— Нет, думаю задержаться на несколько дней, хотим отпраздновать окончание сессии и переклеить обои в комнате. Так что пробуду здесь до конца недели.

— Дочь, мы очень соскучились… Не тяни там долго, ты же знаешь папу, он уже всех родственников обзвонил, хочет собраться на даче всей оравой. Только тебя и ждем.

О, да! Это — традиция: в середине лета мы бросаем свои дела и мчим на наш садовый участок, где слушаем бабушкины нравоучения, радуемся новым достижениям моего младшего двоюродного братика, обсуждаем события, произошедшие в жизни каждого из присутствующих, пока наши мужчины жарят мясо. Обычно собирается человек пятнадцать, и я совру, если скажу, что не получаю удовольствие от подобных встреч.

— Хорошо, я постараюсь приехать как можно скорее, — толкая большую застекленную дверь, заканчиваю разговор и выхожу на улицу, где меня дожидаются подруги.

— Ну как? Сдала? — первое что спрашивает меня Света и спешит успокоить, когда я отрицательно качаю головой. — Вот жук! Еще наряжайся для этого старого пня!

А нарядиться действительно пришлось, поскольку Виктор Филиппович убежден, что экзамен довольно значимое событие, посещать которое без белого верха и черного низа — моветон.

— Да, уж… Ну что, в общежитие? — спрашиваю девчонок и, почувствовав вибрацию в своей сумке, пытаюсь найти свой мобильный.

— Пожалуй, хочу быстрее снять эту душащую рубашку. Вот хорошо тебе, Ира, надо было к тебе на физмат переводиться!

— Поверь, математики тоже умеют удивлять, вот, например, Трофимов… — но я уже не слушаю, с замиранием сердца, отвечая на вызов.

— Ну что, можно начинать поздравлять с закрытием сессии? — слышу голос Андрея. Под удивленные взгляды девчонок я отхожу подальше, предусмотрительно кивнув им, чтобы они меня подождали.

— К сожалению, нет, — внезапно стыжусь своей неудачи еще больше. — Похоже, я была недостаточно убедительна…

— Преподаватель что, женщина? За одну твою юбку я бы уже поставил пятерку, — удивляется мой собеседник, а я, растерянно начинаю крутить по сторонам головой. — Я на парковке напротив главного входа, — смеется он в трубку, наверняка заметив мою растерянность. Шумную площадь, кишащую студентами, оглашает сигнал клаксона и я, наконец, замечаю его серый внедорожник в стройном ряду стоящих автомобилей. Улыбка расцветает на моем лице против воли, рука вздымается вверх, и я машу ему в приветственном жесте.

— Давай подвезу вас, мне как раз в ту сторону, — и я, не находя аргументов для отказа, соглашаюсь с его предложением.

— А ты говорила — не понравилась! Он просто не озабоченный малолетка, вроде тех, что водят тебя по кафешкам, — шепчет Иринка Ивановой, пока мы приближаемся к иномарке. Сердце в моей груди дико колотиться, словно я пробежала гигантский марафон.

— Садись на переднее, — еще тише шипит мне подруга, радушно улыбаясь молодому человеку. Я на секунду останавливаюсь в нерешительности, когда он, дотянувшись до ручки, предусмотрительно открывает мне дверь.

— Привет, — с излишней жизнерадостностью в голосе, здоровается Светка, пока я пристегиваю ремень безопасности и разглаживаю ладонями морщинки на моей строгой юбке.

— Привет, — отвечает он тем же, окидывая меня взглядом и демонстрирует ямочки на щеках, задерживая взор на моем лице.

— Отлично выглядишь, — улыбка становиться шире, и наш зрительный контакт длиться неприлично долго. — Ну, что, поехали, — словно опомнившись, что мы не одни, воодушевленно обращается к своим пассажиркам.

Дорога заняла не больше пятнадцати минут, мои подруги болтали не переставая, делясь впечатлениями о прошедшем утре, и мне показалось, что Андрей облегченно вздохнул, когда они торопливо распрощались.

— Их иногда бывает слишком много, — констатирую я, смотря как свежевыкрашенная дверь старого общежития захлопывается за их спинами.

— Да, уж, пожалуй… Я хотел спросить… В воскресенье Антон празднует свой день рождения… Было бы здорово, если бы ты пошла со мной. За моих друзей можешь быть спокойна, они вполне адекватны, — заметив мое смятение, торопливо добавляет парень. — Можешь взять девчонок, если так тебе будет спокойней…

— Я… я не смогу. В субботу планирую уезжать домой, родители уже считают дни до моего возвращения, — стараясь ничем не выдать свое разочарование, я опускаю глаза на свои ладони. — Но за предложение спасибо.

Я чувствую, что парень внимательно меня изучает, что-то обдумывая в своей голове, и, в сотый раз за эти пару недель, сетую на так не вовремя закончившейся учебный год! Андрей берет телефон с приборной доски, вводит пароль и через пару секунд кладет его обратно.

— Ну, тогда поехали.

— Куда? — удивленно взираю на собеседника.

— Для начала прямо, а там видно будет, — безапелляционно отзывается водитель, отъезжая от здания и вливаясь в поток машин. — У нас осталось два дня, и я не намерен терять ни минуты…

* * *

— Я выгляжу глупо, — в сотый раз заливаюсь румянцем, глядя в большое настенное зеркало.

