Бретт опять посмотрел в окно. Покинула, черт возьми. Это не делается просто так, молча, сразу и без объяснений. Может быть, Дженни, как и другие женщины, получила от него все, что хотела, и теперь пришло время ласково сказать: «Бай-бай, малыш, мне было хорошо с тобой»? Если с другими его это, может быть, и устраивало, то с Дженни этот номер не пройдет. Тем более, что и сама она, выйдя из машины, выглядела весьма неважно. В ее взгляде и походке проглядывали одиночество, грусть и потерянность.

«Чем же я мог обидеть ее до такой степени?» — подумал Бретт. Он же был таким ласковым, любящим, беспокоящимся о ней и готовым кинуться на ее защиту по первому зову. Даже теперь, зная Дженни намного лучше, помня каждую клеточку нежного, пьяняще ласкового тела, он хотел ее значительно сильнее, чем раньше. Ему необходимо видеть улыбку Дженни и слышать ее смех. Ему необходимо знать, что она находится в безопасности, под его надежной защитой.

Ему необходимо… Черт, ему было необходимо сразу все. Бретт был абсолютно уверен, что и Дженни настроена так же.

Проклятие, ни звука. Недоумение Бретта переросло в уверенность, и он, быстро натянув футболку и тяжело опираясь на костыли, вышел из своей квартиры.


Он почти удивился, когда Дженни без колебаний открыла, не задавая вопросов и не томя его ожиданием. Бретт взглянул ей в глаза и, не дожидаясь приглашения, вошел в квартиру, аккуратно прикрыв за собой дверь. Его ходьбу на костылях нельзя было назвать образцом изящества, и Дженни не смогла скрыть сострадания.

— Ты почему сбежала, Джен?

Ее губы упрямо сжались, как будто бы она принимала для себя какое-то ответственное решение.

— Не совсем понимаю, о чем ты, — ответила она с деланным безразличием.

— А тебе самой не кажется, что ты должна мне кое-что объяснить?

Она наморщила лоб, словно раздумывая или пытаясь понять суть его вопроса.

— А тебе кажется?

Бретт доковылял на костылях до столика с отошедшей в мир иной бегонией. Бедное растение тихо шуршало сухими листьями.

— Ага. Кажется. И я к этому отношусь, видимо, более серьезно, чем, насколько я вижу, относишься ты.

— Бретт…

— Да, у тебя все в порядке. Тебя не касается, что, проснувшись сегодня утром, я обнаруживаю твое отсутствие. Тебя не касается, что я весь день схожу с ума, не зная, что с тобой и где ты находишься. Затем ты приезжаешь и идешь домой, не заходя ко мне, даже не позволив по телефону, сидишь так тихо, словно покончила жизнь самоубийством. Это, насколько я понимаю, тоже не твоя проблема. — Бретт говорил тоном раздраженного, обиженного ребенка. Затем он окинул Дженни негодующим взглядом и сделал шаг к двери. — Мне очень жаль. — У самого выхода он обернулся. — Я никогда не встречал прежде такой, как ты. Считай, что, исчезнув сегодня ночью, ты преподнесла мне небольшой сюрприз. Не беспокойся больше на этот счет. Только вот полиция вряд ли сможет постоянно охранять тебя. Это тебя тоже не заботит?

Бретт оперся на костыли и протянул руку к дверной ручке, и Дженни поняла, что, если промолчит, на этом все и кончится. Тянущая боль появилась в груди и поползла вниз, к животу. Господи, Бретт не видел ее всего лишь полдня, а выглядел злым, как сто чертей! Он поправил повязку, венчающую его лоб. Теперь Дженни разглядела, что Бретт с утра небрит, что он осунулся и похудел. Щетина оттеняла его и без того бледные щеки. Еще ни один человек не занимал так много места в ее жизни. А теперь она нанесла ему обиду, он, не стерпев, ответил, и все это получалось чертовски глупо и несправедливо.

Бретт, стукнув костылями, остановился в дверном проеме, и Дженни с тоненьким противным хныканьем рванулась следом. Он оглянулся, но сквозь слезы его лицо выглядело размытым пятном, и Дженни не смогла разобраться, какие чувства сейчас испытывает Бретт.

— Бретт, я…

Она расслышала приглушенное ругательство и глухой звук удара брошенных перед порогом костылей. Через мгновение руки Бретта уже обнимали Дженни.

— Ну что произошло, маленькая? Расскажи, что случилось.

Дженни затрепетала от его голоса и крепко прижалась к его щеке. Кольцо рук Бретта было теплым и надежным.

— Я очень боюсь, — прошептала она.

— Мне тоже неспокойно, Дженни. — Бретт подошел к софе и посадил ее на здоровое колено. — Кто же может быть спокойным, зная, что за ним идет охота?

— Мне страшно не за себя, а за тебя.

— За меня? С какой стати ты опасаешься за меня?

Она привстала с его колена и обеими руками погладила небритые щеки.

— Ну и?..

— Без ну. В последнюю ночь я снова видела сон.

Он положил руки ей на плечи и мягко сказал:

— Как мне на это реагировать? Я пока не уловил связи, но мне очень жаль, если это событие смогло каким-то образом повлиять на наши отношения.

— Видимо, смогло. Бретт, вчера ты чуть было не погиб вместо меня.

— Насколько я понимаю, ты тоже подвергалась подобному риску.

— Да, но вчера не я сидела за рулем.

— Если бы не кондиционер, то сидела бы. Значит, мы оба рискуем, следовательно, каждый из нас должен быть предельно осторожен.

— Ты специально делаешь вид, что не понимаешь? Охота идет за мной. Только за мной. И я не могу допустить, чтобы ты разделял со мной опасность, — крикнула Дженни.

— Джен, я…

— Все повторяется, — добавила она более настойчиво.

Бретт повернул лицо к Дженни и бросил на нее удивленный взгляд.

— Не понял? О чем это ты?

Отвечала Дженни медленно, подбирая каждое слово и четко проговаривая букву за буквой:

— Не может быть, чтобы ты не понимал. Ты же чувствуешь, что все происходит снова так же, как раньше, не так ли?

— Ничего не понимаю!

— Врешь! Ты просто боишься признаться в этом самому себе. Происходят те же события, которые уже происходили с нами в прошлой жизни. Моди прилагает все усилия, чтобы убить Анну, но Сэз встает на ее пути. И он погибнет, защищая ее.

Бретт толкнул Дженни на софу и встал посреди комнаты.

— Ты опять решила пощекотать мне нервы беседой про переселение душ? — Он судорожно взъерошил и без того растрепанные волосы. — Господи, если ты меня слышишь! — Его голос сорвался на почти истерический крик. — Теперь ты мне расскажешь, мать твою что я — это Сэз, ты — это Анна, а Моди… он на секунду запнулся. — Кто, по-твоему, Моди? Грейс? Кэй? Моя бабушка? Хватит!

Дженни всплеснула руками.

— А что? Вполне может быть любая из вышеперечисленных, за исключением бабушки. И у той, и у дру. гой есть вполне конкретные интересы, и мне очень жаль, что ты этого не замечаешь. Не правда ли, трудновато представить себе кого-нибудь из них с топором, крушащим поздно ночью мою машину?

— Послушай, я уже устал тебе повторять, что моя книга — фантазия. Ее придумал я, я создал героев, научил их говорить, думать и двигаться!

— Может быть, не ты, а та часть сознания, которая их помнит?

— Все, что ты говоришь — дерьмо! И ты знаешь об этом! — Голос Бретта опять сорвался на крик. — Ни один мертвец еще никогда не возвращался с того света! Нет, — поправился он, — в сказках, конечно, может быть! Ты любишь читать эти чертовы сказочки? Если ты умерла…

— …то я умерла. Спасибо, я в курсе.

— Тьфу, проклятие! Дженни, назад не возвращаются! Никто!

— Кто не возвращается?

— Тот, кто умер.

— Так кто, Бретт? — Голос Дженни превратился из обычно мягкого в требовательно-повелительный, хотя она была почти уверена, что знает правильный ответ. — Отец? Твой отец?

Бретт сделал шаг назад и засунул сжатые кулаки в карман джинсов. Обычно этот жест выдавал его сильнейшее волнение.

— Что мой отец? — вкрадчиво спросил он. — Что ты знаешь о нем?

Дженни встала с софы и крепко сжала запястье Бретта.

— Пока — ничего. Но я надеюсь, что ты расскажешь мне.

Он отдернул руку:

— Не о чем рассказывать.

Дженни точно знала, что рассказать очень даже есть о чем. В противном случае Бретт не стал бы нервно передергивать плечами и впадать в истерику.

— Тогда извини, может быть, я ошиблась. Не хочу лезть не в свое дело, вернее, я-то хочу, это ты не хочешь мне ничего рассказать.

— Он умер, понимаешь? — резко ответил Бретт и через секунду добавил значительно мягче: — Он умер и ушел навсегда. Отец никогда не возвращался назад, если ты имеешь в виду это. Как, впрочем, и любой другой, когда-либо живший в этом мире.

В его голосе послышалась невысказанная боль, и Дженни поняла, что он мог бы сказать и больше. Это было настолько личным, что Бретт не хотел об этом говорить дальше.

— А как он умер? — Дженни словно слышала со стороны собственный голос.

Бретт прикрыл глаза и опустил голову, раздумывая, Тяжело и решительно вздохнув, он бросил взгляд на книжный шкаф у дальней стены, снова набрал побольше воздуха и выпалил:

— Его убили. Это сделал я.

Потрясенная Дженни не смогла вымолвить ни слова в ответ.

— Я не верю, что ты убил собственного отца, — твердо заявила она.

— Тем не менее тебе придется поверить. Лично я с трудом верю в другое — в то, что решился сказать тебе об этом. — Бретт, забыв о костылях и прихрамывая, снова подошел к двери.

Вера Дженни в нравственные качества Мак-Кормика была абсолютной, и сейчас она не сомневалась, что он не несет ответственности за смерть отца. Нужно было выяснить все до конца. Она не могла допустить, чтобы Бретт вот так просто ушел. Дженни стрелой бросилась следом:

— Нет! — Она изо всех сил схватила Бретта обеими руками.

Он же стоял на одной ноге, отчаянно балансируя и пытаясь сохранить равновесие.

— Ну какого еще черта ты хочешь знать?

— Пока ты не расскажешь мне все от начала и до конца, ты не сделаешь отсюда ни шагу! Я знаю тебя значительно лучше, чем тебе кажется, поэтому никогда не поверю в то, что ты мне сейчас наговорил.

Челюсти Бретта сжались, и он поиграл желваками.

— Ты просто не в курсе всех обстоятельств. Ты правильно сделала, убежав сегодня ночью.