— В какие игры ты играешь? Трусливая и наглая, маленькая сучка! Боишься меня? Боишься… — ответил сам себе и усмехнулся оскалом, — Прекрасно, именно это мне от тебя и надо. Бойся и делай то, что я скажу, и больше не пытайся соблазнить меня, иначе я тебя раздеру.

Мое сердце болело, ныло. Я не знала тому причин, но каждое его грубое слово причиняло мне боль. Словно внутри меня точно что-то ожило, что-то…что не имело ко мне никакого отношения. Но в то же время являлось частью меня. Как душа в душе, а сердце в сердце… И это нечто…оно не злилось, оно тянулось к нему, оно хотело прильнуть к этому психопату и поглотить его страдания. Но губы Хана скривились в злобной усмешке, а в глазах полыхнула ненависть. Они стали еще чернее.

— Жалкий суррогат и ничто более. Пустышка. Вот кто ты. И не смей воображать о себе нечто большее. Никаких иллюзий, поняла? Я разобью каждую из них…поверь. Не тешь ими себя и не смей пытаться убедить в них меня!

Оттолкнул меня от себя так, что я больно впечаталась в дверцу машины.

— Отвернись и не смотри на меня, пока я не разрешил, и запомни — прав у тебя столько же, сколько у любой вещи — то есть их нет совершенно!

Я на него не смотрела… я лишь чувствовала, как боль продолжает разливаться внутри. Почему мне не все равно? Почему его слова так больно ранят, почему я перестаю его ненавидеть? Что со мной не так?

Это стокгольмский синдром? Влечение к палачу? Страх, переросший в привязанность, чтобы не сойти с ума? Ни одного ответа. Внутри тихо. Больно и очень тихо. Мне хочется никогда больше не слышать этих жестоких слов.

Машина приближалась к странному поместью. И если усадьба с Лебедем казалась мне мрачной, то теперь я понимала, где на самом деле действительно мрачно. Джип подъехал к огромному дому в три этажа. И мне вдруг показалось, что я… я его видела раньше. Черные стены, острую, торчащую вверх крышу, огромные массивные колонны с сидящими сверху тиграми или пантерами из блестящего такого же черного камня. Дом напоминал старинный особняк, какие рисуют на картинах или показывают в кино. И снова кажется, что я когда-то уже думала именно так. Но когда? Может быть, и правда, во сне? Может, мне снился вещий сон, предрекающий весь этот кошмар. Вокруг дома раскинулся сад, скорее похожий на лес из-за своей густоты и тянущийся сзади до самого горизонта. На меня смотрят огромные окна, состоящие из множества секторов, и стекла на них тоже кажутся черными, отражающими в себе чернильное небо с яркой россыпью звезд.

Замок Синей Бороды. Именно таким же зловещим он мог бы быть. Тогда почему поднимается волнение, почему я ощущаю затаенную радость вперемешку со страхом. Мне кажется, я действительно начинаю сходить с ума. Повсюду горят фонари, их свет кажется смазано-мертвенно-желтым. Таким же пугающим, как и вся аура дома. Здесь очень тихо, как и в лебедином особняке. Я вижу вдалеке пруд, окруженный кустарниками, небольшой мостик… и мне почему-то кажется, что где-то здесь должны быть качели, и словно в ответ на мои мысли я слышу легкий скрип. Повернула голову и чуть не вскрикнула, увидев детскую площадку, на которой медленно раскачиваются качели. Вспышка в голове, и я вижу черно-белый кадр, в котором эти же качели точно так же скрипят и раскачиваются. А я точно так же иду по тропинке вслед за мрачной фигурой Хана.

И вдруг я услышала крик. Не человеческий, животный. Дернулась от ужаса и обернулась в другую сторону. Фонари освещали огромный вольер, в котором метались два тигра. Один черный, а другой белый. Они непросто метались, они зашлись в каких-то ужасных криках. Скулили, бились о клетку. Как будто сошли с ума. О…Господи! Эти твари, наверное, увидели меня и хотят сожрать…или…или они скучали по Хану? Могут ли злобные и жуткие хищники скучать? Ведь их крики так похожи на жалобный плач.

Их Хозяин вдруг остановился и посмотрел на беснующихся животных.

— В чем дело, Джая? Что за концерт? Вас что забыли покормить?

Прекрасные, милые домашние питомцы Хана. Под стать хозяину. Они немного угомонились, но продолжали метаться и издавать жалобные звуки, когда я прошла мимо клетки, они вдвоем бросились на нее и будто зарычали, но этот рык был каким-то ужасно жалким.

— Это не она! Вы ошиблись! — рявкнул на них Хан с такой злостью, что даже у меня сжалось сердце.

Ударил рукой по клетке и пошел вперед, а я следом за ним, с опаской глядя на прутья и думая о том — выдержат ли они. В сантиметрах от меня метнулась белая лапа…но когтей я так и не увидела.

ГЛАВА 15

Чем ближе мы подходили к зданию, тем сильнее меня охватывала паника. Мне было страшно. Как будто я чувствовала, насколько мне там будут не рады. Я ощущала это каждой клеткой своего тела, каждой мурашкой и молекулой.

Слуги выстроились в ряд и смиренно склонили головы. Им, наверняка, запрещено смотреть на меня и на хозяина. Слева от меня Цэцэг в бархатном черном наряде (после того, как она стала вдовой, в их семье принято до самой смерти носить траур), расшитом золотыми нитками, с золотым ожерельем на полной шее. У меня в голове все еще звучит ее голос: "Ни на кого внимание не обращай, плевать, что они тебя ненавидят. Главное, ты нужна ЕМУ. И он решает, кто и как будет к тебе относиться. Но ОНА…будь с ней очень осторожна. Она имеет на него сильное влияние, а что-что-томне подсказывает, что сильнее всех тебя возненавидит именно его дочь. Держись как можно дальше от нее! Но…в любом случае, пока Хан в тебе нуждается, даже она будет бессильна что-либо изменить!". А нужна ли я ему…Скорее нет, чем да. Ему нужна не я, а та, на кого я похожа. У меня не было возможности сравнивать…но если представить других мужчин, которых я знала, и сравнить их с Ханом, то все они станут бледными и жалкими на его фоне. Как физически. Так и духовно. В Тамерлане словно заперта невероятная сила, мощь, какая-то адская энергия, способная разрушить все на своем пути. Его голос, походка, дикий взгляд, движения его огромного и сильного тела — все пропитано такой невероятной харизмой, что рядом с ним все становится мелким и невзрачным. Скукоживается, уменьшается в размерах. Даже этот дом…он словно стал на колени перед своим хозяином. Как будто ждал его, как будто жалобно распахнул окна и двери, встречая его. Так и все окружающие. Они признают в нем вожака и смиренно преклоняют головы.

И при этом в Хане нет ни капли той общепринятой красоты, которая пленяет женские взгляды. Он скорее страшит, отталкивает, приводит в ужас. Он похож на огромное бешеное животное, смертоносное и опасное. Но именно это и влечет.

Но когда именно он касается моего тела…именно его глаза горят голодом, меня пронизывает током ответного томления. Он волнует и доводит меня до паники одновременно. Когда мы ехали в машине, и его рука легла на мою грудь, накрыла ее ладонью, и губы…они были так близко от моих губ. Как же я хотела, как ждала этих прикосновений вопреки всему. При этом зная, какую боль он может мне принести…но ТО самое…ожившее внутри меня, уверяло, что с ним может быть хорошо, что с ним может быть запредельно прекрасно. Ничего более ослепительного, более острого я в своей жизни никогда не испытывала и не испытаю…мне только нужно добиться этого, заставить хищника спрятать когти. И я не могла себя понять. Как? Ведь во мне столько ненависти и страха, как все это уживается с невероятным влечением и похотью, с электрическими мурашками под кожей, с тянущей болью желания внизу живота и пульсации там…внизу, где когда-то его пальцы дарили мне сладкие невероятные ощущения. Только от одной мысли о них тот…потаенный бугорок становится твердым, опухает и начинает пульсировать.

И тогда…при виде этой жуткой и рваной буквы у него на груди мне стало больно вместе с ним. Как будто эта буква могла бы так же жечь и мою грудь, и мою кожу. И в такие моменты мне казалось, что я схожу с ума…потому что внутри меня, и правда, начинала жить ОНА. Та…самая женщина Лебедь. Я чувствовала, как перышки ее крыльев трогают мое сердце изнутри, и мне становилось безумно страшно.

Он вел меня по широкому коридору, украшенному канделябрами с имитацией свечей, на стенах висят мрачные картины с изображением темно-пурпурных роз в разном ракурсе. И это сочетание черного и пурпурного делает дом еще более зловещим. Перед нами распахнули широкие двери залы, и когда я вошла, головы всех, кто сидел за столом, повернулись в мою сторону. Я увидела, как побледнел старик, сидящий во главе стола, как тронул дрогнувшей рукой длинную бороду, и как вскочила со своего место черноволосая девочка, так похожая на своего отца. Все смотрели на меня, как на исчадие ада, как на самое жуткое видение, какое только могли перед собой увидеть. Я остановилась, но сильная рука Хана подтолкнула меня к столу.

— Моя жена — Ангаахай вернулась домой.

Отчеканил он каждое слово так, чтобы его стало слышно во всех уголках этого дома. Казалось, его голос зазвенел под высокими потолками, заставляя каждого внять каждой букве и каждой интонации его голоса. Будь я не я…тоже поверила бы. Точнее, не посмела бы не поверить.

— Прошу принять ее обратно в лоно семьи. После серьезных травм моя жена страдает амнезией, поэтому наберемся терпения и не будем на нее давить.

Устремил взгляд на деда, затем на двух женщин, сидящих возле него, а потом и на девочку…Это и есть его дочь. Та самая, о которой говорила Цэцэг. Какая милая малышка, почему мне нужно ее опасаться. Но я узнала почему ровно через секунду, потому что девочка вышла из-за стола и направилась ко мне. По мере того, как она приближалась, я видела, какой яростной ненавистью сверкают ее глаза, как она стиснула кулаки и сжала челюсти.

— Эрдэнэ!

Рыкнул Хан, но она прошла мимо него, лишь повела раздраженно плечами, потом подошла ко мне. Какое-то время, прищурившись, рассматривала меня. С головы до ног, а потом прошипела в полном смысле этого слова.