* * *

Я не вылезаю из постели уже четвертый день. Мне не хочется есть, я наплевала на гигиену, глупо пялясь в одну точку. По полу разбросаны наши совместные снимки, над которыми я прорыдала несколько часов, обложившись альбомами, из которых так яростно их вырывала. Вот оно доказательство, что я ничего не придумала, вот подтверждение, что я была счастлива рядом с мужчиной, от взгляда на которого становилось труднее дышать. Я мучаю себя вспоминая, как брела по дачному поселку, как он тогда притормозил, предлагая помощь, как я краснела под его пристальным взглядом из зеркала заднего вида. Как мы впервые гуляли по набережной, делясь друг с другом детскими воспоминаниями. Как он предложил стать его женой, без лепестков роз и другой романтической шелухи, но настолько искренне, что, пожалуй, даже сейчас мое сердце заходиться в бешеном ритме, вынимая наружу самые трепетные воспоминания. Где-то в гостиной звенит телефон, и я все же решаюсь ответить, испытывая легкое головокружение, вызванное моим нежеланием что-либо есть.

— Да, — хрипло принимаю вызов, бросая свой взгляд на часы. На мне футболка Андрея, мятая и застиранная, в ней он когда-то ходил по дому. По небольшой бабушкиной двушке, когда мы не имели возможности покупать все, что вздумается.

— Господи, Маша! Что там у вас стряслось? Я уже столько дней не могу до вас дозвониться! — слышу встревоженный голос своей мамы, которая вместе с отцом и Семкой сейчас отдыхает под палящим солнцем одного из российских курортов.

— Все хорошо, я немного приболела. Провалялась в кровати. Наверное, это ротовирусная инфекция, — вру, горько усмехаясь, и устраиваюсь в любимом кресле.

— А Андрей? Почему он трубку не берет? — не унимается она.

— Ты же знаешь его, весь в делах! Не переживай, лучше скажи, как вы там? — увожу разговор в другое русло.

— Отлично, подожди, Семен трубку вырывает!

— Мама! Я видел дельфина! Он такой огромный! — довольно кричит мне в ухо ребёнок, а я вытираю слезу со своей щеки. — Мы завтра пойдем в аквапарк! Деда обещал, что мы прокатимся на самой высокой горке!

— Какой же ты счастливчик! — пытаюсь придать своему голосу хотя бы немного жизнерадостности. — Ты слушаешься бабушку?

— Конечно! Я уже по тебе соскучился! — так открыто и искренне заявляет мне сын, что от его признания, мне хочется разрыдаться сильнее. — И по папе скучаю! Папа дает тебе лекарства?

— Конечно, не беспокойся, мама в надежных руках!

— Вот и хорошо! Я привезу вам ракушек! И магниты на холодильник! Мы их целый пакет накупили!

Я слушаю его беззаботную болтовню, терзаемая душевными переживаниями о том, как несправедливо ребенок пал жертвой нашей родительской безответственности, чувствуя за собой вину перед ним, зато, что не сумела спасти нашу семью. Заканчивая наш разговор, я уверенно стираю с лица мокрые дорожки, и направляюсь в ванную, где долго разглядываю свое отражение. Во мне ни осталось ничего, говорящего о том, что перед вами уверенная в себе молодая женщина, окруженная заботой и любовью своего спутника. Глаза какие-то блеклые, потухшие и совершенно пустые, бледная кожа и спутанные волосы еще больше усугубляют картину. Я выжата, как лимон. Во мне нет никаких сил на то, чтобы вздернуть вверх подбородок и начать собирать себя по кусочкам. Наверное, именно так выглядит человек, потерпевший полное фиаско по всем фронтам. Пришло время подводить итоги, за девять лет своей довольно тепличной жизни под крылом любимого мужчины, я совершенно растеряла себя, как личность. Чем я могу похвастаться? Идеальным порядком на кухне? Или начищенным кафелем в ванной? Проводя холодными ладонями по своим впавшим щекам, я не могу не признать, что на пороге тридцатилетия, так ни в чем и не реализовалась. Могу ли я винить Андрея, за то, что стала его тенью, пусть и старательно подкрашивающейся каждое утро? Его ли вина, что я целиком отдалась воспитанию сына, забывая о собственных амбициях? Наверное, та, другая, взяла его именно этим? Какая она? Блондинка? А может быть рыженькая? Высокая или низкая? Стройная или слегка полноватая?

— Господи, — выдыхаю я, обдавая лицо холодной водой. К черту все! Пора выбираться из своего панциря, выходить из квартиры и смело смотреть в глаза реальности. Я боролось за него целый год, ежечасно, ежеминутно. И сейчас отступать не намерена. Вставая под душ, и неуютно ежась под прохладными струями, я взращиваю в себе так внезапно возникшую во мне решимость во что бы то ни стало расквитаться с соперницей. Какой бы она ни была — у нее нет никакого права рушить мою семью. Достав из шкафа свое лучшее платье, я долго привожу в порядок свои волосы, старательно прорисовываю каждую ресничку, в надежде, что слой тонального крема поможет мне скрыть свой довольно плачевный вид.

— Привет, — здоровается со мной Антон, с которым я сталкиваюсь в дверях офиса. — Ты к Андрею?

Я не могу не заметить внезапно сковавшее парня напряжение, ощущая, как внутри разрастается чувство тревоги.

— Да, а что, он чем-то занят?

— Он… Уехал пару минут назад, — впервые на моей памяти, слегка покраснев, заявляет мне Павлов, отводя свой взгляд в сторону.

