Уинтер Реншоу - P.S. I Miss You. Я по тебе скучаю

Как раз в тот момент, когда я прилепляю бумажку к столу, раздается стук в дверь. Мёрфи гавкает. Подойдя к входной двери, я вижу на крыльце знакомый силуэт моей лучшей подруги Аэрин.

– Я не знала, придешь ты или нет, – говорю я, впуская ее в дом. – Подумала, что ты можешь продинамить.

Она снимает свои огромные солнечные очки и изображает, будто страшно оскорблена. Ведь она, самая надежная, пунктуальная и верная своему слову личность из всех, кто когда-либо жил на этом свете.

– Так это здесь Ник ютился целый год? – спрашивает она, осматриваясь по сторонам. Руки ее плотно прижаты к бокам, как будто она ожидает, что из воздуха сейчас посыплются клочья пыли и грязные трусы.

– Здесь чисто, – заверяю я. – Как ни странно, Саттер не неряха.

– Почему «как ни странно»?

Я пожимаю одним плечом.

– Не знаю. Я просто думала, что у того, кто живет в одном доме с Ником, могут быть такие же привычки, как у Ника. Подобное притягивает подобное.

Аэрин снимает балетки с заостренным носком и аккуратно ставит их в уголке придверного коврика, потом проходит в гостиную и садится на диван. Я усаживаюсь в кресло, Мёрфи втискивается рядом со мной.

– Так что у вас с Саттером? – спрашивает она. – Отношения наладились?

В прошлый выходной мы с ней сидели в «Bleu Cerulean» в Брентвуде, и она, внимательно как обычно, выслушивала мои сердитые излияния под коктейль с водкой и лимоном.

– Мы не разговаривали все воскресенье, – говорю я. – То его не было дома, то я была занята.

– Неловкая ситуация.

– Не неловкая, – возражаю я. – Просто странная. Я только что разложила его постиранные вещи.

Она приоткрывает рот.

– Почему ты так сделала?

Я смеюсь.

– Потому что хочу проверить: вдруг, если я отнесусь к нему по-доброму, он так же отнесется ко мне? Не знаю, получится ли. Ну разве что он совсем чокнутый, а я совсем наивная.

Аэрин пожимает плечами, обдумывая мои слова.

– Ну, я полагаю, попытаться стоило, верно? Но что, если он и после этого продолжит козлить?

Отличный вопрос.

Я дергаю плечом и отвечаю:

– Понятия не имею.

– Ник перед тобой в долгу, – замечает она. – А ты слишком добрая.

Я устраиваюсь в кресле с ногами, подтянув колени к груди.

– Я сделала бы то же самое для тебя, если бы ты попросила.

– Я ни за что не попросила бы тебя помочь мне с арендой, и уж точно не попросила бы жить с моим невоспитанным соседом. – Аэрин закидывает ногу на ногу и склоняет голову набок. Я хмыкаю:

– Знаю, ты бы так не поступила.

Некоторое время Аэрин сидит тихо. Слишком тихо. Но ее глаза говорят без слов – точно она хочет мне что-то сказать, но не знает, как это выразить.

– Что такое? – спрашиваю я.

Она на миг приоткрывает рот, потом улыбается.

– Просто… я не понимаю, зачем ты это делаешь.

– Аэрин…

– Я тебя знаю, – продолжает она. – Тебе кажется, что, если ты окажешь ему такую большую услугу, он…

Я поднимаю руку, останавливая ее.

– Я знаю, что ты знаешь, что он нравился мне с самого детства, но, поверь мне, эта аренда не имеет к моим чувствам никакого отношения. Я не настолько глупа, чтобы поверить, будто, если я окажу ему услугу, это заставит его влюбиться в меня. Это идиотизм. Я делаю это потому, что он попросил меня. Потому что ему было нужно, чтобы я это сделала. Вот и все.

Она ставит ноги ровно, наклоняется в мою сторону, упирает локти в колени и складывает ладони вместе. Я пытаюсь не засмеяться, потому что она напоминает мне менеджера по персоналу, готового сделать выговор нерадивой работнице.

– Не нужно обо мне беспокоиться, – говорю я ей. – Поверь, я могу постоять за себя.

Принимая вечерний душ, я вижу белокурый волос, прилипший к стенке душевой кабины, и на секунду это возвращает меня в прошлое. Моя бывшая – та самая, с самопровозглашенной «натуральной вагиной», – была потрясающей актрисой.

И тоже блондинкой.

Актрис здесь пруд пруди, и, как правило, я избегаю их любой ценой, но мы встретились, когда я монтировал освещение в ее квартире. На лице у нее была зеленая грязевая маска, девушка болтала, не переставая, и показалась мне очень забавной. Не говоря уже о том, что ей было плевать, кто и что о ней подумает – а здесь такое встречается редко.

Она была страстной и откровенной, у нее были светлые, чуть рыжеватые волосы и россыпь веснушек на носу, а еще заразительный смех. Холлидей – да, это ее настоящее имя – была чудесной.

Но спустя некоторое время я осознал, что все в ней было просто актерской игрой. Она меняла личности, словно наряды. То она была завсегдатаем гимнастических залов, одевалась в «Lululemon», на рассвете занималась йогой и пила латте из зеленого чая с кокосовым молоком. То она ходила на митинги протеста вместе с PETA[3] и выкидывала из холодильника все молочное, а из гардероба – все кожаное.

