Вера Колочкова - Папина дочка

– Я понимаю тебя, не сердись. Просто я решила одна… Решила тебя не мучить… Ну сам подумай, как бы я стала растить ребенка одна? Зарплата у меня грошовая, да и ту уже третий месяц задерживают… Нет у меня такой возможности, Саш! Надо с этим смириться, ничего не поделаешь! Что делать, если жизнь такая…

– Да неужели бы я тебе не помог, Ань? О чем ты говоришь?

– У тебя семья, Саш. Я ж понимаю, что твоя семья сейчас тоже кое-как сводит концы с концами. Все сейчас так живут, Саш… Времена такие, все кувырком будто… Таким кувырком, что в будущее и загадывать не приходится. Когда-нибудь, наверное, об этих временах будут вспоминать с ужасом… Так и говорить будут: «Эти ужасные девяностые». Но нам-то от этого не легче, правда? Мы-то в них живем, в этих ужасных девяностых! Просыпаемся утром и не знаем, будем ли живы к вечеру… Когда ни в чем не уверен и не знаешь, сможешь ли ты прокормить своего ребенка или нет… И не говори мне сейчас ничего, Саш, пожалуйста. И не обещай ничего. Я же знаю, что ты не сможешь уйти из семьи. Знаю, как ты любишь свою дочь. И знаю, как тебе тяжело… Лучше вообще больше не задевать эту тему, Саш! Прошу тебя, не надо! Тем более поздно уже о чем-то советоваться и что-то обсуждать…

– Аня, Аня… Ну что ты говоришь… Зачем с такой безысходностью… И что ты наделала, Ань, сама не знаешь… Я бы все равно ушел когда-нибудь. К тебе бы ушел. Просто пока не могу… Но все равно мы будем вместе, Ань, рано или поздно, ты же понимаешь!

– Понимаю, Саш. Да что там – понимаю… Можно сказать, я этим живу, на этом держусь. А ребенок у нас с тобой еще будет, надеюсь. Врач сказал, что я еще смогу родить… Все у нас будет, Саш, не переживай! Просто побереги себя, слышишь? Для меня побереги… Пусть время идет, пусть твоя Таточка подрастет… А там видно будет, как оно все сложится. Обещай мне, что не будешь себя казнить, Саш! Прямо сейчас обещай! Пожалуйста!

– Хорошо… – тихо вздохнул он, стараясь не глядеть ей в глаза. – Хорошо, я обещаю…

– Ну, вот и умница! Не переживай за меня, не надо. Не я первая, как говорится, не я последняя… Все будет хорошо, Саш! Мы еще будем счастливы! А я подожду, да… Сколько надо, столько и буду ждать… Я сильная, я выдержу! Потому что очень сильно тебя люблю!

– И я тебя, Ань… Очень сильно…

– Ну, если очень сильно… Тогда чаю мне еще сделай, пожалуйста! Сладкого и горячего! Видишь, я уже весь выпила! И бутерброд сделай с чем-нибудь! Что в холодильнике найдешь! Хотя чего там найдешь…

– Да, Анечка… Я сейчас сбегаю в магазин и чего-нибудь добуду!

– Давай, сбегай. Может, и впрямь добудешь чего. А пока мне просто чаю налей…

Она улыбнулась, протягивая ему кружку. И вдруг приподнялась в подушках, обхватила его худыми руками, прижалась так сильно, насколько хватило сил…

– Аня, Анечка… – только и смог он прошептать ей в ухо. – Прости меня, родная… Прости…

Таточкин девятый день рождения был отмечен еще одним знаменательным событием. И даже не событием, а пока только неожиданной новостью… Такой, что и не знаешь, как к ней отнестись: то ли плакать начинать, то ли радоваться. Преподнесла эту новость старшая, Ирина. Причем время выбрала, когда Люда нарезала лук для салатов и глаза и без того были на мокром месте.

– Мам, я все никак не соберусь с духом тебе сказать… Мы ведь с Володей пожениться решили. Как ты к этому отнесешься, мам?

Люда замерла с ножом в руке, чувствуя, как часто забилось от волнения сердце. Ничего себе – как ты к этому отнесешься! Кто ж в таких случаях знает, как надо к такой новости относиться? Как обухом по голове…

– Господи, какое там пожениться, Ириш… Тебе же еще два года учиться! И Володя твой тоже… Вы ж еще такие молодые, господи!

– А что, надо ждать, когда состаримся, да? И вообще, мам… Мы уже сами все решили… И заявление в загс уже подали…

– Ну, если так… Зачем тогда меня спрашиваешь?

– Да я не спрашиваю… Я просто в известность тебя ставлю, и все.

– В известность, значит! Ага! Что мать по этому поводу думает – наплевать, значит? Давай ты еще меня в сторону от себя отодвинь… Ты вроде взрослая уже, а ведешь себя как Татка… Проскользнула ужом мимо матери, и ладно. А мать, она ж таковская, необязательно с ней считаться, значит…

– Ну мам… Ну что ты, в самом деле… – виновато подняла на нее глаза Ирина. – Ты же знаешь, как я тебя люблю, что ты… И Лена тебя любит… И Тата…

– Ну да. Особенно Тата, конечно. Ты же видишь, что она меня на в грош не ставит… Отца любит, а меня как будто и нет…

– Да она маленькая еще, мам… Когда вырастет – поумнеет. Да, она к дяде Саше очень привязана, но… Это ж не всегда так будет, наверное… Я думаю, что… Что…

– Что ты думаешь, Ириш? И почему смотришь на меня так настороженно? Ты что-то еще мне хочешь сказать, да?

– Да, мам… Не хотела сегодня, но… Если уж завели разговор на эту тему… Но я не знаю, как тебе это сказать, мам…

Люда отложила нож в сторону, повернулась к раковине, сполоснула руки, тщательно вытерла их полотенцем. Досуха. Будто сейчас это имело какой-то смысл – с чистыми руками слушать очередные новости или же нет.

Усевшись на кухонный стул, проговорила тихо:

– Слушаю тебя, Ириш… Давай, смелее. Ты что-то про Сашу знаешь такое, чего мне знать не положено, так ведь?

– Ну да, в общем… Ты правильно догадалась… – неуверенно проговорила Ирина, садясь за стол напротив матери. – В общем, видела я его… Недавно… Меня Володя в кафе пригласил, и он там тоже был, с женщиной… Мам, я мимо него прошла, а он даже не заметил. Он так на эту женщину смотрел, мам… И она тоже… А мне так обидно за тебя стало, мам! Я даже решила, что вот сейчас подойду к ним да как хлопну ладонью по столу! Пусть ему стыдно будет, когда меня увидит! И пусть этой женщине стыдно станет оттого, что с чужим мужем в кафе пришла!

– И что, подошла? