— Но я только что съела…

— Это хозяин, — с благоговением протянула она, а потом шепнула мне на ухо: — Возился он, конечно, с ним долго, но оно того стоило! Ммм… Как же он пах! У всех слюнки текли.

И все же стейк был делом рук Шакалова. Странное чувство от понимания этого пронзило все тело и заставило эндорфины вырабатываться, как бешенные. Я была счастлива… Счастлива!

Вспомнились слова Карима, который говорил про то, что если обычный выход из ситуации не помогает, всегда есть запасной, тайный, резервный… Что если бегство от Шакалова — не лучший выход? Что если можно достучаться к его пониманию и стать просто… друзьями? Черт, да! У нас уже есть общее — ребенок. Наши жизни все равно связаны, как бы я не противилась.

Это будет сложный путь, стеленный битым стеклом, горечью и печалью. Но что если…

Забыв о Хлое, я ринулась вверх. Нужно было найти Кирилла и поговорить. Наконец решить то, что не давало жить спокойно.

— Постойте, госпожа Шакалова! Ваше молоко… — крикнула мне в след повариха, но я уже не слышала ее, ощущая только безумный пульс, биение сердца и зашкаливающий адреналин.

В спальне, которую я разгромила, никого не было. Идеальная чистота и никого. Но из соседнего кабинета доносились приглушенные голоса, и я рванула туда, забыв о приличие.

— Кирилл, я хотела… — распахнула дверь с разгона и залетела к Шакалову, не думая о последствиях и о том, что могу увидеть.

Наташа стояла у него между ног, когда мужчина сидел на широком кожаном кресле у рабочего стола. Рука девушки медленно ползла по его штанине к паху, а Шакалов ничего не делал, чтобы ей помешать. Ничего. Просто смотрел.

От этой картины замутило, тошнота подобралась к горлу и я выбежала прочь еще до того, как что-то разбилось в самой кабинете, а Шакалов оттолкнув Наташу вскочил с места. Первой на пути, слова богу, была спальня и я забежала в личную ванную комнату, чтобы опорожнить желудок.

Меня тошнило снова и снова, желудок сокращался, но странный комок в груди так и не отпускал. Словно судорога, сокращалась странными импульсами боли снова и снова. Да, я не любила Шакалова. Не любила. Но все это выглядело так мерзко, низко и подло, что внутренняя "Я" была раздавлена до самого основания.

Наконец умывшись и почистив зубы, вышла прочь. Шакалов оперев проход поймал меня до того, как я успела пройти мимо него.

— Ничего не было. — только и сказал он, с яростью глядя куда-то мимо меня. — Я не должен оправдываться и не собираюсь. Но раз тебе так будет спокойнее… Я отправил Наташу ночевать в барак.

Сжав руки в кулаки, я прикусила язык и пообещала себе, что никогда не покажу мужчине, как глубоко меня ранило увиденное. И дело было даже не в Наташе, желание которой было понятно сразу. В ту первую секунду, когда Шакалов еще не понял, что я вошла, он не выглядел, как человек, который собирается ее оттолкнуть. О какой семье шла речь все это время?

— Зачем отправлять девушку в лес, одну, в барак? — спокойно спросила я, складывая руки на груди и глядя прямо в глаза Шакалову. Он прищурился, словно разыскивая подтекст в моих словах или фальшь, но я тут же развела руки в стороны и протянула: — Прости, что так убежала. Токсикоз — жуть.

— О чем ты хотела поговорить? — рыкнул мужчина, будто заводился все больше и больше. Непонятно почему, ярость его росла, как на дрожжах.

— О нас, — выдохнув, я подошла к трюмо и оперившись на него, свободно протянула: — Есть кое-что, что нас объединяет. Ребенок. А больше ничего! Думаю, нам пора поговорить о том, как жить дальше с этим.

Шакалов потянул за ворот черной футболки, словно она внезапно стала ему мала, а затем двинулся на меня. Его брови были сведены на переносице, а у губы искажены в странном оскале, когда он угрожающе отчеканил:

— Как жить? Через несколько дней у нас свадьба.

— И как ты сам не понимаешь, что это не выход? Мне не комфортно с тобой, а тебе рано или поздно будет не комфортно со мной. Кому нужно вечно плачущая, недовольная девушка, которую от тебя тошнит? — Шакалов положил руки по обе стороны от моей талии и плотно прижался корпусом. Его дыхание напоминало быка, смотрящего на красную тряпку и задерживающегося перед прыжком.

— И что же ты предлагаешь, Черничка? — ядовито шепнул он и его рука, как змея скользнула по руке к моей шее. Пока вторая прошлась по талии вниз, туда, где начиналась ягодица. — Говори!

— Я хочу, чтобы мы жили, как друзья. Узнавали друг друга, общались без угроз и стресса. Возможно, через много лет наше общение может стать чем-то большим, но не сейчас… Сейчас другие воспоминания очень свежие. — голос срывался на писк, потому что я трезво понимала, что проигрываю. Шакалов грубо сжал ягодицу и шею в один момент, словно защелкивая наручники и поднял меня вверх, усаживая попой на трюмо.

— Друзья? Хочешь быть друзьями?.. — с вызовом и насмешкой спросил он, и замолчал, ожидая ответа.

— Да.

