Она врывается ко мне в комнату с криками:

– Эту бюрократию придумал сам дьявол! Но он не рассчитал, что я – та еще демоница! Мне нужно посмотреть, как выглядит подпись твоей мамы, черкнуть на этих трех экземплярах – и вуаля! Дело в шляпе. Кстати, нотариусы делают много денег, ты знала?

Я медленно моргаю, и она смеется:

– Ты уже решила, что мы не участвуем, да? А я тебе говорила, что сама судьба ведет нас. Давай пример подписи. Срочно!

– А почему маминой, а не папиной? – интересуюсь я. Найти подпись мамы гораздо сложнее, чем папы.

– Потому что фамилия дю Монреаль больше на слуху и более редкая, чем Форестье. Ты несовершеннолетняя, мама выступает в качестве твоего представителя, и у нее есть все права на твои фотографии. И да, ты аноним. В нашем случае Луиза будет кем-то вроде агента. Кто скрывается за личиной Луизы Форестье, узнать можно, но, по правде, это требует времени, денег на частного детектива и, разумеется, желания копать. А если мы напишем «Антуан дю Монреаль», пишите письма… Он входит в список пятидесяти самых богатых французов – не помню, на каком он месте, но это детали. И даже если мы не пользуемся его славой и за нами не бегают папарацци, вычислить, что на фотографии его загадочная дочь, – раз плюнуть.

При упоминании списка богатых людей по телу пробегает неприятный холодок, но я гоню нежданные мысли прочь. Я изучаю бумаги, которые она разбросала по столу, и ничего не понимаю. Юридический язык – не язык вовсе, а инопланетянские каракули.

– Ты что-нибудь понимаешь из написанного? – скептически вопрошаю я, и Марион ухмыляется:

– Разумеется.

Я пожимаю плечами:

– Ладно, у меня где-то было подписанное разрешение от мамы, только его надо найти, – я начинаю выворачивать содержимое шкафчиков, и в комнате не остается места, чтобы развернуться: повсюду валяются бумаги.

Марион нервно барабанит пальцами по столу. Наконец из общей кучи я выуживаю нужный лист и с облегчением сую ей. Мар никогда бы от меня не отстала! Следующие полчаса она тренируется в копировании подписи, и в конечном итоге на всех трех копиях появляется закорючка моей мамы. Телефон и адрес электронной почты Марион вписала свои. Она взглянула на меня с довольным и гордым видом и прошествовала к принтеру.

– Отсканирую, и отправим. Даже не верится, что я успела все провернуть за один день. И не просто за день… за воскресенье!

Я тоже с сомнением качаю головой:

– Ты просто локомотив.

Марион улыбается, садится за компьютер и начинает составлять письмо.

– Добавь фотографии и отправь, – просит она, и вдруг я чувствую легкое волнение, которое нарастает с каждой секундой.

– Мне немного не по себе, – признаюсь я. – Ощущение, что это письмо изменит всю мою жизнь.

Мар вглядывается в мое лицо и серьезным тоном произносит:

– Изменит, еще как изменит! Но, поверь, тебе нужны эти перемены.

Я направляю мышку на вкладку «отправить» и чувствую, как моя рука немного трясется.

Перемены… У меня это слово ассоциируется с чем-то значимым, важным и хорошим. Марион права: каждая клеточка моего тела жаждет перемены, каждая фибринка души мечтает о них. И пусть будет так, пусть перемены найдут меня и перевернут мою жизнь. Может, я наконец почувствую себя живой, ощутив драйв во всем его масштабе? Сердце быстро-быстро бьется в груди в предвкушении приключений. Я наконец решаюсь и кликаю. Письмо отправлено, пути назад нет.

* * *

– Нас приняли! – ору я во все горло и перечитываю письмо.

Я так надеялась, так хотела этого! Мы ждали результатов две недели, и мне казалось, что время тянется слишком медленно. Марион влетает в мою комнату словно комета.

– Я так и знала! – восклицает она и тоже уставляется в компьютер, читая письмо.

Мадам Аннет Парде поздравляла меня с достижением и выслала на подпись готовый договор. Я пробежалась по нему. Там что-то говорилось об отказе на права и о передаче фотографии в безвозмездное эксклюзивное пользование данной организации без временных ограничений.

– Что ж, они сделают деньги на твоей фотографии и даже процент тебе не заплатят.

Я перебиваю ее:

– Но деньги пойдут на благотворительность, так?

Марион широко улыбается:

– Именно так! И, во-вторых, они устраивают масштабную выставку в самом Гран-Пале. Для фотографа-новичка – это отличный пиар. Разумеется, они об этом знают. Об их выставке будут говорить в прессе, на телевидении и прочем.

– Ты только что сказала, что выставка будет в Гран-Пале? – шепотом переспрашиваю я и чувствую, как кровь стала быстрее циркулировать по телу.

Марион начинает громко и отрывисто смеяться:

– Да! В самом Гран-Пале! И знаешь что? У тебя есть два пригласительных на аукцион!

Я потираю лоб и нервно хмыкаю:

– Я ничего не понимаю. Мои снимки будут висеть в самом крупном выставочном зале Парижа?

Марион прыгает чуть не до потолка и кричит:

– ДА-А-А-А-А-А-А-А!!!

