Весь день я не нахожу себе места, уже в третий раз протираю пыль, досадуя на Иркин отъезд к своим родственникам, ведь за ее неумолкающими разговорами отвлекаться от мыслей о грядущем вечере было бы куда проще. Когда стрелки часов замирают на четырех, я делаю глубокий вдох и открываю шкаф, решая, что же сегодня надеть. Маленькое черное платье? Нет, слишком коротко. Бордовое… Его лучше сжечь и никогда не вспоминать о том дне, когда я одевала его в последний раз. Бежевое? Обтягивает меня, как перчатка, спускаясь почти до колена. Тоже нет, я похудела от утренней рвоты и похожа на узника Бухенвальда, так что стоит выбрать наряд посвободней. Белое… Я достаю его из стройного ряда развешанной одежды, и бережно провожу рукой по ажурной ткани. В нем я сказала Андрею «да» под зорким взглядом сотрудницы загса. Оно плотно обтягивает грудь и расширяется от талии, образуя широкую юбку вокруг моих бедер. Короткое, сплошь усыпанное кружевами поверх плотного белого крепа… Самое красивое платье для столь важного события… Я вновь убираю его в шкаф и, немного поразмыслив, достаю темно-коричневое, пусть и коротковатое для застолья с пенсионерами, но свободное, чтобы не чувствовать себя скованно. Над лицом я работаю с особым усердием, жалея, что нет сейчас рядом Лили Андреевой с ее волшебными руками. Когда же, спустя целый час мучительной подготовки, я наконец, надеваю пальто и беру в руки коробку с подарком, сердце, кажется, готово уйти в пятки, от одной лишь мысли, что мне придется встретиться со всем семейством Медведевых.

— Ну, наконец-то! Все уже за столом, только тебя и ждем, — приветливо обнимая меня, сообщает Павел Степанович. — Именинница, иди принимай поздравления!

Анна Федоровна появляется в просторной прихожей, облаченная в длинное шифоновое платье в мелкий цветок, радушно мне улыбается и целует в обе щеки.

— Давай его в вазу поставим, — принимая из моих рук букет и коробку, перевязанную лентой, обращается ко мне женщина. — Спасибо за пожелания, Машунь! У меня уже не дом, а целая оранжерея!

— А ну, давай, пошли-ка, брат мой двоюродный приехал, я ему похвастаюсь, какую мы красавицу отхватили, — подталкивая меня к двери, веселится мужчина. — Смотри, Ефимыч! Не то, что у вас на селе, не девчонка, а алмаз!

За огромным столом собралось человек пятнадцать, половину из которых я видела сегодня впервые, включая и того самого Ефимыча, довольно полного мужчину с густыми седеющими усами.

— Хороша, не поспоришь! Тут Андрюха не прогадал! — вытирая рот салфеткой соглашается гость. — А ну, невестка, дай обниму, — выбирается он из-за стола, пробирается ко мне и, крепко прижимая к себе, отрывает меня от пола.

— Я дядя Витя, так меня и называй, никаких Викторов Ефимычей, чтоб я от тебя не слышал! — грозя пухлым пальцем, наставляет он.

— Отстаньте от девочки, — вступается за меня Анна Федоровна, появляясь в комнате, — иди к Андрюше садись.

Я старательно избегаю его — не смотрю в его лицо, устраиваясь на стуле, лишь коротко здороваюсь и благодарю бога, что по правую руку от меня сидит Инна — его двоюродная сестра, на пару лет младше меня. Она вовлекает меня в разговор, и так избегать мужа значительно проще.

