Но я не могу делиться переживаниями с Элей, а больше не с кем. Поэтому возвращаюсь в палату, целую племяшку на ночь и засыпаю. Так проходят наши дни в больнице, так я оживаю, видя, как Эле становится лучше.

И, наконец, нас отпускают домой. Наверное, этот врач, с веселой улыбкой прощаясь с Элиной, думает, что сейчас мы поедем к родным, в любимые стены и будем там выздоравливать, раз в день приезжая на физиолечение. Но на самом деле мы едем в огромный, но очень холодный дом.

Хотя для Эли это приключение. Она последние несколько дней постоянно расспрашивает, куда мы поедем и что за дом такой, в котором мне нужно нарисовать картинку. В машине вертится, как егоза, соскучилась за двадцать дней по больницам, по активностям. Надеюсь, мне будет можно погулять с ней в саду.

Я не видела Сереброва уже давно. Он уходит рано утром, приходит поздно вечером, а я все время в больнице. Но сейчас четко осознаю, что час встречи близок, и мне страшно его приближать.

Мы с Элей сразу поднимаемся на второй этаж, и я с замиранием сердца жду ее реакции на комнату. Конечно, кровать в виде тыквенной кареты Золушки, где у приступочки даже есть фигурка мышки-лакея, ее восхищает. Как и все остальное в светлой и просторной комнате.

— А кто здесь живет? — спрашивает Эля.

— Пока что будем жить мы. Пока я рисую картину на стене. Несколько месяцев.

— А раньше кто жил?

Я не могу объяснить племяшке, почему Серебров сделал для нее комнату, не могу подобрать нужных слов.

— Я не знаю. Может, у хозяина дома бывают гости с детьми и он держит комнату для них. Тебе не нравится?

— Нравится!

Она с восхищением, но немного робко, трогает игрушки, рассматривает книжки. Боится трогать чужое. Мне приходится сесть вместе с ней и рассмотреть все, что есть в комнате. Поваляться на маленькой кроватке, распаковать чайный кукольный сервиз, открыть для нее книжки и немного пособирать большой паззл с мультяшными героями. Постепенно Эля осваивается и играет уже без меня, а я пишу список покупок для Ромы. Варианты эскиза готовы, сегодня вечером придется поговорить с Серебровым.

Я почти засыпаю прямо на полу, глядя, как Эля устраивает зайчачью свадьбу с двумя плюшевыми игрушками. Но вдруг слышу шаги и какой-то шорох. Прежде, чем выйти во вторую комнату, прикрываю дверь.

Это всего лишь Рома. Водитель таскает какие-то свертки, пакеты и коробки.

— Это что? — спрашиваю я.

— Не знаю. Сергей Васильевич велел занести к вам. А вот это отдать лично в руки.

Я получаю белоснежную тяжелую коробку. Ужасно любопытно, что в ней: ни надписей, ни ярлычков. Коробка обтянута пленкой.

— Спасибо… наверное.

Отдаю Роме список красок, инструментов и растворов, рассказываю, где это все продается, а затем, когда он уходит, усилием воли заставляю себя отложить принесенные коробки и заняться Элей. Рита приносит нам обед, Элька с удовольствием пробует кальмаров и остается в восторге. Потом я укладываю ее на дневной сон. В комнате можно задернуть шторы, включить проекцию звездного неба на потолок и наслаждаться. Я сама чуть не засыпаю у ее кровати.

Но все же иду в комнату.

Первым делом заглядываю в открытые пакеты. Осознанно мучаю себя неизвестностью, и даже не знаю, приносит это мучение удовольствие или только добавляет страха.

В пакетах одежда и обувь. Похоже, именно для этого я заполняла анкету.

На бирках известные марки, все размеры мои. Я могла бы ожидать, что Серебров купит что-то пошлое, в его стиле, но… нет, одежда простая, элегантная и дорогая. В основном платья, неброские, но очень красивые. Вздыхаю. Будет сложно.

Наконец приступаю к коробке. Снимаю пленку и заглядываю внутрь. Поверх свертка, завернутого в пергаментную бумагу, лежит стикер с сегодняшней датой и временем. Напоминание о восьми вечера. Прозрачно и доходчиво.

Что ж, я готова ко всему. Посмотрим, в чем меня желают видеть на работе.

Часть меня не верит глазам. Когда я разворачиваю сверток, я вижу… платье. Из плотного хлопка, снежно-белое с юбкой-колоколом и широкими лямками. Оно доходит мне до колен. Такие фасоны хорошо смотрятся на молоденьких позитивных девочках. К платью в коробке лежат удобные кожаные балетки, разумеется, тоже белые.

Я пожимаю плечами. Понять Сереброва и его фантазии мне не дано. Жаль только, что уже минут через двадцать после начала работы платье испачкается краской. Неужели он этого не понимает? Или специально выбрал белое?

Дело хозяйское. Я ждала чего-то куда более провокационного и страшного. Всего лишь платье. Облегчение или временная передышка?

В половину восьмого я начинаю нервничать. Мне не хочется спускаться вниз и видеть там усевшегося в ожидании зрелища Сереброва. Поэтому я решаю спуститься раньше, чтобы он застал меня за работой. Возможно, удастся погрузиться в нее полностью, ничего не замечая вокруг.

