Я снова попыталась дернуться, оттолкнуть мужчину руками или хотя бы не дать ему укрывать мое лицо поцелуями. Но Шакалову было плевать… Он, словно обезумев, целовал меня повсюду, не обращая внимания на родителей, мое нежелание его прикосновений.

— Кирилл! Мама и папа… — прошептала я, тут же услышав слова мамы:

— Все хорошо, дочечка. Мы ведь понимаем, что такое любовь. Первое время так тяжело себя сдерживать… Сами в свое время не могли…

— Хватит! Я поняла! — покраснев до состояния перезревшего помидора, воскликнула я, а затем шепнула в пол голоса, чтобы слышал только Шакалов: — Дай мне сесть рядом, пож… пожалуйста. Это неприлично, как минимум!

Несмотря на легкую полуулыбку, Кирилл так сильно сжал мою ногу под платьем, что глаза едва не выпали из орбит. Я думала, принять это, как ответ, но он нежно потерся виском о мою голову и тихо ответил на ухо:

— Одно твое слово против — сделка отменяется. Только попробуй пикнуть. Улыбайся и молчи.

"Улыбайся и молчи." — эти слова еще долго эхом повторялись в голове, вгоняя в депрессию и прострацию. Странно, но они больше походили на девиз моей жизни. Парень, подруга, родители и даже чертов Шакалов хотели лишь одного — услужливую куклу с улыбкой и сговорчивостью. И пусть я попаду в ад, но в тот момент хотелось забыть об обязанностях и подумать о себе. Скрыться, начать все заново и попробовать быть счастливой.

Но чертова щекотка в области сердца не позволяла бросить самых родных. Семья — мое все. Чтобы рушить такой фундамент нужны боле внушительные причины, чем разногласия.

Вечер шел незаметно… Я просто сидела на руках у Шакалова, ощущая себя бесчувственным овощем. Он продолжал пить, о чем-то говорить с родителями, даже изредка смеялся. Его пальцы жадно прижимали к себе мое тело, словно он знал — больше такого не будет. Словно пытался насытиться, восполнить потерю и показать: "Она моя. Только моя!" Его губы скользили по шее, скулам, виску, мочке уха, а потом зарывались в волосы. Каждый раз я вздрагивала, слыша его ненасытный рык и твердость в районе паха под ягодицами.

— Черничка, ты беременна и должна много есть… — опалил меня Шакалов едким запахом дорого виски с тонкими нотками сыра и оливок. Мужчина наколол на вилку кусочек мяса и огурец, а затем поднес к моим губам, осторожно поведя по ним едой. — Открой рот. Слушай, что тебе говорят.

— Мань, это так мило. Он с рук ее кормит! — вздохнула мама, где-то на заднем плане, но я ее почти не слышала того, что происходит вокруг…

Перед глазами не было Шакалова, кухни и семьи… Только кабинет в вузе, где мужчина поставил меня на колени, сжал горло, снова и снова сколачивая свой член мне в самую душу. Шакалов надавил на щеки, но губы я так и не открыла, смотря на него с ужасом, не понятный мне самой.

— Чего ты так смотришь? Открой рот, говорю. — нахмурившись, жестко протянул Кирилл и я вцепилась в его руку, запуская когти под кожу.

Сок от огурца потек по губе и живот скрутило. Рвотный спазм заставил Шакалова отпустить меня, разрешая вскочить с места и бегом рвануть в ванну. Я провела там больше часа, купаясь, оттирая мочалкой с кожи запах Кирилл. Пытаясь зубной щеткой избавиться от привкуса его спермы во рту. Моргать было страшно до чертей! Только он, только кабинет в вузе, только его грязная пытка… Снова, снова и снова!

Слезы перестали течь из глаз спустя целый час, видимо жидкость в организме кончилась. Именно тогда я замоталась в махровый халат и быстро скользнула в спальню, запиревшись изнутри. Меня трясло, затем кидало в жар, а после этого приступы паники сводили с ума.

Не помню, как отключилась, видимо организм просто решил дать мне время на восстановление, а затем… Что-то произошло. Я очнулась, как по щелчку. Будто кто-то толкнул, но не физически, а ментально.

Его энергетика подавляла, загоняла в угол и вызывала ужас. Ее я могла вычислить из тысячи. На кровати сидел Кирилл Шакалов и даже в сумраках ночи можно было разглядеть черноту, похоть желание его темных глаз.

— Ты очень красивая, Черничка… — бархатно, низко и безумно хрипло прошептал Шакалов. Его рука потянулась вперед и легла на живот, слегка его погладив, пока глаза продолжили испепелять меня пристальным вниманием. — Почему ты такая красивая?

Тело покрылось мурашками, когда мужчина легко скользнул рукой вперед по покрывалу, затем зацепился пальцами за конец, медленно стягивая его вниз.

— Не надо… — тихо прошептала я, глядя прямо в глаза своему палачу. В сумраках его тело подсвечивось неким контуром, создавая эффект всеобъемлющего нимба. Лицо же было во мраке, и для того, чтобы его рассмотреть, нужно было долго вглядываться в черноту. — Прошу… Зачем ты пришел сегодня?

Шакалов не услышал меня, стягивая одеяло нарочито медленно. Его пальцы изредка касались безразмерной ночнушки, но разряды электричества почему-то ударяли именно в тело, разлетаясь искорками по венам всего организма. Я слышала его хриплое дыхание, шелест ткани и даже то, как нервно глотаю кислород сама, пытаясь перестать выглядеть так, будто только что пробежала марафон.

