процентной уверенностью! А тебе нужна только она. — испуганно выкрикнул доктор и что-то в комнате упало со звенящим грохотом. — Хорошо, скажу иначе…. По предварительному осмотру могу сказать с почти полной уверенностью — девочка тебе не врала. Так что будь с ней милее, а то…

— Сука… — рыкнул мужчина и что-то в комнате разбилось. Пользуясь суматохой, я открыла один глаз и слегка приподнялась на локтях. — Какая же ты сука…

Картина была маслом: Кирилл держал Гайку за шею в воздухе, пока тот, покрасневший, с мокрыми от страха глазами, смотрел на Шакалова с такой мольбой, будто видел в его черных глазах свою смерть. То, как мужчина был уверен в способности Шакалова убить — пугало до дрожи.

— А хочешь, я тебе скажу, почему ты сказал об этом только сейчас? Черничка понравилась. Хочешь сыграть в хорошего и плохого "полицейского". Только ты одно забыл, Гайка. — рука Кирилла опустилась на ширинку мужчины и он так сильно скрутил его достоинство, что даже у меня заныло под ложечкой от утробного крика врача. — Правила устанавливаю я. Игру веду тоже я. Сегодня ты облажался дважды. Посягнул на мое и не сказал правду, когда стоило.

— Шакал… Все не так! — губы Гайки уже посинели, но ему все же удалось прохрипеть пару фраз, пробирающих до дрожи. — Прошу, послушай…

— Хочешь, чтобы все было просто? — с усмешкой спросил мужчина, а затем многозначительно цокнул и протянул слова, полные холода, угрозы и призрения: — Нет. Все должно быть честно.

Не знаю, что щелкнуло внутри в тот момент. Но увидеть чью-то смерть я была не готова. Наплевав на конспирацию, резко села на койке, тем самым показывая всем, что я давно не сплю. Гайка тут же перевел взгляд на меня, полный надежды, а затем и Шакалов, не скрывая безразличия.

— Не убивай его, прошу. — тихо попросила я, боясь, что громкий голос только раззадорит животное, внутри мужчины, требующее крови. Да, он не рыкнул в ответ, как обычно, но и не перестал держать Гайку в воздухе за шею. Тогда в голову пришел единственный рычаг давление, который имел хоть малейший шанс повлиять на Кирилла: — Ребенок… Такие стрессы не помог. Ты и так заставил нас очень понервничать сегодня. Что если… Что если ребенок и вправду твой? Хочешь потерять его так… глупо?

Кирилл замер, словно его кто-то ударил обухом по голове. Лишь на секунду он потерял самообладание, но и этого хватило чтобы понять — я задела его за больное. Понятия не имею, что там за история с бывшей невестой Шакалова, сбежавшей два месяца назад с его помощником, но теперь мне до безумия хотелось разобраться в этом деле. По личным ощущениям, было так что-то, имеющее давление на Кирилла.


— Хорошо. — безразлично выдал мужчина и разжал пальцы. Безропотное тело Гайки упало на ламинат и он тут же закашлялся… кровью. Тем не менее, в тот момент я не ощущала себя впервые победившей. Нет. Шакалову удалось выставить ситуацию так, будто последнее решение все равно было за ним. Он наклонился к самому уху мужчины совсем не тихо "прошептал": — Ты цел только благодаря ей. Но это еще не конец, Гайка.

Мужчина не мог ответить, приводя дыхание в норму, а Шакалову его и не ждал. Он быстро встал и направился ко мне. Не позволяя сказать и слова, мужчина закутал меня в больничное покрывало и поднял на руки. А я… Я все еще смотрела на Гайку, пытаясь перестать представлять себя на его месте. Как сколько гнев Шакалова обрушиться против меня?

— Куда ты меня несешь? — с ужасом спросила я, ожидая худшего, бросая последний взгляд на врача.

— Домой. — жестко сказал он, давая понять — разговор окончен. Дискутировать он не настроен.

Мы ехали по ночному городу в полной тишине. Как ни странно, впервые мне было нечего ему сказать. Наверное, Шакалов чувствовал себя так же.

Несмотря на все пережитые события, мозг активно размышлял на тему будущего ребенка. Первая эйфория прошла и теперь я пыталась разобраться в своей жизни, расставить все по полочкам. Реальность капала на голову, создавая снежную лавину из непреодолимых трудностей. Как спрятаться ребенка от Шакалова? Как объяснить все родителям? Где найти деньги и нормальную работу с моим не законченным высшим?

— О чем думаешь, Черничка? — услышала я сквозь гробовую тишину и вздрогнула, только постфактум осознавая, что машина уже давно припаркована около подъезда родителей. Откуда Шакалов узнал мой адрес — я даже не спрашивала. Кирилл мог управлять всем, на что упадет глаз.

Откровенничать с ним не хотелось, а тем более разговаривать, но… Против воли я осознавала ужасное: у нас с мужчиной появляется все больше общих мерзких тайн, которые я не смогу обсудить ни с кем, кроме него.

Засмотревшись на огонек ночного фонаря, я тихо прошептала:

— Просто не понимаю… Что сделала не так? Родители учат детей, что те всегда получают по заслугам. Не могу вспомнить момент, когда убила кого-то, подставила или разрушила что-то.

