"Ну же, давай. Подойди, что бы сожрать меня, а я …тебя подожду". Шевелиться нельзя, не то она сбежит, а у него нет сил ее преследовать. Так и лежит, поджидая, когда зверь подойдет и вцепится в его руку. Раньше, чем она это сделает, хватать нельзя…удерет.

Капающая где-то вода отбивает секунды. И вот он корчится от боли, когда зубы крысы впились в его мясо, но уже через секунду он хватает ее и впивается своими в ее дергающееся тельце.

Он съел ее еще теплой и сырой. Потом сделал капканы и наловил в подвале еще нескольких, и скормил брату. Вечером следующего дня он пришел к Жирдяю и сказал, что хочет работать на него…хочет в его банду.

Жирдяй братьев принял, но на своих условиях. Воровать для него, а себе оставлять, лишь чтобы с голоду не сдохнуть. Поначалу их это устраивало, но Тархан понял, что, если дальше так пойдет, они будут голодать точно так же, но при этом впахивать на "дядю". Впахивать и по — прежнему слышать голодное урчание в своем желудке.

— Для себя будем воровать! — сказал он, разделяя скудный ужин на двоих. — Хватит кормить этого ублюдка! Он сделал из нас козлов отпущения!

— Все под контролем у Жирдяя, что ты украдешь? Везде его люди. Куда не сунься, всем командует именно он. Под ним рынок, под ним магазины, рестораны. Все под ним.

Тамир смотрел, как брат режет мясо и давился слюной. Конечно, ему достался кусок побольше. Тархан всегда кормил его лучше. Говорил, что сам в городе нахватался понемногу. Тамир и верил, и нет. Но есть хотелось, а особенно свежего мяса, и он молча съедал свой кусок, запивая простой горячей водой.

— Склад ограбим. В городе новый ресторан открылся. Хозяйка там — красногубая сучка. Говорят, она жена какого-то посла или важного шишки. Продукты хранят на складе, под Жирдяем не ходят. Она крутая какая-то, приехала с Китая или хер его знает откуда. И она вряд ли под ним прогнется, а он ее не трогает. Я все разнюхал. Они недавно поцапались, он ей охрану предложил, а она отказалась.

— И как ты склад этот брать собрался?

— Через канализацию полезем. Я все разнюхал. Выберемся уже внутри здания, через люк. Вынесем консервы, красную икру, рыбу и вяленое мясо. Все, что можно сбыть через Бороду. Он заказ уже принял и ждет меня на развилке. За товар оплатит и свалит….А Красногубая решит, что это Жирдяй ее грабанул. Вот они друг другу мяса и повыдирают. А мы пока с деньгами схоронимся и, как все утихнет, вернемся.

Там не перечил, в этот раз согласился с братом, голодать надоело, как и воровать для Жирдяя, который все себе забирал.

Склад взять получилось, продукты вынести тоже получилось, даже полакомиться ими прямо на складе вышло, а вот сбыть не вышло. Борода их Жирдяю заложил, и тот ублюдок сдал обоих воришек Албасте, а точнее, не обоих, а только Тархана. Тамир сбежал еще при передаче денег….Его, конечно, поймали. И к Красногубой сучке привели. И Там сделал то, что ему всегда строго запрещал Тархан — ни за что, ни под каким предлогом не просить помощи у деда. Никогда не трогать эту старую мразь и забыть о его существовании.

— Отпустишь моего брата, тебе денег дадут…дед у нас богатый. Батыр Дугур-Намаев. Поговори с ним! Он выкуп даст! Поговори…только брата не тронь!

И слона отдал, чтоб деду передали. Когда Тархана отпустили, и он узнал, какой ценой, то жестоко подрался с братом. Они избили друг друга до полусмерти в степи, а потом окровавленные валялись и смеялись, пока их монах Шимень не нашел. Ободранных, со сломанными ребрами и носами. Он предложил им уйти с ним. В новую жизнь. Начать с чистого листа. Смыть все грехи и стать совсем другими людьми.

— Горбатого могила исправит, — огрызнулся Тархан, а монах рассмеялся.

— У нас выравнивают даже горбы, поверь, мой мальчик. Ты никогда не станешь прежним…Но к нам лишь добровольно или никак!

Так они оказались в Храме.

А точнее, в монастыре. Это был единственный способ укрыться и от Албасты, и от Жирдяя. Да от всех. Включая ненавистного Скорпиона.

Они попали в Шаолинь. Один из самых известных в мире буддийских монастырей. Пересекли границу и направились в центральную часть Китая. В место, окутанное множеством историй и старинных легенд. Здесь им предстояло учиться выносливости и черпать силу из самой природы. Монахов Шаолинь боялись даже профессионалы, с ними никто не желал связываться. А братьям ничего не оставалось, как стать частью системы и научиться выживать.

Подъем в пять утра, затем многочасовая медитация и разминка. На гибкость. Каждый монах должен сесть на шпагат. С любой ноги, как и на поперечный. Для тех, кто не занимался с самого детства, задача казалась непосильной, но они старались. У них просто не было выбора.

После тренировки — ванны в горном ручье. Вместо мыла — трава, вместо полотенца — воздух. Мышцы и сухожилия смазываются специальными мазями и травами.

— Я скоро сдохну! — выл Тамир. — Это не жизнь — это тюрьма. Я не выдерживаю нагрузки!