— Трахаться с другими мужиками — вот твоя цель, признайся, милая. — наигранно ласково прошептал он, а затем окончательно слетел с катушек, когда я не смогла ответить от испуга. Из горла мужчины вырвался странных хрип, больше похожий на рык. Он резко подняв меня на руки. До кровати оставалось пара сантиметров, Шакалов просто в одну секунду разорвал любимый купальник на мне на две тряпочки и откинул их в сторону. Секунда, и я уже лежу на кровати, а его руки сдерживают мои над головой, ноги сжимаю мои, чтобы не дергалась. А его губы… Губы нависают над моими, не прикасаясь, но опаляя их адской злобой: — Я настолько тебе омерзителен, да, Черничка? Ты хочешь всех, кроме меня. Мила со всем, кроме меня!

— Настолько! Одна мысль остаться с тобой наедине своди с ума! — проплакала я ему в лицо, понимая, что ничего сделать больше не могу. Ничего. Ни-че-го. В одном фильме девушку, связанную по рука и ногам сбросили в воду с камнем на шее. Сейчас я ощущала себя именно так. — Вокруг сколько девушек. Почему я? Почему, мать его, именно я?!

Свободной рукой Кирилл скользнул между моих ног, вставив два пальца в меня и зашипел от того, как там сухо, предупреждающе рыкнув:

— Сука, как же я тебя ненавижу. Чертова тварь. Ты сводишь меня с ума! — мужчина плюнул себе на руку и смазал мой вход, чтобы быстро приспустить свои штаны и войти в меня на полную длину. Его движения хоть и не были быстрыми, но граничили с паранойе, а глаза горели, словно у сумасшедшего. Он кусал мои губы, ускоряясь, пытаясь проникнуть языком внутрь, но я не давала. Тогда Шакалов перешел к шее, грубо засасывая ее, словно пытаясь оставить как можно больше меток. — Ты моя, Черничка. ТОЛЬКО МОЯ. Моя женщина. И ты будешь только со мной. Либо со мной, либо не с кем!

— И что же ты сделаешь? Убьешь? — с вызовом прошептала я, ощущая, как медленно проваливаюсь куда-то в глубь подсознания, растворяюсь, прячусь от реальности там, где нет проблем и забот.

— Убью, даже не сомневайся. — на полном серьезе протянул мужчина, а его движения стали резче, быстрее, жестче. Член внутри пульсировал, мышцы груди раздувались, а грудь снова и снова терлась о мою. Удар, удар, еще удар… И его горячая жидкость растеклась внутри, как лава, вместе с жуткими словами на пике: — Я по тебе сума схожу! И не отпущу. Никогда. Ты никогда не уйдешь. Всегда будешь моей. Любой, кто коснется тебя — труп. Любой, кто посягнет на тебя — мой враг.

Не дожидаясь моего ответа, мужчина резко вышел, натянул штаны и ушел. Не знаю, сколько я пролежала так, на кровати, без движений и каких-либо мыслей, прячась в глубине подсознания. Затем просто встала и пошла в ванную. Мылась долго и тщательно, сама не понимая, зачем?

Но когда вышла, на столе уже стояла бутылка молока. Не задумываясь, я открутила ее и выпила залпом. Затем открыла шкаф, натянула первую попавшуюся вещь и только подумала лечь спать, как желудок снова дал о себе знать. В этот раз тошнота долго не продлилась, ведь в желудке ничего, кроме молока, больше не было.

Желание что-то делать не было. Есть, пить, ходить и даже спать было в тягость. Словно жизнь внезапно стала обременительна. Но что-то внутри все еще цеплялось за реальность. Ради ребенка я спустилась вниз, в пустую кухню, и съела пару кусков готового пирога.

Но уже поднимаясь по лестнице, между громом и молнией слышались какие-то другие звуки. Из кабинета Шакалова. Я замерла лишь на секунду, положив руку на дверь и затаив дыхание. На глаза накатили слезы, а легкие жгло так сильно, будто кто-то залил в них керосин.

Там был Шакалов. На том же кресле, в той же позе и даже Наташа все так же стояла между его ног, словно кто-то отмотал время назад. Только теперь кое-что изменилось. Штаны Кирилла были приспущены, а рот блондинки натягивался вокруг головки члена, ритмично двигаясь вверх-вниз.

Нужно было уйти, но я не могла. Словно время замерло, а ноги приросли к полу. По телу прошел озноб, в желудке все свернулось, а чавканья Наташи так и не прекращались. Я была уверенна, что Шакалов не заметил моего присутствия, но ошиблось. Когда он открыл глаза и с поволокой желания и похоти посмотрел на меня, по щеке кто-то словно ударил хлыстом.

— Ты же переживала, что Наташа замерзнет в бараке. — хрипло прошептал и выгнулся от удовольствия. Девушка на нем дернулась, но мужчина надавил на ее голову, не позволяя выпустить член, а заставляя заглатывать его глубже и глубже. — Иди в спальню и жди меня, Черничка.

Но я все еще стояла там. Господи… Наверное, это прозвучит странно и пугающе, но в тот момент я поняла, что измена — самое больше предательство Шакалова. Аукцион, секс на рояле, это было сделано с человеком, которого он не знал. Секс в спальне — попытка что-то доказать. Я не могла это простить, но могла хотя бы проследить логику. А измена — это слабость. Предательство по всем фронтам. Ее невозможно забыть, простить или перешагнуть. Это, как убить человека. Ты либо нажимаешь курок, либо нет. Выбор за тобой. Назад пути нет.