— Веришь в карму? — совершенно спокойно спросил он, будто не был олицетворением всего мирового зла, а внезапно оказался простым мужчиной, нуждающимся в простом, человеческом разговоре.

— Верю.

— И, по-твоему, жизнь всегда справедлива? — Шакалов грубо хмыкнул и с придыханием выдал: — Тогда история двухмесячной давности тебя ничему не научила, Черничка.

Все. Мой запас терпения кончился!

Резко повернувшись к мужчине, я смерила его полным призрения взглядом и с трудом сдержав крутящиеся на языке маты, сквозь зубы протянула:

— И что я должна была вынести из этой истории? — Кирилл глухо рассмеялся и отвернулся, будто мое настроение, выражение лица и поведение его смешило, а не злило. Это только добавило градуса к моим и без того закипающим нервам! — Помнишь то, что я сказала тебе в больнице? Это правда, Шакалов. Я могла бы забыть унижения над собой, но не над моим ребенком.

Мужчина резко повернулся и сощурив глаза, пристально посмотрел на меня, протянув руку. Его пальцы сжали мой подбородок до того, как я успела отстранится.

— Чем быстрее ты станешь кроткой, тем быстрее у нас все наладиться. Заметь, именно ты всегда вынуждала меня выбирать кнут, а не пряник. — Шакалов резко опустил взгляд вниз, на мой живот и как-то нервно сглотнув, неуверенно протянул. — Если это правда… То, что сказал Гайка… Я ошибся и мне жаль. Тебе придется принять мои извинения, и женится. Другого не дано. Женщина, которая носит моего ребенка, — моя женщина.

Не знаю, могло ли это задеть Кирилла хоть каплю, но я сказала то, во что верила каждой фиброй души и была уверенна в словах, как в себе:

— Ты можешь заставить меня делать все, что душе угодно. Но… Я никогда не полюблю тебя. Даже другом ты мне быть не сможешь. Никогда, Шакалов. Пожалуй, это будет одной веткой на дереве мой мести тебе. — не знаю, что произошло, но энергетика вокруг поменялась. Странно, но Шакалов не изменился, не убрал руку и даже не моргнул… Тем не менее, я остро чувствовала — что-то изменилось. Словно ветер вдруг стал не северным, а южный.

— Даже не знаю, кому досталось большее наказание, Черничка. Не знаю… — криво усмехнувшись, парировал мужчина, а затем вдруг резко убрал руку и отвернулся к рулю, переходя на уже знакомый холодный, отреченный и без эмоциональный тон: — Иди домой и отдыхай. В институте у тебя больничный на неделю. Придешь раньше на учебу — будет наказание.

Замок щелкнул, и я поняла, что все время машина была заблокирована. Не ожидая повторного предложения выйти, я резко распахнула дверь и вышла, рванув к подъездной двери, словно умалишенная.

Ноги несли меня вперед, не разбирая дороги. Дыхание сбилось, словно после долгого бега, а перед глазами возникла белая пелена. Ключи удалось найти с третьей попытки, и даже лифт на седьмой этаж я ждать не стала, в нетерпении наконец-то оказаться дома.

На дворе была глубокая ночь, но точного времени я не знала. Ожидая, что родители спят, тихо открыла двери. На мне все еще была бела простынь, которую я прижимала к себе чисто по инерции.

Еще в машине Шакалов вручил мне штаны и дал возможность одеться.

Только вот стоило открыть дверь, меня ждал сюрприз. На кухне горел свет. Странно было предполагать, что "бессонница" родителей связанна со мной, ведь я и раньше оставалась ночевать у Влада или Инги.

Но для меня это был знак свыше. Хватит лгать, скрываться и таить секреты. Самое время рассказать по настоящему близким людям то, что не давало спать долгие месяцы. Открыться, довериться и исповедаться.

Я медленно шла в кухню, отсчитывая шаги. Было страшно, рискованно и до ужаса волнительно. Но… Вместе с тем я ощущала легкость, надеясь на важную мне поддержку и внимание.

Мама стояла у окна и смотрела низ. Наверняка она видела, как я выходила из машины Шакалова и это могло облегчить мне задачу рассказать правду. Отец же сидел за столом с рюмкой водки и смотрел себе под ноги, хотя было очевидно — кто-то зашел к комнату.

— Мам, пап? — неловко позвала я, но никто и не шелохнулся. Осторожно подойдя к маме, я положила ладонь ей на плечо и почувствовала, как она всхлипнула. Женщина плакала редко, что заставило тут же испугаться. — Кто-то умер, заболел? Почему вы не…

Она не дала мне договорить. Повернулась так резко, что пришлось отшатнуться. Ее ладонь упала на мою щеку, создавая громкий шлепок и, наверняка, оставляя красный след. Но это было не так важно… Глаза… Ее глаза смотрели на меня так, словно я пустое, грязное и никому не нужное ведро помоев.


— А случилось то, что мы воспитали шлюху. — резко закричала она и попыталась отвесить еще одну пощечину. Только в этот раз я успела отойти и ладонь лишь рассекла воздух. Только это не остудило пыл мамы: — Мы думали, что воспитали хорошую и правильную девочку. Но, оказалось, она грязная лгунья и падшая женщина!

— Мама, о чем ты говоришь? — на глазах появились слезы, и я посмотрела на отца, который все еще не желал встречаться со мной взглядом. — Я могу объяснить, чтобы там ни было!