Закончив говорить, мой любимый мужчина выдохнул и повернулся ко мне, предварительно надев фальшивую улыбку.

— Всё хорошо, — сказал он, предваряя мой вопрос.

— А если правду? — с волнением спросила я.

— Это правда, — кивнул Джек, — и не вздумай что-то придумывать и волноваться. Бизнес как бизнес.

— Предлагаешь тебе поверить?

Он поцеловал меня в лоб, потом отстранился и посмотрел вперёд. Автомобили толпились на шоссе. Повалил снег. Мокрый и беспокойный, он налипал на окна и, как рой белых мохнатых пчёл, осаждал жёлтые такси. Лицо Джека было непроницаемо, и только пальцы, нервно теребящие перчатку, говорили о катастрофе. Вдруг мой любимый мужчина повернулся ко мне и с видом номинанта на Оскар, вышедшего произносить благодарственную речь, спросил:

— А, может, такую погоду лучше тебе дома пересидеть, малышка? Много вкусного, хороший фильм, уроки испанского, а? Со своими по Скайпу пообщаешься? Книги. Стихи… В самолёте трясти может, это для ребёнка вредно. А через пару деньков в Пуэрто-Рико махнём?

Ничего себе!

— А ты? — спросила я, не зная, как реагировать на такое предложение, от которого не предполагалось отказываться.

— Да тут надо по-быстрому решить один пустячок в Венесуэле.

— Пустячок? — с сомнением повторила я.

— Ты же меня знаешь! — Глаза Джека загорелись, как в России, когда он выводил на чистую воду турецких мошенников-менеджеров, и кулаки сжались так же. Только сабли не хватало. Я поняла, что мой корсар готов ломиться на абордаж. Рубить головы.

— Опять воруют?

— Верно догадалась. Есть немного. Только теперь латиносы, — с облегчением ответил Джек.

И мне вдруг вспомнился бородатый анекдот про то, как муж приходит с работы под утро и вместо оправдания говорит жене: «Ну, ты же такая умница! Придумай сама что-нибудь». Я, кажется, умница из этого разряда… — идиотка. Сама придумала.

Джек, стараясь звучать весело, добавил:

— На денёк слетаю, дам в глаз кому надо и мигом обратно. Потом, клянусь, сразу рванём с мамой знакомиться в Сан-Хуан. Я ей позвоню, дам время подготовиться, чтобы она не бурчала, что свалились, как снег на голову. И бабушка, она же меня убьёт, что не успела моих любимых пастельон-де-карне напечь.

— Чего-чего?

— Типа ваши пырожкы, — хмыкнул Джек, вспомнив русское слово.

Мда, кажется, мы уже съездили и к бабушке на пирожки, и к тёткам на оладьи… Свадьба на пляже тоже отодвигалась, но не это меня тревожило больше всего.

— В Венесуэле нет меня, — пробормотала я. — Кто тебя там поддержит?

— Ну, это же не ростовская мафия, — засмеялся Джек. — И я не мальчик. По-испански говорю, перевод не нужен. — Он поиграл мускулами, хоть под пальто их было не видно. — Справлюсь на раз-два. Там, правда, нечего делать!

— Но без тебя не обойтись, — печально констатировала я.

Джек развёл руками и сквозь улыбку проскользнуло непрошеное признание вины.

— Ты обиделась, балерина?

Он заглянул мне в глаза, на долю секунды забыв, что нужно притворяться. Я покачала головой. Радостно мне, конечно, не было. Чувство тревоги за него было больше, чем всё остальное, хотя кому, как не мне, бывшему помощнику знаменитого антикризисного менеджера, знать, насколько лихо справляется с любыми безобразиями Джек. Он просто не хотел, чтобы я волновалась. Это стоило уважения. И я с благодарностью сказала:

— Нет, любимый. Когда тебе надо ехать?

— Лучше прямо сейчас. Чтобы всыпать, пока горячо.

В его залихватском ответе было слишком много сумасшедшинки.

— Я провожу тебя, — заявила я. — А Коста потом меня обратно отвезёт.

— Зачем тебе нужны эти пробки? Ты только устанешь, балерина, — попробовал было возразить Джек.

— Никаких «но», а то обижусь! — отрезала я. — Может, для меня счастье с тобой в пробке посидеть? Целых сколько-то минут ты будешь точно со мной. А потом, так и быть, лети.

Коста снова обернулся на нас, сидящих рядком, как два голубя на карнизе, и я в первый раз увидела его улыбку. Она была красивой на лице этого сурового грека. Настоящие улыбки всегда украшают даже самые невзрачные лица.

Но мне легче не стало. Предчувствия — ужасная штука. Я до последнего не верила в Пуэрто-Рико сегодня, и вот, пожалуйста!

— А ты не можешь не поехать? — спросила я Джека. — Сами управятся…

— Это мой бизнес. Я обязан. И наш с тобой семейный доход. Ведь мы уже семья. — Джек ласково коснулся рукой моего живота.

«Почти», — подумала я и вздохнула.

— И потом, балерина, кто справится с кризисом лучше меня? — подмигнул Джек. — Мне равных ещё не нашли! Поэтому Рупперт так мной и дорожит!

— Угу…

— Давай, Коста, плюй на чёртовы правила. Штрафы оплачу. А то простоим до Рождества, а у нас с Сандрой совсем другие планы!