Только когда она стала наряжаться не по средствам и меньше виснуть на мне, я осознал, что близится следующая стадия – избавление от меня.

Я никогда никого не любил, но был очень близок к тому, чтобы полюбить Холлидей.

Но она съехала без предупреждения – перебралась к денежному старику, который осыпал ее подарками, какие я никогда не смог бы купить, и водил ее в такие места, куда мне даже зайти было не по карману. Такой же козел, как тот, который тогда приехал за Мелроуз на свежеотполированной иномарке.

Потерять Холлидей было больно, но мне нравится думать, что эта потеря сделала меня сильнее – я стал человеком, который больше никогда не попадется на такие ванильные заморочки, как «чувства».

Но в последнее время мне кажется, что меня проверяют на прочность.

Моя новая соседка постоянно вызывает у меня что-то…

Раздражение.

Досаду. Волнение…

Похоже, вселенная сыграла со мной жестокую шутку: я никак не могу выкинуть из головы эту девушку, которая несколько раз подряд больно уязвила меня. Этакий ответ «хрен тебе» на мою клятву больше никогда не позволять себе всерьез связаться ни с одной женщиной.

Из этого ничего хорошего не может получиться.

По крайней мере, судя по моему опыту.

В любом случае, я хотел бы всего лишь немного покоя и отдыха, но не могу перестать думать о Мелроуз. Сегодня я даже поймал себя на том, что посмеиваюсь, вспоминая выражение ее лица, когда она осознала, что успешно помешала мне подкатить к Миган. Я узнал этот знакомый блеск глаз, эту потаенную улыбку – такое же лицо было у меня в тот вечер, когда я услал прочь ее «дед-френда».

Удовлетворение.

Месть.

Самодовольство.

Я действительно встретил достойную соперницу – такую же, как я, только с красивым лицом и соблазнительными формами, – и она оказалась чертовски раздражающей и чертовски… сексуальной.

Сегодня утром на работе я поймал себя на том, что проигрываю в голове дурацкую сцену, где фигурировала совершенно нагая Мелроуз, а началось это с абсолютно неожиданного поцелуя… и я едва не протянул провод двенадцатого калибра вместо восьмого, что было бы весьма дорогостоящей ошибкой.

Я не могу позволить себе проиграть в собственной игре.

Я не могу позволить себе поддаться дурацким мечтам, когда я занимаюсь работой и оснащаю проводкой особняки стоимостью в миллионы долларов.

Последние несколько дней я гадал, каково было бы переспать с Мелроуз, но этого не может случиться в принципе, и мне нужно выкинуть эту чушь из головы.

Достав телефон, я набрал сообщение некой Тиффани, девушке, которая всегда «на расстоянии звонка», когда мне это нужно. Она почти сразу же ответила мне заглавным «ДА» и чертовой прорвой смайликов, и после этого я пошел в душ, бессовестно решив, что сегодня ночью могу закрыть глаза и вообразить, будто со мной не Тифф, а Мелроуз. Ведь это будет самое близкое расстояние, на которое я смогу подойти к ней… и меня это совершенно устраивает.

Приготовившись к вечеру, я спустился вниз, чтобы взять холодного пива, и обнаружил, что свет нигде не горит, а на кухонном столе лежит аккуратная стопка сложенных футболок. Моих футболок.

Почему она сложила их для меня? Она что, таким дурацким способом пытается играть в домохозяйку?

А потом я увидел рядом со стопкой клейкую бумажку.

«МИР?» – было начертано на ней женственным почерком фиолетовыми чернилами.

Бросив взгляд в сторону подъездной дорожки, я заметил, что машина Мелроуз все еще припаркована там, где и стояла, когда я вернулся домой, однако в доме царит тишина. Не слышно ни скрипа половиц, ни звука шагов, ни клятых попсовых песенок.

Должно быть, она ушла, пока я принимал душ, так что мне придется поблагодарить ее при следующей встрече. Ну, я так полагаю. Не отрицаю возможности, что все это устроено ради какой-то ее очередной шуточки.

Она хороша в таких штуках.

Она коварна.

И я это знаю, потому что старая поговорка права: рыбак рыбака видит издалека.

Пройдя через кухню, я взял из холодильника бутылку ледяного «Rolling Rock», уселся в гостиной и наслаждался одиночеством, пока два часа спустя не появилась Тифф. Еще принимая душ, я решил, что не могу перестать думать о Мелроуз исключительно потому, что уже несколько недель ни с кем не трахался.

Просто накопилось.

Дело не в ней. Дело в гормонах. Или еще в чем-то таком.

Это простое объяснение несколько успокоило меня: значит, я вовсе не сошел с ума и не влюбился в эту несносную блондинку, которая тоже терпеть меня не может.

После этой ночи моя зацикленность на ней останется в прошлом – я в этом уверен.

А что, если нет? Что, если я не прав и это не сработает?

Это будет значить, что жизнь меня поимела. А я-то хотел поиметь Мелроуз.

– От тебя сегодня глаз не отвести. – Роберт Макколи тянется через стол, его «Ролекс» отражает свет свечей, когда Роберт кладет ладонь поверх моей руки. Его телефон жужжит, но он не обращает на него внимания. – Ты великолепна. Просто блистательна.