— Это боулинг, люди приходят сюда отдыхать, а не оценивать присутствующих, — спешит успокоить Андрей и, взяв меня за руку, ведет к арендованной дорожке. — Если тебя это утешит, то ты самый солидный посетитель этого заведения.

Еще бы! В моей до ужаса узкой юбке — карандаш и отутюженной белой рубашке, я, бесспорно, выделяюсь на общем фоне, а выданные на входе кроссовки прекрасно закрепляют эффект. Я честно пытаюсь играть, но мой неподходящий наряд не дает в полной мере насладиться происходящим, поэтому через двадцать минут я устраиваюсь за столом в углу зала и медленно тяну через трубочку молочный коктейль.

— Ладно, признаю, боулинг — это плохая идея! Может кино, или музей? Что насчет музея? — предлагает, усаживаясь напротив, Андрей.

— Ты умеешь удивить, — не могу не рассмеяться. — Но у меня был чертовски плохой день, поэтому можно просто посидеть здесь.

Мы не замечаем, как быстро летит время за нашими непрекращающимися разговорами. Казалось его волнует все: какие книги я читаю, какую музыку слушаю, какое время года для меня предпочтительней. И это не может не заставлять мое сердце трепетать.

— Так почему инженер-конструктор? Почему не педагогический, экономический или юридический в конце концов? — задает мне свой очередной вопрос.

— Ну, я уже говорила, что конкурс был небольшим, и, мне казалось, что это довольно интересно. Думала отучусь, устроюсь в какое-нибудь бюро, обзаведусь парой строгих костюмов и с умным видом буду чертить на кульмане. — улыбаюсь тому, насколько глупо и безответственно подошла к выбору будущей специальности.

— Ну, звучит красиво…

— Красиво, только на деле я стану одной из сотни работников небольшого завода, и никакой кульман мне не дадут… Теперь все чертят на компьютерах. И знаешь, это чертовски грустно, потому что я потратила три года на изучение того, что не приносит мне удовольствие. Да и в учебе я не преуспела…

— А чем бы ты хотела заниматься? — прерывает Андрей мои рассуждения, опираясь локтями на разделяющий нас стол, и немного подается вперед. — Ведь, наверняка, есть что-то, что ты любишь делать.

— Нет, не проси… Я не отвечу.

— Почему? Это что-то неприличное, — с неподдельным интересом он вглядывается в мое лицо.

— Нет, все до безобразия прилично. Просто ты будешь смеяться…

— Ты не узнаешь пока не ответишь, даже если ты занимаешься оригами — я выслушаю со всей серьезностью. Может даже возьму пару уроков.

— Не думаю, что ты захочешь перенять мой опыт, у меня уж очень девчачье хобби, — кажется, я опять улыбаюсь, наверное, в тысячный раз за этот день, и, немного подумав, все-таки даю ответ. — Я люблю валять игрушки. Всякие зайчики, мишки, куклы — все это моя стихия.

— Видишь, я даже не улыбнулся, — направляя указательный палец в свое лицо, отвечает мой собеседник. — Но насчет уроков я действительно погорячился.

— Не торопись ставить на себе крест, мой папа однажды пробовал и остался доволен.

— И кого он свалял? — его брови удивленно ползут вверх.

— Шар… Он свалял вполне симпатичный шар. Поверь, это действительно интересно, но я не думаю, что с подобным увлечением стоит связывать будущее. Меня с детства убеждали, что профессия должна приносить стабильный доход.

Андрей молчаливо на меня взирает и больше не возвращается к этой теме, оживлённо рассказывая мне о том, как в детстве бабушка решила научить его вязать, уверяя, что нынешние девушки в рукоделии ничего не смыслят.

К моему пристанищу мы подъезжаем в начале первого ночи, на улице пустынно и довольно темно.

— Ну, я, пожалуй, пойду! Девчонки, наверняка, меня уже потеряли, — бросаю взор на окна своей комнаты, в которой до сих пор горит свет. Он слегка качает головой в знак согласия, выглядя при этом крайне сосредоточенным.

— Маша, — окликает он, когда я уже собираюсь выйти из машины, и, накрывая кисть моей руки, изучает долгим тяжелым взглядом. Когда его теплая ладонь касается моей наверняка пылающей, щеки, а расстояние между нами неумолимо сокращается, я чувствую, как по спине пробегают сотни мурашек, а сердце начинает биться настолько громко, что у меня закладывает уши. Он почти невесомо проходиться по моим губам своими и замирает, вновь глядя в мои глаза. Так и не встретив сопротивления, он вновь целует, но уже более требовательно, и, мне кажется, я напрочь забываю о дыхании. Меня никогда так не целовали… Словно давая понять, что обратного пути уже нет, что, перешагнув эту грань, он уже не станет останавливаться. Его руки блуждают по моему телу и салон наполняют звуки судорожных вдохов. Когда моей разгоряченной кожи на внутренней стороне бедра касается его обжигающая ладонь, низ живота еще сильнее стягивает узлом, и, наверное, впервые в жизни, я готова отдать всю себя без остатка на кожаном сидении автомобиля. Первым в себя приходит Андрей. Пытаясь восстановить свое сбившееся дыхание, он отстраняется от меня и откидывается на спинку сидения.