— Эдди говорит, что они растили себе мальчика на побегушках, чтобы потом всем им был должен, а вырастили занозу в заднице. Не рассчитали, — хмыкнула Тэйлор. — Теперь постоянно отправляют куда подальше, чтобы не обратил внимание на их тёмные делишки. А рыльце у них ой как в пуху!

— Даже так? Расскажи об этом!

— Ой, это не интересно! — заявила Тэйлор и встала с кровати, так и не отпив спиртного. Прошла к холсту и сбросила на пол чулок. — Вот что интересно! — ткнула пальцем в свой набросок. — Что ты скажешь по этому поводу?

Жаль, нельзя было прямо сказать, что несмотря на красоту изображения, мне хотелось её чем-то стукнуть, припереть к стенке и рявкнуть, чтобы выкладывала всё, как на духу! Но я лишь развернулась в кресле и кивнула:

— Очень талантливо! Неужели это твоя работа?

— Талантливо… — насупилась Тэйлор. Постояла немного, скрестив руки, и вдруг гневно оттолкнула от себя мольберт и опрокинула его с грохотом на пол. Обернулась ко мне, сверкая хмельными глазами. — Ни хрена это не талантливо! Весь талант ушёл в них, — она с пренебрежением подфутболила коллекционную туфлю, — в шмотки за чужие бабки! А своих у меня нет! Я ничего не могу! Ненавижу!

Туфля улетела в стену, едва не задев оконное стекло. Дверь распахнулась, и в спальню художницы влетел, как я понимаю, тот самый «гад» Эдди. Рыжий, высокий, неказистый. В брюках и рубашке с закатанными рукавами. Тапочки смотрелись на фоне отутюженных стрелок неуместно.

— Тэй! Хватит шуметь! Сколько говорить?! — И вдруг увидел меня, его словно ведром воды окатило. — Вы?! Кажется, Александра?

— Да, здравствуйте, — привстала я. — А вы — Эдуард Джонсон?

— Да… Мы виделись мельком на Гала-ужине в Театре балета. — Он замялся. С таким лицом обычно встречают налоговика — и выгнать хочется, и ситуация не позволяет.

— Да-да. И помимо того я уже наслышана о вас, — добавила я.

Тэйлор мерзко захихикала, потом подняла вторую коллекционную туфлю и запустила в хозяина дома.

— Пошёл вон! Я разговариваю!

— Что ты себе позволяешь, Тэйлор! — выкрикнул он, и были в его тоне неприятные скрежещущие нотки.

Они начали ругаться, и я поняла, что дело это привычное и затяжное. В промежутках между потоками слов Тэйлор пила прямо из бутылки. Вряд ли я узнаю от неё сегодня что-то ещё. Увы… Я встала и пошла к выходу. Подумала, что Глория так и не поторопилась с чаем — видимо, знала об исходе подобных встреч.

Я спустилась по лестнице и только там увидела горничную. Она без слов подала мне пальто. Мистер Джонсон сбежал ко мне и, запыхавшись, пробормотал:

— Извините, моя жена… с ней такое бывает… Даже если она что-то говорит… Вы понимаете, в таком состоянии она лжёт и придумывает на ходу. Лишь бы позабавиться…

По его водянистым, бегающим глазам было видно, что он чего-то опасается. Возможно, того, что я узнаю правду? Или уже узнала? Что ж, из тех крупиц мозаику не сложишь, но… Я улыбнулась:

— С кем не бывает. Особенно с людьми искусства. Не волнуйтесь, Тэйлор лишь была расстроена своей работой! Хотя она прекрасна!

— Это да, это верно. — Эдди мелко закивал, кажется, удовлетворённый.

— Всего хорошего, мистер Джонсон, — сказала я и покинула дом хаоса, мысленно прибавив заслуженный хозяином титул — «Козёл».

И я пошла по улице прочь. Вздохнула полной грудью морозца, и поняла, чем пахло в доме Джонсонов — несвободой и фальшью, они всегда пахнут дурно! Мне удалось узнать слишком мало, но, дорогие мои, я в лепёшку расшибусь, чтобы узнать больше. За себя, за моего малышика, и за любимого моего корсара! Вы ещё не знаете, на что способна маленькая русская «балерина»!

Глава 15

Снег подтаял местами, местами был расчищен, так что идти можно было спокойно, не опасаясь за расквашенный нос. И думалось хорошо на свежем воздухе. Я глянула на витрину магазинчика — её украшали к Рождеству. Двое девушек — мулатка и азиатка вешали гирлянды, и с довольным видом переговаривались. Мне было не слышно, о чём, из-за стекла. И я прошла дальше, ловя себя на мысли, что остаюсь за стеклом, отделённая от всего Нью-Йоркского общества, с которым меня познакомил Джек. Филипп и Ли не в счёт.

Итак, что мы имеем? Проблемы было три: кризис в Венесуэле; корпоративные монстры Кроннен-Стоу, пытающиеся скрыть от Джека свои тёмные дела, но при этом желающие держать его на коротком поводке; а ещё акционеры, выступающие против нашей с Джеком свадьбы.

Меня аж передёрнуло, но я взяла себя в руки. Может быть, Штирлицу тоже хотелось всех в гитлеровском штабе взять и подорвать, но он же сдержался. Я заложила руки за спину, входя в роль разведчика. В голове даже музыка из «Семнадцати мгновений весны» заиграла. «Не думай о секундах свысока…» Не буду.