— А ну, штрафную невестке налейте! — командует Павел Степанович, после чего крестный Андрея наполняет водкой стоящую передо мной рюмку. Я паникую, не зная, как отказаться, не привлекая лишнего внимания, не желая выдать себя с головой, когда замечаю, как Андрей отодвигает стопку:

— Она пьет вино, — без единой эмоции на лице, даже не подозревая, что сейчас здорово меня выручил, объявляет он. Незнакомый мужчина наполняет мой бокал красной жидкостью, и я облегченно выдыхаю, делая небольшой глоток, и вновь возвращаюсь к разговору с Инной. Среди гаммы ароматов — еды, напитков и различного парфюма — я без труда улавливаю запах его любимых духов, наслаждаясь такими знакомыми древесными нотками. Краем глаза слежу за его движениями: вот он берет в руки недавно предложенную мне рюмку и опрокидывает жидкость в себя, покрутив пустой хрусталь между пальцев, вот кладет локти на стол и подается немного вперед, чтобы лучше слышать сидящего напротив Дмитрия Арсеньевича, с которым о чем-то оживленно спорит, вот поворачивается ко мне, заметив, что я наблюдаю. Наш немой диалог длился пару секунд, после чего, я не выдерживаю и поспешно возвращаюсь к разговору с сидящей рядом девушкой.

— Так вот этот Женя — оказался бабником, — посвящает меня в перипетии своей жизни собеседница. — Знаешь, Маш, я не понимаю, как ты решилась в таком возрасте замуж выйти… Ты же всего на полтора года старше меня? — я киваю в ответ, проводя в уме не хитрые вычисления. — Вот и зачем оно тебе нужно, впереди столько перспектив, бери и пользуйся! Медведев у нас, конечно, красавчик, но не стоит того, чтобы отказываться от свободы. А если еще и дети пойдут? Это вообще представить страшного, похоронишь себя у плиты и заведешь знакомство с мамашками на детских площадках, обсуждающими стул своих ребятишек.

— Разве это так плохо? — смеюсь над ее рассуждениями. — Рано или поздно все люди женятся, просто своих половинок мы встречаем в разное время.

— Ой, я тебя умоляю — половинок! С кем ни так скучно вечера коротать, на тех и останавливаемся! Еще про любовь мне начни рассказывать, — парирует девушка.

— Откуда у молодежи подобные взгляды на жизнь? — вмешивается в нашу беседу дядя Витя. — А как же ж без любви-то? Не от безделья же в загс бегут!

— А от чего же еще? Чтобы люди пальцем не тыкали, вот и бегут! Потому что положено так! А потом понимают, что все в браке не так уж и радужно и уже опять очередь занимают на развод подавать! — не унимается Инна, невольно задев меня за живое. Я утыкаюсь взглядом в тарелку, ковыряя вилкой в салате, чувствуя, как пылают щеки.

— Зато я на этом деньги делаю, — присоединяется к ним Дмитрий Арсеньевич. — И довольно-таки неплохие! Так что пусть молодые сходятся, пусть расходятся, это, какой никакой, а опыт!

— А ты, Инна, просто мужика хорошего не встретила! — подытоживает Виктор Ефимович.

— Надо мне тебя с сыном моим свести, — запевает свою песню Волков.

— А чего это мы без танцев? — громко интересуется одна из теток моего супруга. — А ну, давай, Паша, заводи шарманку!

Через пару минут шум в комнате становиться еще громче, приправленный звучанием незнакомых мне песен, под которые выросло большинство присутствующих.

— Украду я твою жену, Андрей, пусть остальные со старухами танцуют, а я на это не подписывался, — обращается к нему отец. — Только матери не говори, что ее уже в утиль сдавать пора, а то запилит меня, как только все разойдутся.

— Тебя скоро ветром сносить начнет, — ведя меня в танце, говорит мне свекр. — Не ешь что ли ничего? Мужика в доме нет и о готовке забыть решила?

— Ем, просто на работе не всегда удается вовремя перекусить, — смущаясь от замечания по поводу нашего разрыва, спешу его разуверить.

— Рассказывай давай! Вижу же, как друг на друга смотрите! Он вон, стакан из рук не выпускает, хмурый, как туча сидит! Ты уж примени свои женские штучки, да и миритесь уже! — советует Павел Степанович. Я ничего не отвечаю, глядя в сторону стола, где только что сидел мой муж, но не застаю его на своем месте.

— Курить пошел, — проследив за моим взглядом, поясняет мужчина.

— Он ведь не курит…

— Ну, что делать! Страдает мужик, спасается как может! — выпуская меня из своих крепких рук, выдает Медведев старший. — Уж не знаю, что вы там не поделили, но, чтобы без всяких разводов, а то ноги обоим повырываю!

Я не могу побороть улыбку, сдерживаясь, чтобы крепко его не обнять, в благодарность за подаренное мне ободрение, и вновь усаживаюсь на свой стул. Андрей и еще несколько мужчин так и не появляются, когда захмелевшая виновница торжества, подсаживается на пустующий табурет, обращаясь ко мне как можно тише:

— Дурак он у нас, что же поделать? Ревнивый — весь в отца! Только он не только этим на Пашку похож — если любит, то хоть на край света беги, он тебя и там найдет!

— Очень хотелось бы в это верить, — слабо улыбаюсь ее рассуждениям.

— Я мать, я всегда знаю, что мои дети чувствуют. Вот Сережку, как открытую книгу читала, ничего от меня скрыть не мог… А Андрюша посерьезней что ли, ничего на показ не выставляет, все что — то сам себе думает, думает. Только не все от матери скроешь, свои дети появятся, поймешь меня. Любит он тебя, а себя изводит, потому что в глубине души понимает, что сам проблему раздул, а признать это гордость мешает…

— Ты закончила? — раздается голос мужа над нашими головами, приход которого мы пропустили. — Там тетя Зина вино на платье пролила, тебя на помощь зовет.

Женщина торопливо встает, уступая место сыну и мчится выручать сестру. Я не смотрю на Андрея, наверняка, вновь покраснев от осознания, что ему прекрасно известно, о чем мы говорили, и прислушиваюсь к болтовне сидящих рядом людей. Я чувствую его сверлящий взгляд на своей спине, но и не думаю поворачиваться, давая понять, что не стану кидаться в ноги. Выбор за ним, а я приму любое его решение…

— Мммм, моя любимая песня! — разомлев от выпитого, сообщает незнакомая мне дама, наверняка тоже медик, как и Анна Федоровна. — Там, где клен шумит… Над речной волной… — запевает женщина, подхваченная еще парой присутствующих.

— О, я еще с вами не танцевал, — останавливая на мне свой взгляд, заявляет незнакомец лет сорока довольно приятной наружности.

— Прости, Максим, но этот танец за мной, — беря меня за руку, пресекает его Андрей. Я, не сопротивляясь, иду за ним, так и не выпуская пальцы из его захвата, чувствуя, как жаркая волна накрывает меня с головой. Мы не говорим, просто наслаждаемся обретенной близостью. По моей пояснице гуляют его горячие ладони, и я чувствую его дыхание на своем затылке, от чего по шее ползет рой мурашек, спускаясь под ткань моего платья. Не удержавшись, я трусь щекой об его плечо, прикрываю глаза и впитываю запах леса и табака, крепче прижимая к себе его подтянутое тело. Словно рядом и нет никого, словно между нами не было этой месячной разлуки, словно я никогда не возвращала ему ключи, а он не игнорировал около полусотни моих звонком. Под своими пальцами я ощущаю бешенный ритм его сердца, прекрасно зная, что мое сейчас бьется так же быстро. Какая глупость, невероятная глупость лишать себя подобных мгновений из-за простого непонимания или нежелания слышать своего родного человека. Я провожу кистью руки по его шее, зарывая пальцы в густых волосах и поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В его карих глазах пылает пожар, но Андрей не делает попыток меня поцеловать, а я не рискую брать инициативу в свои руки. Когда песня подходит концу, он вновь переплетает наши пальцы, и мы занимаем свои места за праздничным столом. Я отпиваю вино из почти не тронутого мной за вечер бокала, пытаясь понять, как вести себя дольше, когда слышу до боли родной голос: