– Ах, Рамон! Сколько в тебе благородства, честности, чистоты. Как мне хочется быть достойной тебя!

На этот раз я не играла, не кокетничала, я говорила совершенно искренне. Я чувствовала, что искренне люблю Рамона.

Мы начали обниматься и целоваться, но ничего дурного не совершали. Между тем небо посветлело, близилось утро. Пора было расставаться. Мы простились и уговорились, что Рамон будет приезжать в монастырь через день.

Трудно описать мое состояние. Мне было так весело, так радостно. Все вокруг виделось мне таким праздничным, чистым, солнечным. И я сама была чистой, легкой, доброй ко всем. Я была Счастлива.

Рамон приезжал еще два раза. Наши свидания проходили чудесно – объятия, поцелуи, доверительные беседы. Рамон настойчиво продолжал уговаривать моих родителей и своего отца. Он чувствовал, что они вот-вот окончательно согласятся.

И он оказался прав.

В третье наше свидание, когда я увидела его, он бросился мне навстречу, схватил меня в свои крепкие добрые объятия и закружил.

– Согласны! Они согласны! – запел он.

– Тише, Рамон, умоляю! – я смеялась, не пытаясь вырваться из его рук.

Наконец он отпустил меня, но так неловко, что мы оба упали на траву. Я продолжала смеяться. Платье мое откинулось, обнажив стройные ноги в темных тонких чулках. Не владея собой, Рамон начал целовать мои ступни, щиколотки… Вот его губы уже жгли мне бедра…

Но внезапно он, словно очнувшись, резко откачнулся.

– Что, Рамон? – спросила я, приподняв голову, голос мой звучал беззащитно и разнежено.

Меня даже немного испугало это его резкое движение.

– Ты не любишь меня? – прошептала я, прижимая губы к его уху, затем к щеке.

Он мягко отстранил меня.

– Я очень люблю тебя, Лусия, очень. Именно поэтому мне сейчас лучше уйти.

– Но почему, Рамон, почему?

(Теперь настал мой черед вопрошать: «Почему?»)

– Потому что я хочу, чтобы наши отношения были честными и чистыми. Ты станешь моей, когда перед лицом Бога мы станем мужем и женой. О, тогда ты увидишь, поймешь, почувствуешь, как сильно я люблю тебя!

– Но, Рамон! – сидя на траве, я обхватила его за плечи. – Разве мы не любим друг друга? Разве наша любовь не дает нам права на близость? Родители согласились – разве это не знак того, что само небо благословляет наш союз? Я люблю тебя. Почему мы должны медлить? Ради чего? Ради соблюдения каких-то условностей, придуманных ханжами? Я откровенна с тобой. Я не притворяюсь, не скрываю своих желаний. Я хочу стать твоей женой, сейчас, здесь. Ты чувствуешь, как мягка трава, как благоухают цветы и поют птицы! Я люблю тебя!..

В едином порыве, овладевшем нами, мы сжали друг друга в объятиях…

Страстные жгучие поцелуи, несвязные нежные слова, объятие, преисполненное мучительной нежности… И наконец – самые сладкие мгновения…

Жаркая смелость пронизала все мое существо. Я дарила наслаждение, я это знала. Я хотела получать наслаждение каждой мышцей, каждым мускулом своего тела. Я сжимала сильными пальцами упругий член, я припадала к нему, впитывая с жадностью что-то сладкое, влажное…

Сколько времени прошло? Не помню. Я приходила в себя после любовного забытья. Я лежала на траве, мне было мягко. Ночь была теплая. Мне хотелось, чтобы теперь Рамон благодарно и нежно ласкал меня, бережно гладил теплыми ладонями. Мне вдруг стало так не хватать этого тепла его тела. На миг мне даже почудилось, что его нет, он ушел, покинул меня. Но ведь этого не может быть! Именно теперь он должен полюбить меня по-настоящему, должен понять, почувствовать, как я люблю его. Теперь, теперь разгорится наша любовь.

Я приподняла голову. И тотчас увидела его. Он стоял, выпрямившись, спиной ко мне. В этом было что-то странное. Почему он так стоит? Почему он не рядом со мной, почему не ласкает меня, не благодарит нежно?

Я вдруг почувствовала неловкость в его присутствии. Я села, быстро одернула завернувшееся платье. Я оробела. Я хотела позвать его и боялась.

Прошло, должно быть, несколько минут, но мне чудилось, будто миновало ужасно много времени. Я сидела на траве, оробевшая, смущенная. Наконец Рамон обернулся. Меня поразило его лицо. Он выглядел мрачным, задумчивым, опечаленным.

– Рамон, что с тобой? Ты сердишься на меня? За что? – я вскочила, хотела было броситься к нему, и тут только заметила, что и верхняя часть платья у меня в беспорядке, грудь обнажилась. Я попыталась застегнуть пуговки, но они были оборваны. Это сделал Рамон. Это он обнажил мою грудь, разорвал платье. Я неловко остановилась, прикрывая обеими руками грудь.

Рамон отвел глаза.

Я почувствовала, как меня охватывает внутренняя дрожь.

– Лусия, – глухим голосом обратился ко мне Рамон, – Ты должна понять меня. Я благодарен тебе за то, что сейчас, только что произошло. Я понял, что мой отец был прав. Мы не были бы счастливы в браке. Выслушай меня. Я буду говорить с тобою откровенно и заранее молю о прощении. Я старше тебя, я зрелый мужчина. Мне приходилось иметь дело с женщинами. Только что ты отдалась мне, как отдавались мне продажные женщины…

Я слабо вскрикнула.