Итак, начнём с последнего. Почему Совет директоров против? Ведь они обо мне ничего не знают. Всё дело в политике и дурацких санкциях. При том, что компания позиционирует себя, как работающая вне политики, это особенно иронично. Я усмехнулась в тёплый шарф, намотанный на шее. На алых ворсинках мохера остались капельки воздуха.

Как бороться с политикой, которой нет?

Я вспомнила о том, как волновался Джек, представляя меня обществу. Он хотел, чтобы меня приняли и поняли, что я не представляю опасности. Он представил меня всем и вся, заставлял их улыбаться, шутил, а потом заявил во всеуслышание о своём намерении жениться. Не помогло.

Я коснулась рукой в красной кожаной перчатке живота: мы с малышиком угрожаем акциям, большим деньгам и неизвестным дядькам на фондовой бирже, разве это не смешно? Было бы, если б не было правдой. Мимо проехал автобус с сияющей улыбкой Тома Лебовски на боку. Издалека сверкали билборды на Таймс-сквер. Этим миром денег движет реклама…

И вдруг я остановилась, как вкопанная. Реклама — вот, что мне нужно! Какой-то образ положительной меня не в отдельно взятом обществе, а громко. Кхм, только как этого добиться? Я не звезда, и не великий талант, и ничем особенным не выделяюсь. Мой блог и то в начальной стадии. Я приуныла, но мысль эту оставила на полях, про себя выделив жирным. Надо думать, думать и думать, как!

Сердце волновалось. Я набрала Джека — отключён. Отправила смску: «Я люблю тебя!» Та зависла. Чёрт! Эдди Джонсон сказал, что в Венесуэле всё плохо, в новостях о нашей компании молчат. Только выдают вскользь и обобщённо, ругая президента.

От Джека я точно не узнаю истинного положения вещей. Я посмотрела на себя в очередной витрине. За отражением моей фигурки, нахохленной, как воробей на карнизе, лежали книги. Агате Кристи повезло с выкладкой, хоть она об этом и не узнает на том свете. Эх, мне бы пригодились её детективные таланты! Я повернулась к витрине лицом и стала рассматривать выложенные томики: «Десять негритят», «Убить легко», «Тайна регаты и другие рассказы»… Вспомнилось, что первой книгой, прочтённой на английском языке, у меня была именно история Кристи — «Почему они не попросили Эванс?» Потёртая, тоненькая книжечка, которую мне дала подружка Таня. Повинуясь сиюминутному желанию, я вошла в магазинчик и принялась искать именно её.

Продолжая думать о Джеке и сложившейся ситуации, я просматривала полки и корешки книг. Вытаскивая томики, отметила про себя, что они были оформлены совсем иначе — не так, как в России. Более по-книжному, что ли? Без девиц с грудью навыкат и мускулистых властных героев. Лаконичность идёт книге. И намёки.

Наконец, я нашла её — синенькую простую книжечку с золотистым названием «Why didn't they ask Evans?». Едва открыв, поняла, зачем искала: Алисия Эванс! Вот кто мне нужен! Она была одной из немногих, кто сразу отнёсся ко мне благосклонно на Гала-ужине. И вроде бы это ничего не значило, но значило многое: она вряд ли относится к когорте заинтересованных лиц! А если это не так, взволнованная невеста, насмотревшаяся новостей и обеспокоенная невозможностью дозвониться до любимого, не вызовет подозрений. Я получу в ответ или «Извините, не знаю», или что-то более существенное. В моей ситуации даже пустяк мог оказаться зацепкой. Так не стоит его пропускать!

Я погуглила контакты корпорации «Софт Дринкс Компани», и, не отходя от книжной полки, вежливо сказала в смартфон девушке на ресепшене:

— Будьте любезны, соедините меня с Алисией Эванс. Её беспокоит Александра Лозанина от Джека Рэндалла.

* * *

Ну, вот я и в логове или в святая святых — называйте, как хотите. Лёгкий тремор пробегал по моим пальцам, когда плотно сбитая, как тяжеловес, девушка с соломенными волосами вела меня по коридорам штаб-квартиры «Софт Дринкс Компани». От интерьера и лиц сотрудников веяло такой важностью, словно здесь решались судьбы мира, а вовсе дело было не в сладком коричневом напитке, пузырьки которого сшибают в нос, чтобы подарить людям праздник. Даже дежурные улыбки не спасали и исторические весёлые картинки в синих рамках с наливными девушками в пикантных платьицах в стиле пятидесятых. Нет, тут всё было серьёзно. Кажется, зайди за те стеклянные двери с золотыми буквами, а там ядерный чемоданчик. Ничуть не меньше!

Я шла, волнуясь. Интересно, так же чувствовал себя Штирлиц в гестапо, когда шёл по коридору в первый раз? Мешали перчатки и сумочка, и очень хотелось снять пальто, потому что топили тут нещадно.

Алисия Эванс вышла мне навстречу из-за стола в солидном, очень мужском кабинете. Она и сама была маложенственной, очень деловой, в сером костюме и со стрижкой, не требующей особой укладки. Но улыбнулась она мне снова так по-доброму, что всё остальное не имело значения.

— Прошу, садитесь, Сандра. — Она указала мне на кресло для посетителей и велела той самой полной секретарше принести два кофе. — К сожалению, у меня есть только десять минут, а потом конференц-связь с лондонским офисом.