На выходе из гостиницы Диего выскользнул из кустов и махнул мне ручкой. Довольный, как кот, урвавший котлету из холодильника. Точно мне фальшивку подсунул, паршивец! Но я улыбнулась ему в ответ и пошла вслед за Николасом в запылённый зелёный внедорожник.

За рулём сидел отчаянно загорелый, как норильский рабочий, вырвавшийся на Чёрное море на месяц, блондин. Он постучал пальцем по часам на запястье. Николас выругался. Я юркнула на заднее сиденье. Голубоглазый, желтоволосый водитель оглянулся.

— Здравствуйте, я — Сандра, — улыбнулась я, укладывая рюкзак на колени.

— Ганнибал, — бросил тот и завёл машину.

— Не Лектор? — вырвалось у меня нечаянно.

— Почти.

И мы сорвались с места, словно в задке внедорожника был встроен реактивный двигатель для шаттлов.

— Мы сначала снимем забастовку врачей в центральной больнице. — Обернулся ко мне суровый Николас. — Потом тебя довезём. Дерьмо, Ган, смотри, куда едешь!

Вот так. Для того, чтобы доехать до одной забастовки придётся навестить другую, если удастся преодолеть марш забастовщиков-транспортников на Авенида Либертадор.

Тот был в разгаре. Флаги, транспаранты, полиция в шлемах с щитами, парни с косынками на лицах, разноцветные футболки, смуглые, худые люди, крики и жара.

А на всё это со стен зданий тут и там взирали с портретов президенты — бывший и нынешний. Николас снимал на камеру всё подряд по мере движения, а я наблюдала за происходящим хаосом, который только вчера видела в интернете. Меня не покидало ощущение нереальности. Казалось, что я просто кино сморю: про себя и революцию… Но во рту пересохло очень по-настоящему. Мы снова остановились, толпа обступила нас и пошла дальше, не замечая. Ганнибал обернулся:

— Хэй, Сандра, а зачем тебе на завод?

— Там мой жених. Его взяли в заложники забастовщики. Чтобы завод не закрыли. Он — руководитель.

Журналист вытаращился, и на фоне почти коричневого лица глаза показались настолько светло-голубыми, что почти неживыми. Очень, скажу я вам, маньяческий вид…

— Так а тебе туда зачем? Тоже в заложники?

Я сглотнула.

— У меня есть письмо. Документ, подтверждающий, что завод не закроют. Из штаб-квартиры.

— Пошли его по электронке и сваливай из этой задницы, — буркнул Николас, не отрываясь от зрачка объектива.

— Связи с предприятием нет, — вздохнула я.

— Так и что, ты одна попрёшь против толпы рабочих? — присвистнул Ганнибал и осклабился. — Ты себя в зеркало видела, детка?

Мне как-то стало не очень. Не люблю, когда меня принимают за дурочку. Но Джек один, и помощи нет, а значит, плевать мне на условности и приличия. Потому я хлопнула ресницами, широко улыбнулась и сказала голосом ведущей передачи «Будильник»:

— А я думала, вам интересно будет поработать там. Ведь завод-то американский! Кажется, у вас есть все шансы сделать рискованный, но неплохой репортаж. Я гарантирую, что снимать будет что!

Ганнибал усмехнулся, Николас повернулся ко мне. В глазах его тускло отражался скептицизм и натуральное шовинистское пренебрежение. Я разозлилась.

— Но вы, конечно, можете просто высадить меня у ворот, — сказала я, теряя желание выглядеть дурочкой. — Езжайте по своим делам, господа. Если вам плевать на возможность получить Пулитцеровскую премию…

Журналисты переглянулись. А я добила:

— Я напишу об освобождении руководства завода Оле-Ола статью сама. Главред новостного отдела Нью-Йорк Таймс сказал, что это будет бомба. Итар-Тасс тоже купит, если что…

Они снова перегнулись. И чёрт меня побери, если в их глазах не вспыхнул интерес.

— А ты уверена, что нас туда пустят? И тебя тоже? — спросил Ганнибал, облизнув губы.

Конечно, нет, — подумала я, но, разжигая в себе дух авантюризма так, что пламенем шибануло в мозг, вслух сказала:

— А как же иначе? Даже если не с первого раза. Но я могу и грудью на амбразуру! И с гранатой на танк… Я ведь русская!

И победно улыбнулась.

Глава 19

— Русская?! А я думал, француженка, — пробормотал Ганнибал. — Но тут русской быть даже лучше. Хуже, чем кубинкой или китаянкой, но в целом неплохо.

— Почему? — уточнила я, проверяя прочитанную в интернете версию.

— Потому что их народный герой Уго Чавес дружил с вашей Россией. Да и Мадуро[19] вроде не против, — пояснил Николас. — Венесуэльцы на щелчок пальцев переводят людей в кумиров. И так же быстро могут отправить недругов к чёрту в задницу. Если любят, то страстно, и ненавидят всей душой.

— Я так и думала, — кивнула я, продолжая держать марку. — Вам, американцам тут везёт меньше.

— Это зависит от того, кто рядом. Если наткнёшься на проамериканскую оппозицию, то всё путём. А вот на проправительственные группировки, типа Коллективос, лучше не нарываться. Да и от полиции надо держаться подальше, — вставил Ганнибал.