— Да, неужели? — заранее зная, что за дверями кабинета меня ждет не самый приятный сюрприз в моей жизни, уверенно направляюсь к нему, без всякого предупреждения распахивая дверь.

Слышите этот гул? Мои уши закладывает, а сердце стремительно падает вниз. Вот он, час икс. Андрей замирает с шариковой ручкой в руках, переводя свой взгляд с моего побелевшего лица, на хрупкую фигуру женщины, сидящую ко мне спиной. Шатенка — первый ответ я сегодня уже получила. Не вульгарная светловолосая дама, в коротком вызывающем платье, а вполне приличная женщина, в легком коричневом пиджаке. Она что-то ему говорит, но, удивленная его странной реакцией, резко разворачивает голову в мою сторону, чтобы впервые встретиться со мной взглядом. «Красивая», — кажется, так я о ней отозвалась, деля с ней наш праздничный стол? В повисшей тишине комнаты, отчетливо различается ее удивленный вздох, и я не могу удержать на губах довольную ухмылку, что сумела выбить почву у нее из под ног своим внезапным появлением.

— Не помешаю? Или у тебя очередное важное совещание? — чувствуя, как внутри поднимается огромный ком негодования, твердой походкой прохожу в кабинет и устраиваюсь напротив соперницы.

— Почему не позвонила? — интересуется муж, откладывая канцелярские принадлежности в сторону. Я не решаюсь смотреть на него, продолжая и дальше изучать конкурентку.

— Прости, не думала, что жена должна предупреждать о подобном, — откидываюсь на сидении.

— Маш, давай, я заеду вечером, и мы все обсудим, — как можно спокойней, предлагает мне Андрей.

— Зачем же? У меня от нее, как вас там? Рита? — обращаясь к растерянной девушке, интересуюсь я, заручаясь легким кивком ее головы. — Так вот, у меня от Риты секретов нет. Она для меня как член семьи.

Марго неуверенно переводит взгляд на Медведева, наверняка, чувствуя себя неуютно в сложившейся ситуации, и тянется к своей сумочке.

— Я, пожалуй, пойду, — приподнимаясь на месте, тихо заявляет она.

— Что ты, останься! Уходить надо было раньше, — зло пресекаю ее попытку оставить нас наедине.

— Маш, — выдыхает мой муж, взывая к моему спокойствию, однако я игнорирую его тщетную попытку установить мир, устраивая локти на столе и слегка поддаваясь вперед.

— Как мило. Значит художница? — задаю свой вопрос, пробегаясь взглядом по ее лицу. — А ты ко всем своим любовникам ходишь на годовщины? Тебя это заводит? Испытываешь удовольствие, наблюдая за семьей, которую собираешься рушить?

— Все не так, — испуганно выдает конкурентка, опуская глаза в пол.

— И все это время в моем доме висит ее мазня?! — обращаюсь уже к супругу. — Вы вдоволь повесились, обсуждая в постели мою наивность?

— Успокойся! Поговорим вечером! — поднимаясь из-за стола нависает надо мной Андрей.

— Ооо, какая честь! В кои то веки мой муж добровольно готов прийти вечером домой! Не боишься, что за это время она увлечётся кем-то другим? Насколько я знаю, творческие люди довольно ненадежны, — подражая ему, освобождаю стул, слыша, как он глухо ударяется о пол.

— Маш, прекрати. Мы же уже все решили.

— Ты хотел сказать вы! Вы все решили за меня! Она, когда тащила тебя в свою постель, и ты, когда думал одним местом!

— Не неси ерунду!

— Ерунду? — зло сверля его глазами, удивляюсь я. — То есть, по-твоему это так называется?

— Маша, послушай, мне очень жаль, что все так сложилось, — глядя на мое искаженное гневом лицо, обращается ко мне Маргарита.

— Да что ты? Где была твоя жалость, когда ты соблазняла чужого мужа?

— Я… Все не так, я и не думала…

— А стоило! В следующий раз пораскинь хорошенько мозгами, прежде чем тащить в свою койку женатого мужика!

Женщина отворачивается к окну, поднося трясущуюся ладонь к губам, чем сразу же привлекает внимание Медведева. От этого еще больнее — видеть, как его передергивает от скатившихся по ее щекам слез. Знать, что ему вряд ли жалко меня настолько, насколько его сердце ранит печальное выражение ее лица.

— Боже, какая милая пара. Ты не стесняйся, обними ее, утешь! Ей, наверняка больно слышать, что она бездушная стерва! Может, мне дать ей салфетку? У меня есть, меня ведь недавно муж бросил, так что я их с собой ношу, — выплевывая каждое свое слово в лицо Медведева, жалею, что под рукой нет ничего тяжелого, чем я могла бы запустить в эту бесчувственную парочку.

— Хватит! — не терпящим возражения тоном, громогласно выдает Андрей. — Не устраивай цирк…

— Цирк? Да пусть все услышат, что ты законченный мерзавец, променявший семью непонятно на что! Наплевавший на все свои клятвы! Твоя жизнь один большой фарс! Строишь из себя порядочного, усыпляешь бдительность дорогими подарками, отдыхом за границей, а сам греешь чужую постель, прикрываясь делами! Ты просто скотина, Медведев, и я проклинаю тот день, когда села в твою чертову машину! — еле сдерживая подступающие слезы, истерично кричу я. — Ненавижу вас обоих за то, что сломали мою жизнь!