Перед этим я объясняю Эле, как звонить мне на телефон.

— Только никуда не уходи, хорошо? — прошу ее. — Это чужой и большой дом, ты заблудишься. И лестница очень крутая. Если что, звони мне, ты же умеешь, да?

Она послушно кивает. Эля привыкла к тому, что я работаю и мне нужно не мешать. Я немного нервничаю, оставляя ее на втором этаже.

— А мне нельзя с тобой на работу?

— Нет, милая, там будет пахнуть краской, тебе нельзя, ты еще болеешь.

И это чистая правда, хоть здесь я ей не вру. Даже не будь в гостиной Сергея, я бы Элю не пустила.

— Вот водичка, если захочешь пить. Когда я закончу работать, принесу тебе молочка и печенья, ладно?

— Хорошо.

В ее возрасте все легко. А уж в окружении таких игрушек и подавно некогда расстраиваться из-за того, что мама уходит на часок поработать.

Но все же я спускаюсь вниз и прошу Риту заглянуть разок-другой к Эле.

— Сергей Васильевич хочет обсудить эскизы, — немного привираю, — дом незнакомый, я боюсь, что она выбежит и заблудится.

— О, не волнуйтесь, Сергей Васильевич предупредил, что придется следить за ребенком и хорошо мне доплачивает. Я с ней поиграю, работайте, сколько нужно.

Вот так. У него все всегда под контролем.

Рома уже привез все, что я просила, так что я начинаю грунтовать стену. Она уже выровнена и отштукатурена, мне нужно лишь подготовить поверхность, и можно рисовать. Вот только стремянки или какого-нибудь старого стула нет, а до потолка я не достаю. В гостиной вокруг красивого стола есть стулья, но они такие дорогие и красивые, что красить на них — преступление. Придется послать завтра водителя еще и за стремянкой, а сегодня закончить с грунтовкой низа.

Стена здоровая, работы хватит. Я чувствую, как меня увлекает идея такого масштабного рисунка. Мне хочется снова ощутить удовольствие от того, как хаотичные и разрозненные линии постепенно складываются в единый рисунок.

Слышу шаги. Рука с кистью дергается и несколько капель падают на юбку. Жалко, дорогое платье.

Серебров стоит у порога, смотрит. Руки в карманах, верхние пуговицы темно-бордовой рубашки расстегнуты. Смотрит, прожигает взглядом, как будто раздевает, только мысленно.

— Кисточка, я ведь просил тебя на вечер надевать то, что принесут.

Я теряюсь и замираю. А я что сделала?

— Мне принесли это платье с сегодняшней датой.

— Верно.

— Я его надела.

— А еще?

— Что еще?

— Еще что принесли с сегодняшней датой?

— Туфли, — все так же не понимаю я.

— И?

— И все.

Он усмехается.

— Вот именно.

До меня не сразу, но доходит, что Сергей имеет в виду, и я заливаюсь краской до кончиков ушей. Клянусь, я готова провалиться на месте, а он смеется!

— В следующий раз выполняй мои указания в точности. И если я не дал ничего, кроме платья и туфель, значит, на тебе должны быть только они.

Я не знаю, что сказать, все слова вылетают из головы, словно там постоянно пусто. Поэтому неопределенно пожимаю плечами, откладываю в сторону валик, вытираю влажной салфеткой руки и беру папку с эскизами.

— Я набросала варианты, посмотрите.

Мне кажется, Сереброву плевать. И на стену, и на эскизы, и на рисунок. Даже если я начну изображать в гостиной смешариков, он все равно будет приходить сюда, наряжать, как любимую куколку и развлекаться. Довольно обидно, учитывая, что рисовала я с душой.

Но он все же смотрит эскизы.

— Этот.

Я помечаю нужный лист и мысленно соглашаюсь с выбором, эскиз и впрямь лучший. Но что делать дальше, не знаю. Снова берусь за валик и продолжаю грунтовать. А Серебров — смотреть.

— Тебе нужна стремянка, — наконец говорит он.

Нельзя не согласиться. И стремянка, и другой валик. С этим я буду грунтовать целую вечность. Но такие большие площади я еще не расписывала, хотя на практике меня отправляли разрисовывать раздевалку в детском садике. Неизбежно жду ошибок и пытаюсь просчитать, на каком этапе они возникнут, чтобы ничего не испортить.

При всем сволочизме Сереброва, я обязана ему жизнью.

Только почему он не садится?! Почему коршуном смотрит на меня?

— Как себя чувствует ребенок? — спрашивает.

— Спасибо, у Эли все хорошо, она поправляется. Лечение очень хорошее.

— Что она делает сейчас?

Я хмурюсь. Он не должен быть вовлечен в дела Эли! Она должна быть декорацией, приложением ко мне в этом доме, не заслуживающим внимания. Я не хочу, чтобы эти две части совершенно разных миров пересеклись. Отчего-то кажется, это пересечение неизбежно вызовет взрыв.

— Играет с Ритой, пока я работаю.

— Хорошо, — кивает Сергей.

И вдруг приказывает:

— Собирайся.

— Куда?

— В магазин.

— Но…

Многозначительно смотрит. Я вздыхаю и начинаю убирать инструменты.