Я подскакиваю с места и тоже начинаю прыгать. Восторг и радость, счастье и ощущение, что мечта сбылась, заполняют меня. Я начинаю громко смеяться, а потом мы с Марион начинаем обниматься.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – твержу я. – Без тебя ничего не было бы.

– Заткнись, – простодушно отвечает Мар. – Значит, смотри. Аукцион пройдет в эту субботу. После него картины, фотографии и скульптуры еще три недели будут находиться в Гран-Пале, чтобы любой мог посетить выставку. Тут сказано, что сорок процентов от цены на билет идет на благотворительные цели. Представь, сколько денег они соберут для больных детишек! Кто бы этим ни занимался, они подошли к организации масштабно! Просто красавчики! Давай прямо сейчас переведем те семь тысяч им на счет? – спрашивает она, доставая телефон.

– Давай, – быстро соглашаюсь я и перечитываю письмо.

Через минуту Марион опять меня обнимает:

– Перечислила. И пусть эти деньги помогут!

Я заглядываю ей в глаза и говорю:

– Помогут, Мар. Обязательно помогут.

У нее такой счастливый вид – настоящая детская радость.

– Я до сих пор в шоке от масштаба события!

– Ну да. А чья это организация вообще? Она частная?

Марион отстраняется и немного хмурится:

– А какая разница?

– Любопытно, у этих людей явно есть связи. Пойди сними Гран-Пале! Не представляю, как такое провернуть.

Марион небрежно машет рукой:

– Все дело в цене.

– Нет, – я качаю головой. – Благотворительной организации нет резона платить большую сумму за аренду: деньги можно пустить на лечение. Тут всего один вариант – у них есть связи, и им дали помещение по дешевке. Да еще сорок процентов от цены на билет разрешили оставить. И плюс Пикассо, Рембрандт… Эти картины взяты из частных коллекций. У простых смертных нет таких возможностей.

Марион начинает нервничать:

– Что ты пытаешься сказать? Не хочешь участвовать?

Ее реакция меня удивляет:

– Что?! Мар, конечно, я собираюсь участвовать! Мне просто интересно, чья это организация. Может, мы их знаем. Они красавчики в любом случае. Пользоваться своими связями во благо – это замечательно!

Марион как-то странно смотрит на меня:

– Замечательно, правда? И человек, который занимается этим, должен обладать очень добрым сердцем, правда?

– Да-а, – растерянно отвечаю я, и она хмыкает.

– Организация называется «Спаси». Это вроде ассоциации группы людей.

Я сажусь за ноутбук и печатаю в «Гугле»: «Детская жизнь.» Марион резко его захлопывает.

– Ты мне чуть по пальцам не дала! – возмущаюсь я, а она сладко улыбается:

– Никаких запросов и поисков! Мы идем праздновать.

Она тянет меня одной рукой, а второй кому-то звонит.

– Вал, как насчет напиться? – весело спрашивает она, и я начинаю смеяться, представляя счастливое выражение лица Валентина на том конце.

Парни приходят к нам домой, и мы, оккупировав кухню, сидим довольные за столом, громко смеясь и болтая о ерунде. Мари прячется у себя в спальне, а папа с улыбкой глядит на нас, готовя очередную порцию кофе и бормоча что-то о молодости. Он даже не возмущается, когда Вал и Лео начинают курить на кухне.

– Пап, мы заглянем в наш бар? – спрашиваю я, набравшись смелости.

Антуан приподнимает бровь.

– Тебе еще нет восемнадцати, – ехидно замечает он.

– Тогда в бар загляну я, – весело заявляет Марион, и он начинает смеяться.

– А что именно вы празднуете?

– Валентин стал папочкой, – сладко отвечает Марион, и Вал давится, а брови Антуана приподнимаются до критического уровня.

– Шутка, – с хохотом поясняет Мар, и папа скептически добавляет.

– Если пьете в моем доме, ночуете тоже здесь или пользуетесь услугами Жозефа. Самим добираться домой запрещено. Я понятно объясняю? – обращается он к парням.

– Жозеф, это водитель, – объясняет Мар и кивает: – Я лично прослежу за ними.

– Тогда бар в вашем распоряжении. Стоит напоминать, что завтра школа?

– Пап, ты решил занять первое место в конкурсе на самого занудного родителя? – интересуюсь я, и он качает головой.

– Вы обе избалованные курицы. Но лучше пейте под этой крышей, чем где бы то ни было, – последнее предложение он произнес, будто объясняя самому себе, какую цель преследует.

Как только Антуан выходит за дверь, Вал вскакивает с места и, открывая бар, громко свистит:

– Тут даже книжка по приготовлению коктейлей есть!

Следующие полчаса мы намешали столько, что казалось, все рецепторы во рту онемели. Мы напиваемся, смеемся и дурачимся в лучших традициях жанра.

– Думаю, на ночь мы останемся здесь, – говорит Валентин, и Марион одобрительно кивает:

– У нас есть комната для гостей, там и поспите.

– Я думал, ты скажешь что-то вроде «моя кровать, твоя кровать!». Такое сильное, что подтвердило бы статус нашей крепкой дружбы.

– Ты говоришь, что секс со мной подтвердил бы статус нашей крепкой дружбы?