А потом застыла на месте — тигр выпрыгнул в нескольких метрах от меня и сверкнул ярко-желтыми глазами. Бежать больше некуда. Загнанная, окровавленная, уставшая я смотрела, как черная зверина идет на меня, разинув пасть. Она довольна, загнала добычу и теперь может всласть полакомиться.

Подошла вплотную ко мне, и на меня пахнуло запахом зверя из открытой пасти, а обнаженные клыки были настолько близко, что казалось, вот-вот вопьются в мою плоть. Хищник принюхался, щекоча мне кожу длинными усами, облизал свою жуткую морду длинным языком.

Мамааааааа. Мамоооооочкаааа. Как же страшно".

Делая шаги назад к бортику мостика, видя, как тигры приближаются ко мне. Они несутся на меня, сломя голову. Оба. У меня болит зверски голова… и я молю Бога, чтобы носом не пошла кровь, и твари ее не унюхали. Сделала еще шаг назад и сама бросилась в пруд. Птицы взмахнули крыльями, отлетая от меня подальше. Не достаю до дна, плыву в сторону берега, но, когда ноги коснулись песка, вздрогнула и обернулась назад…, отступая медленными шагами, стараясь не делать резких движений.

И, как завороженная смотрю на гигантских кошек… словно в замедленном кадре белая прыгнула в пруд следом за мной. Мокрая, задыхающаяся от ужаса я отступала все дальше назад в воде, стуча зубами от холода и от лютого страха.

Взгляд в сторону, и я вижу, как на берегу стоит черноволосая девушка, с длинными косами, она с наслаждением смотрит то на меня, то на тигра. И, нет, она мне не поможет. Можно и не пытаться кричать. Ветер треплет ее алую блузку и повязанный на бедрах косой, цветастый платок. Она сложила руки на груди и любуется происходящим.

"Ты сдохнеееешь" — прозвучал в голове ее голос, и я вздрогнула от ужаса снова.

Тигр плыл ко мне, очень быстро, а я отступала назад, пока не уперлась спиной в дерево с раскидистыми ветками, растущее прямо из воды. Кошка плыла, затем встала на все четыре лапы и начала быстро приближаться ко мне.

Вот и все…Сейчас она растерзает меня на части. Огромная белая морда приближается ко мне. Кошка сопит от нетерпения, ее глаза сверкают, уши прижаты к голове, а я вся вжалась в дерево и трясусь, глядя в морду своей убийце. Она приблизилась ко мне вплотную и…и вдруг боднула меня головой в живот, потираясь о него массивным черепом, словно ласкаясь, потом резко встала на задние лапы. Я застонала и зажмурилась, и внезапно ощутила, как нечто шершавое скользнуло по моему лицу. Тигрица вылизывала меня. Со всех сторон быстро, рвано, поскуливая. Оближет и сожрет. Подумалось мне. Зачем иначе ей так меня ласкать?

— Джая! Нет! Назад!

Хриплый вопль Хана, и тигрица убрала от меня морду…но не по собственной воле, на нее накинули сеть и потянули к берегу, а я увидела, как ко мне быстрым шагом приближается монгол. Он рассекает воду руками, его глаза адски сверкают, а волосы упали ему на лицо. В одной руке ружье, в другой нож. Он не просто взволнован, он как будто обезумел. Я таким его еще не видела.

Тяжело дыша, почти рыдая от облегчения, я побежала к нему навстречу, ощутила, как он подхватил меня сильной рукой и приподнял в воде. Щека прижалась к сильной груди, и я услыхала, как бешено колотится его сердце. Кажется, он испугался за меня. Почему-то было невероятно приятно это ощутить.

— Цела?

— Дддда…цела.

А потом отстранился и наотмашь по щеке.

— Дура! Какого хера вышла из комнаты?

И снова прижал к себе, потом посмотрел на девчонку, стоящую на берегу. Я тоже на нее смотрела… и не могла понять, что с ней происходит. Ее трясло. Почти, как и меня. Но ее глаза расширены от удивления, и она явно не может удержать себя в руках. Она судорожно глотала воздух и смотрела то на отца, то на меня.

— Это ты? Ты выпустила их? Это ты посмела открыть вольер?

Проревел он, оглушая меня своим мощным голосом.

— Пап…она…она…и Джая…она…

— Заткнись, Эрдэнэ, и вон в свою комнату! Чтоб я тебя не видел! Ты наказана на неделю! Не выходить!

— Папа…она…, - показывает на меня пальцем и не может говорить.

— Она сейчас здесь и никуда не уйдет! Смирись с этим. А не смиришься, уедешь отсюда. Одна! Без братьев! ВОН, Я СКАЗАЛ! Я с тобой потом поговорю!

Подхватил меня на руки и понес в сторону дома.

ГЛАВА 17

Я проснулась посреди ночи и осмотрелась по сторонам. Одна. Сегодня я спала в этой комнате совершенно одна. Меня напоили горячим чаем, растерли все мое тело какими-то травами, укутали в теплую одежду и уложили на мягкую, белоснежную постель. Но уже после того, как Хан сдирал с меня мокрое платье и рассматривал мое тело со всех сторон, вертел в руках, как игрушку. Поднимал руки, переворачивал, смотрел спину. Он болезненно выискивал на мне что-то и своими грубыми движениями заставлял постанывать от боли.

— Она не тронула меня. Я цела. На мне нет и царапины. Пожалуйста…Вы делаете мне больно. Не она, а вы.

От его сильных пальцев на руке и ноге остались отметины, когда он разжал ладонь, зажавшую мои запястье и лодыжку.

— Не тронула?

Отрицательно покачала головой, и Хан наконец-то отстранил меня от себя и оставил в покое. Я тут же юркнула за шторку, но меня не сцапали за своеволие, и это было удивительным. Он выглядел очень встревоженным, даже испуганным, и мне не верилось, что Хан действительно мог испугаться за мою жизнь при всей его ненависти ко мне. Но внутри разлилось тепло и стало покалывать в районе грудной клетки, как будто там вспорхнули бабочки с очень острыми крыльями.

— Я позову Цэцэг, тебя переоденут и разотрут. Мне не нужна больная жена. У нас скоро много встреч. Завтра нас пригласили в цирк Сансара. Ты должна быть в прекрасной форме.

Значит, если бы я была ему завтра не нужна, то ему было бы наплевать — цела я или нет? Больна ли я. Господи, да какая на самом деле разница, что он ко мне чувствует? Мне от этого не холодно и не жарко…Ложь. Жарко. Мне теперь все время жарко от одного его взгляда, от прикосновения, от присутствия рядом. То ли действует зелье Цэцэг, то ли со мной что-то не так. Но я больше не та Дина… я сгусток эмоций, я оголенный комок нервов. Меня задевает каждое его слово, взгляд, действие. Ему удается причинить мне боль…а когда он неожиданно ласков со мной, то я чувствую, как эта боль испаряется, и внутри расцветает цветок счастья. У него белые лепестки и желтая солнечная сердцевина. Он похож на ромашку…и от каждого жестокого слова с нее слетают лепестки.

Утром меня одели в странную одежду, скорее похожую на тунику лазурного цвета с золотыми вставками по низу и на груди. Это одеяние слегка прикрывало двумя полосками голую грудь, переплеталось на спине, крепко обтягивало талию и совершенно обнажало плечи и руки. Когда Цэцэг укладывала мои волосы в виде ручек амфоры, закрученных над ушами, и наносила на мою шею парфюм с запахом апельсинов и свежести, я спросила у нее, зачем такой маскарад.

— Вы едете в цирк Сансара. Там свой дресс-код. Это не обыкновенный цирк. Это целый мир со своими законами, селекцией, одеждой и плановыми вечеринками. В приглашении всегда оговаривается, в чем должны быть одеты гости цирка.

— Приглашении? Разве туда нельзя купить обычный билет?

— Билет? Ахахаха. Нет, в цирке Сансара нет билетов. Туда зовут лишь избранных. Сливки общества, богатых, скучающих извращенцев, жаждущих зрелищ.

— Зачем Хану ехать на такое представление?

— Потому что от приглашения нельзя отказаться. Сансару не отказывают, девочка. Сансар — один из самых влиятельных людей Монголии.

— А Хан? Разве он не влиятельный?

Пальцы Цэцэг больно дернули мои волосы, и я тихо всхлипнула, а она приподняла прядь волос у виска и крепко затянула шпильками ближе к макушке.

— Хан…Хан пользуется былым влиянием моего отца. На самом деле, будь он не Дугур-Намаевым, вряд ли чего-то смог бы добиться.

Внутри меня поднялась волна протеста. Мне не нравилось, что она настолько его ненавидит, я не могла этого понять. Ведь они одна семья. Будь у меня семья, я бы любила каждого из них. Я могла только мечтать о том, что в следующей жизни у меня будут братья и сестры. А в этой…пусть у меня будет много детей.

— Почему вы, Цэцэг, так ненавидите Хана? Он же ваш племянник!

— А это, — она наклонилась ко мне, — не твое дело, Алтан. Не суй свой нос туда, куда не просят. Выполняй то, что я говорю, и выберешься отсюда живой…Ведь ты не думаешь, что тебя оставят в живых после того, как ты исполнишь свою миссию? Зачем ему жена? М? Претендентка на его деньги? Ты ведь на самом деле никто…он просто уничтожит тебя, дважды не задумываясь. Так что не обольщайся. Тебе тоже есть, за что его ненавидеть.

И она, несомненно, была права. Есть, за что. Это правда. Но почему-то с каждым днем становилось сложнее это делать. Мне что-то мешало изнутри…во мне жило нечто или некто, и этот некто…испытывал к нему совсем другие эмоции, и только от одной мысли об этом мне становилось страшно.

Когда я вышла во двор, то увидела, что Хан и его дед не одеты в странные костюмы. Как будто оглашенный дресс-код их не касался. Они оба смотрели, как я иду к ним навстречу. Один — с нескрываемым любопытством, чуть склонив голову вбок, а второй — с мрачным, но уже знакомым мне горячим блеском, заставляющим задрожать в ответ и покрыться мелкими мурашками. Если бы взглядом можно было сожрать, от меня бы и костей не осталось.

***

Хан ступал по черному паркетному полу, по правую руку от него Алтан, на которую он старался не смотреть, чтобы не скрежетать зубами от вожделения. Потому что в этом наряде она была скорее голой, чем одетой, и, едва ее увидев, он ощутил, как вся кровь прихлынула к паху, а вместо мыслей в голове осталась горящая магма. Ее сходство и в тот же момент новизна сбивали с толку и заводили до безумия. На нее реагировало и тело, и мозг…Единственное, что молчало — это сердце. Потому что оно мертвое. Там больше нет жизни. Оно закопано под землю в шахте вместе с Ангаахай и принадлежит ей навеки.