– Нет, нет, я не хотел оскорбить тебя! – воскликнул Рамон. – Я знаю, твои ласки были искренними. Но увы, твоя страстность – это страстность куртизанки. Ты сама еще не осознала этого, но верь мне, это так. Сейчас я говорю с тобой как человек, который продолжает питать к тебе дружеские чувства, который жалеет тебя. Такие женщины, как ты, не способны к супружеству. А мне в моей будущей супружеской жизни не нужны измены, скандалы и мучения. Пусть моя супруга будет менее страстной, зато достойной и скромной. Более того, Лусия, я полагаю, твой брат не виновен. Твоя страстность пробудилась бы рано или поздно. Страстность такого рода приносит лишь горе. Женившись на тебе, я сделал бы себя несчастным. Ты можешь мне возразить, можешь говорить, что я недостаточно люблю тебя. И скорее всего ты права. Я действительно не настолько люблю тебя, чтобы вместе с тобой терпеть жизнь, полную страстей, порока и даже преступлений. А любой, кто пожелает жить с тобой, будет жить именно так. Прости меня, если сможешь. Я больше не буду видеться с тобой. То, что сейчас произошло между нами, останется тайной. Я предлагаю тебе просто объявить своим родителям, что ты все же решилась уйти в монастырь…

Трудно определить все чувства, которые я испытала, слушая эту разумную речь, – унижение, боль, гнев, отчаяние… Внезапно я подумала о том, как ужасен мир, в котором я живу. Отец мой убил сына, пытался убить дочь, но он оправдан, на него даже смотрят как на справедливого мстителя за поруганную честь. А меня унижают, мне мстят, меня презирают и мучают всего лишь за то, что природа наделила меня страстной натурой…

– Не тревожьтесь, Рамон! – я опустила руки, открыв обнаженную грудь. – Я никому не скажу, что вы стали моим любовником. Найдите себе кроткую целомудренную невесту и вступите в добропорядочный брак. А я сама устрою мою жизнь. Скажите моим родителям, чтобы они не искали меня…

– О, Лусия! – он невольно сделал движение навстречу мне, я отшатнулась почти с отвращением. – Лусия, вы не должны… Не вступайте на путь порока, Лусия!..

– Почему вы так печетесь о моей нравственности, Рамон? Вы не хотите, чтобы я следовала своей страстной природе? Или это говорит в вас собственник? Вам не хочется, чтобы ваша любовница стала еще чьей бы то ни было любовницей? Но у вас нет никаких прав на меня!

– Лусия, Лусия! Почему ты не хочешь, чтобы мы расстались друзьями? Чем я провинился перед тобой? Неужели ты хотела бы, чтобы я притворялся и лгал?

Я молчала.

– Если ты не хочешь возвращаться к родителям или оставаться в монастыре, возьми хоть это, – он отцепил с пояса кошелек и протянул мне.

– Это первая плата, которую я получаю за свою продажную любовь? – надменно спросила я.

– Лусия! Я просто хочу помочь тебе. Я не хочу, чтобы ты оставалась без всяких средств…

– Уйди, Рамон. Я знаю лишь два состояния души: любовь и нелюбовь. Если один человек не любит другого, находит в нем недостатки, замечает его ошибки, значит, это нелюбовь. И не надо обманывать самого себя и уверять себя, будто ты искренне стремишься помочь другу или любовнице, указывая им на их недостатки и дурные свойства. Когда человек любит, он просто не может видеть в том, кого он любит, ничего дурного, ничего такого, что следует изживать, исправлять, в чем нужно каяться… Ты не любишь меня. Я не виню тебя. Можно или любить или не любить. Третьего не дано. Прощай!

– Прощай! – он наклонился и положил кошелек на траву. Затем быстро подошел к ограде и легким рывком перебросил наружу свое сильное стройное тело.

Я не заплакала. Я еще некоторое время стояла. Светало. Моей обнаженной груди сделалось прохладно. Я решила вернуться в свою комнату. Я посмотрела на кошелек, лежавший на траве, и… наклонилась и подняла его. Деньги мне действительно понадобятся.

Я вошла к себе и села на постель. Надо было на что-то решиться. Вернуться к родителям? Нет. Остаться здесь? Зная, что Рамон так близко, в городе… Нет… Я вовсе не чувствовала себя порочной, развратной. Теперь, сейчас не чувствовала. Но что же мне делать? Куда идти? Я задумалась. Как быть? На что решиться? Разжигать в себе страстность? Попытаться выйти замуж? Как я смогу добиться этого? Одинокая, нищая… Я сделаюсь легкой добычей для соблазнителей… Пожалуй, еще начну переходить из рук в руки. Пройдет совсем немного времени, и я и вправду стану продажной женщиной… Нет, я не такая… Но что же делать? Что же делать?

Все-таки остаться в монастыре. Но только не здесь, не здесь. Я вспомнила, что младшая сестра моей матери давно, еще будучи совсем юной девушкой, постриглась в монахини. Это произошло не вследствие какой-то романтической истории или крайней набожности, а просто потому что семья была бедна и не могла наделить приданым обеих дочерей. Несколько раз мы с матерью ездили к ней в монастырь Святой Катарины под Мадридом. Я решила отыскать ее. Она поможет мне принять постриг в этом монастыре.