— Они, засранцы, считают, что если в США Мадуро арестовали за покупку билетов за наличные в аэропорту, значит, все американцы ненавидят их президента. Malparidos[20], как они посмели?! Просто святой долг — арестовать американца или пригладить дубинкой репортёра. Особенно в столице, — зло высказался Николас.

И я поняла, почему он такой нервный.

— А санкции США работу нам не упрощают. А вот против вас, русских, типа тоже санкции, значит, вы с Венесуэлой — друзья по несчастью… Поэтому если ты будешь громко кричать, что ты русская, можно попробовать сунуться на вашу Оле-Олу, — задумчиво сказал Ганнибал.

И мне стало всё равно, даже если он «Лектор», я была готова его расцеловать. Я тоже очень надеялась, что Уго Чавес в своё время с Путиным не зря по Ростову ездил…

— Но мы присоединимся, если у тебя реальный план в кармане, — ответил Николас. — Иначе сама разбирайся. Нам только обезьяны с гранатой на наши задницы не хватало!

— План есть, — кивнула я, а сама устыдилась тому, что втягиваю журналистов в авантюру — мой план был прост, и никто не гарантировал, что сработает. Но я так плохо говорю по-испански… И лучше было прийти в сопровождении двух здоровенных, опытных мужчин — журналистов, чем заявиться с улицы в джинсиках и с рюкзачком и пропищать: «Здрасьте! А ну-ка быстро освободили моего жениха!» и дать с ноги… проползающему мимо муравью.

— Сначала по любому снимаем протест врачей, — заявил безапелляционно Николас. — А потом дурим. Так что, Ган, давай уже как-нибудь сворачивай на боковые улицы, пока кубинцев не разогнали.

— Кубинцев? — переспросила я.

— Тут все врачи с Кубы, — пояснил Ганнибал, осторожно сворачивая направо. — Своих нет.

И я подумала, что врачи наверняка учились у нас, в России. Хотя что мне это даёт?

* * *

Не сразу, но нам всё-таки удалось вырваться с Авенида Либертадор. Вовремя, потому что дальше проспект уходил, как канал, в углубление между двух других шоссе на уровне домов. В первый раз такое вижу — туннель без крыши из шести полос, и весь забит протестующими. Агрессивное море людей.

Я смотрела на скандирующих, отчаянно стараясь не выпускать наружу гнездящийся холодом ужас. Такая же толпа ополчилась против Джека? Одного… А как я справлюсь? Услышит ли меня хоть кто-нибудь?! У них наверняка есть вожаки во главе забастовки. Смогу ли я до них достучаться? Надеюсь, там не оголтелые кретины!

В висках затикало, и страх просочился струйкой ледяного пота между лопатками. Всё задуманное показалось глупейшей авантюрой, но Джек… Все, к кому я обратилась, отказались помочь. Подставили, отмазались, опасаясь за свои задницы. Бросили. А я не брошу. Я нахмурилась и сжала кулаки. Когда трудно, надо дышать: вдох-выдох, вдох-выдох. Сейчас со мной всё хорошо. И сейчас — это всё, что у меня есть. А дальше даже в спокойнейшем месте в мире на голову может упасть кирпич или можно косточкой от вишни поперхнуться. Пули не свистят, значит, всё хорошо…

Но я снова усомнилась в этом, увидев, как полиция в чёрно-белой форме с жёлтыми полосками теснит людей в белых халатах. Ганнибал припарковал внедорожник в двух шагах от оцепления. И они с Николасом бросились с камерами поближе к гуще событий. А я, вцепившись обеими руками в спинку кресла перед собой, наблюдала и думала, что, пожалуй, безопасней было бы взять такси. Горожане толпились, кто-то вторил врачам, выбрасывая вверх кулак. Повсюду красно-жёлто-синие кепки и флаги, как плащи на плечах. Худой черноволосый медик что-то скандировал в громкоговоритель.

«No… medicamentos! El médico no se puede trabajar… sin medicamentos!»

Кажется про то, что врачи не могут без лекарств работать. Если я правильно поняла…

С другой стороны улицы показался белый бронетранспортёр и целая армия: шлемы, мотоциклы, армейские ботинки, оружие в руках. Словно солдаты Дарта Вейдера в чёрном.

Народ заволновался. У меня во рту пересохло. И тут навстречу вооружённой когорте и военной технике вышла щуплая старушка с флагом на плечах. Она махала руками перед здоровенным белым бампером, которому ничего не стоило подмять её под себя, и не пускала к демонстрантам.

Крадущийся страх в моей душе сменило восхищение! До мурашек на коже. Не задумываясь, я подняла Айфон и принялась снимать. А в голове запело че-геваровское «Venceremos![21]» Иголочки в бёдрах закололись в желании броситься скорее к Джеку!

Вперёд, чёрт побери, только вперёд! Пусть и страшно…

Старушку всё же убрали с дороги, подхватив под руки, двое черношлемников. И демонстрантов начали разгонять. Потасовки тут и там, сизые полоски дыма взвились в небо над головами. Газ? Боже… Я закрыла лицо платком, продолжая снимать.