На лбу появились испарены, кожа стала влажной от пота, а едкий запах крепкого алкоголя немного отрезвил панику в голове:

— Скажи, зачем ты тогда пришла ко мне? О чем ты вообще думала? На что рассчитывала? На самом деле думала, что я пройду мимо тебя?! Идиотка!

Его пальцы, отбрасывающие одеяло в сторону и осторожно касающиеся щиколотки, никак не шли в сравнение с грубым, безумно пьяным, надменным голосом:

— Ты не должна была приходить. Лучше никому не стало!

И пусть я не хотела быть с Шакаловым, но тело пронзила судорога боли. Мужчина не рад был нашему ребенку! Рука инстинктивно потянулась к животу, погладила через легкую ткань будущего человека, отец которого его никогда не любил и не полюбит!

— Тогда просто отпусти меня, Кирилл… Просто отпусти. — проглотив тяжелый комок, хрипло прошептала я. Не знаю, чем так задели слова мужчины, но рана в груди увеличилась еще во сто крат.

— Уже не могу. Теперь ты только моя. Моя, Черничка! — рыкнул Шакалов, словно мое предложение для него звучало, как вызов. Его рука внезапно забыла о щиколотке и резко переместилась на живот, придавив мою прежде, чем я успела убрать. — И это тоже мой ребенок. Хочешь ты этого или нет. Я буду воспитывать его.

Я дернула руку, но Кирилл не позволил ее убрать, словно заставляя привыкать к своему вниманию. Будто говоря: "Я еще ни раз буду касаться тебя, твоего живота и нашего ребенка!"

— Как бы странно это не звучало, но я не могу лишить тебя ребенка и не хочу. Не ради тебя, нет… Ни один ребенок не заслуживает не полноценную семью. — сбивчиво протараторила я, стараясь делать голос, как можно увереннее и настойчивее. Шакалов должен видеть, что меня нужно слушать и слышать. И пусть пока смотреть ему в глаза давалось мне с трудом, но я старалась и работала над собой. — Но ты не можешь купить меня, как… куклу. Полюбить тебя что-то на грани фантастики и психиатрии! Я навсегда запомнила тот день, когда ты продал меня, заставил пасть перед твоими друзьями, а потом еще и изнасиловал! После этого ты хочешь, чтобы я была с тобой? Занималась сексом, называла мужем и просыпалась каждый день в одной постели? Ты либо полный придурок, либо гений.

Переживая, что родители услышат мои слова, я перешла на надрывный шепот, больше похожий на крик о помощи. Сердце разрывалось от боли, воспоминания сводили с ума. А я ведь так старалась забыть! Почти забыла… Но он снова пришел, втоптал в грязь и оставил со своими мыслями один на один.

— Ты забудешь и простишь, Черничка. Клин клином вышибает. — уверенно протянул Шакалов, убирая руку с живота и возвращаясь к коленке. Его пальцы осторожно скомкали края ночнушки, пробираясь все выше и выше. Дыхание Кирилла стало рваным, не четким, а биение сердца было слышно даже мне. — Все забывается. Хочешь того или нет. Люди — животные. Они живут ради будущего, а не прошлого.

Безысходность… Наверное, в тот момент она пропитала каждый миллиметр комнаты. Время текло медленно, позволяя мне во всех деталях рассмотреть, как непоколебимо Шакалов стягивает ночнушку, как пронзительно смотрит на меня и как его аура, запах, энергетика переливается в мою, делая смертельный коктейль из противостояний.

— У меня чувства к другому, я не хочу спать с тобой. — наконец призналась я, желая вколоть хоть одну булавку в его титановую броню. — К тому же, родители…

— Родители уехали. — отрезал мужчина, перебивая. Заведя ткань мне за грудь, он провел шершавой ладонью по дрожащей коже, изучая ее контур, объемы, давая мне привыкнуть к энергетике… Не знаю, в чем был план Шакалова на этот раз, но действовал он так медленно, что становилось жутко. — А парня своего ты не любишь. Девочки в твоем возрасте любят только мысль о любви. А этот Влад… Жалкое, слабое существо.

Пальцы Кирилла скользнули по груди, очертили их контур, затем сжали, оценивая объем. После прошлись дорожкой до пупка, оставляя во впадинке свой след. От страха я была напряжена, больше обычно, от чего пресс на живот проявился. Годы тренировок в спортивном зале и на танцевальной площадке дали о себе знать!

И тем не менее, я не противилась ему. Возможно, просто боялась повторения прошлого… Новая боль была не просто нежелательна, а противопоказана по состоянию здоровья. А может дело в странном ощущение, словно сегодня он не настроен навредить мне, а провоцировать конфликт мешал внезапно очнувшийся материнский инстинкт.

— Я говорю не о Владе, Кирилл. У меня чувства к другому человеку. Сильные чувства. Не похожие на те, что я чувствовала к Владу. — беззвучно прошептала я, когда его рука скользну мне в трусики. Шакалов осторожно раздвинул губы и коснулся клитора, медленно изучая его и поглаживая.


— И кто же этот человек? — и интересом спросил Шакалов, и я увидела даже сквозь сумерки, как бровь мужчины метнулась к потолку. Палец между ног ускорился, а я по инерции сжала бедра. Кирилл не дал… Удержал другой, свободной, рукой. — Говори, Черничка. Я все равно узнаю.