— Сдохнешь ты там, а не здесь! Как только тебя поймают! Не ной. Мы выйдем отсюда машинами смерти. Ни одна тварь не сможет нас одолеть. Ни один боец не устоит…особенно этот… с грудой мышц. Наследник, мать его. Которому досталось все то, чего были лишены мы с тобой.

— Я жрать хочу, а они жрут одну траву и похожи на скелетов.

— Не в массе дело. Ее можно нарастить потом. Дело в выносливости. Мы учимся выживать, и это самое лучшее, чему мы вообще можем научиться. Когда вернемся, надерем задницу Албасте…И не только ей — любому, кто встанет на нашем пути.

После тренировок они обедали и всего лишь час могли посвятить себе, и снова на тренировки. Где каждый бой проходил в паре, и драться монахи обязаны в полную силу, и лишь наблюдающие сдерживали воинов от того, что бы они не поубивали друг друга.

Тархан был прав. Ни один из монахов не имел сильного и большого телосложения и внушительной массы мышц. Конечно же, в большинстве своем из-за вегетарианского образа жизни, ведь им запрещено есть мясо и рыбу. А ежедневные тренировки не способствуют наращиванию большой массы. Мышцы не успевают восстановиться из-за сильных нагрузок.

Они пробыли там несколько лет. И вышли совершенно другими людьми. Шимень вручил им по свитку и дал напутствие в дорогу.

— Ненависть сжирает энергию. Ненавидеть — значит убивать себя изнутри. Врагов надо любить всем сердцем и убивать их с любовью. Ведь любящему довериться легче, чем ненавидящему. Любите своих врагов…и они ответят вам тем же, тогда вам будет легче переломать им все кости. Любя.

Два года назад….

— Какой рак или скорпион свистнул на горе, что ты решил с нами встретиться, Батыр Дугур-Намаев?

Старик восседал в своем кресле-каталке, а позади него стояли более десяти охранников. Знает старый хрыч, на что способны братья, и боится. Только его десять охранников им на один зуб. Раскидают, как котят.

— Не стану говорить, что соскучился.

— Да мы бы и не поверили. Такие, как ты, скучать не умеют.

Старик прищурился, но сожрал наглые слова своего среднего внука.

— Дам много золота, если спасете моих дочерей.

— Твоих дочерей?

— Да. Моих дочерей, которых я же приговорил к смерти.

— А что ж так? Передумал? Тебе не впервой казнить своих близких и бросать на произвол судьбы!

Батыр подался вперед и ударил палкой об пол.

— Давай раз и навсегда расставим точки над "И", щенок. ВЫ мне никто. Я не женил своего сына, я не благословлял вашу мать. Она, незамужняя, раздвинула ноги перед ним и понесла.

Если я каждую шлюху моего сына буду принимать в своем доме и признавать ее выбл**ков, то я разорюсь. Поэтому я сделал то, что счел нужным, и скажите спасибо.

— Мы скажем спасибо, а заодно скажем НЕТ на любое твое предложение. Никто из нас пальцем не пошевелит ради твоих дочерей!

— Благодаря мне, вы оба живы. Я заключил сделку с Албастой, и вы остались в живых, а мой старший внук женился…что не входило в мои планы. Так вот, вы мне должны. А я вам ещё за это приплачу. Или сыновья шлюшки не возвращают долгов?

— Где находятся твои дочери?.…

— Через три дня будут доставлены в заповедник и отданы на съедение тиграм.

ГЛАВА 6

Ко мне не приставили охрану, зачем охранять того, кто точно не сбежит. Меня приковали самыми безжалостными и нерушимыми кандалами — жизнью моих близких людей.

И никуда я теперь не денусь. Самое страшное, что мне и некуда деться. Я совершенно одна, и полагаться мне можно только на своего покупателя, хозяина или кто он мне теперь.

Его не было два дня. За это время я ходила по дому и осматривала его. Это не дом. Это какое-то жуткое логово, лишь отдаленно напоминающее жилище некоторыми элементами декора.

Самая жилая — это моя комната, а точнее, спальня, и гостиная более или менее пригодна к проживанию. Все остальное скелет с ошметками мяса. Свисающие пакеты, обнаженные балки, голые кирпичные стены.

Но была еще одна комната в другой части дома. Я открыла ее, когда бродила по развалинам от невероятной скуки. В комнате оказались вещи. Стопка книг, пара тетрадей, цветные карандаши, папка. Бархатные коробочки с драгоценностями, наваленные в кучу. Цепочки, колье, браслеты и кольца, диадема в виде лебедя. Эти вещи мне понравились. Они были очень изящными, нежными, не вычурными, как многое в этом недодоме и в его хозяине. Я рассматривала каждую безделушку, потом не удержалась и примерила кольцо с лебедем. Тело птицы было украшено сапфирами, и вместо глаз ярко сверкали камушки. Кольцо пришлось мне впору, и я рассмотрела на расстоянии свои пальцы. Красиво. У обладательницы этих сокровищ прекрасный и безупречный вкус.

Мысль о том, что у этого чудовища была любимая женщина, показалась мне очень странной. Слово любовь и этот монстр несовместимы. Как будто, если бы это слово могло быть живым, оно бы стало цветком и, едва соприкоснувшись с лапами орангутанга, было бы безжалостно измято.