Я обхватила предплечье Джека и прижалась к нему. Я знала, что он врёт, и после нашего разговора о доверии догадалась, что он мог врать только о серьёзном. Слишком серьёзном. И потому беспокойство залило отапливаемый салон автомобиля такой громадной волной, что несмотря на всё тепло, идущее от Джека, меня вдруг охватил озноб.

Глава 13

Я была одна в громадной квартире — двести квадратных метров в моём распоряжении. Однако мне вовсе не хотелось, как герою «Один дома» кричать «ура» и устраивать нелёгкую взломщикам. Наоборот, было грустно и слишком тихо. Я понюхала свои руки. Кожа ещё пахла Джеком или мне этого просто хотелось. Включила телевизор — любимый спортивный канал Джека. Я вообще-то терпеть не могу смотреть спорт, но так казалось, что мой корсар лежит на диване в одних домашних штанах, расслабленный, с пультом в руке, а я просто занимаюсь своими делами. Не так одиноко.

Сохраняя иллюзию, я направилась на кухню и принялась убирать «орудия казни». Какая же я смешная, устроила… И он. Глупый. Разложила всё по полкам и позавидовала себе прошлой — хорошо было быть ассистентом Джека, вместе с ним бросаться на «броневик» и толкать речь перед рабочими! Хорошо было видеть его рядом, сверкающего энергией, настоящего революционера, способного зажечь и разгромить. В Нью-Йорке Джек был не таким. Положение обязывало? Или давил город со своими правилами? Зависимость даже от сильных мира сего, от владельцев корпорации, влиятельных акционеров и совета директоров — это не для моего корсара. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять. А Джек, кажется, не признаётся себе, пытается соответствовать.

Однако как бы Джек ни говорил, что любит Нью-Йорк, судя по его командировочным листам, бывал он тут редко, гораздо чаще — там, где жарко — в Индии, в Китае, в Латинской Америке, в нашем Ростове, хотя бы… И не только в плане климата. Ему нравилось завоёвывать, покорять, сражаться, пусть не на войне, а в бизнесе: с конкурентами, кризисом, мошенниками и ворами. И недаром Джек говорил, что торговые представители — та же армия.

Может, у кого-то и не так, но ростовские торговые ещё долго будут помнить, что в венах у него Оле-Ола, и у них тоже, а каждый сотрудник офиса будет нервно вздрагивать при виде вареников или продукции конкурентов в наших корпоративных холодильниках и требовать немедленно убрать. У меня за два месяца уже условный рефлекс выработался. И всё — он, Джек Рэндалл!

Я представила моего корсара с горящими глазами и упавшим на высокий лоб смоляным завитком. Какое счастье было — переводить для него, быть его юнгой, соратником, напарником и, в конце концов, единственным человеком, которому он мог довериться в чужой стране. Хотелось снова быть с ним онлайн, пропускать через себя его слова и чувствовать энергетику! Чёрт, жалко, что я не знаю испанского, а он знает! Надо срочно учить не только испанский, но ещё и китайский, хинди, какой угодно! Лишь бы не отставать…

Потому что он теперь где-то там, а я здесь… Что сейчас в Венесуэле? Я так мало знаю об этой далёкой латиноамериканской стране! Помню только, что когда Уго Чавес с нашим президентом в Ростов приезжал, нас отпустили с занятий в универе, а в городе на центральных улицах покрасили всё, что было можно. Даже трава подозрительно зазеленела, несмотря на жару…

Я щёлкнула кнопкой планшета и набрала новости Венесуэлы. Сердце дрогнуло: да уж, ничего себе пустячок… Там же общенациональная забастовка! Боже мой! И протестные митинги с дымовыми шашками, горящие шины и брандспойты! Ой, и люди в Каракасе погибли… А Джек поехал туда один! Зачем?!

В висках застучало. Я продолжала читать, пытаясь разобраться, но о заводе Оле-Ола новостей не нашла. Только выяснила, что он на окраине Каракаса.

В пояснице заныло, в животе тоже, сразу одолела слабость. Я вдохнула-выдохнула и произнесла в тишину пустого кондо:

— Прости, малышик, мама не будет больше волноваться. Наш папа — очень сильный, он всё может. Если он сказал, что кому надо в глаз даст и сразу домой, значит, так и будет…

Вроде немного помогло. Кухня — счастливое место для таких случаев, даже в такой идеальной, как моя, с горничной, всё равно найдётся, чем заняться. Я достала из духовки противень и принялась надраивать. Вспомнила, что надо всегда концентрироваться на том, что есть прямо сейчас. А что есть? Прекрасная кухня, и ещё вдох-выдох, скребок один, скребок другой… Как хорошо, что по краям пристала курица!

Я тёрла противень, приговаривая для китёнка:

— Наш папа — самый лучший, он троих один победить в рукопашной может, он — большой, как медведь, он смелый…

А этих протестантов так много! — взвыло в голове сиреной.

Стоп! — сказала я себе. — Там, судя по новостям, есть две группы протестантов — проправительственные и проамериканские. Ой, это значит… что правительство против американцев? Боже! А наш же бизнес американский, и сам напиток-«праздник» Оле-Ола — американскее не придумаешь… По моей спине прокатилась струйка холодного пота. В животе кольнуло.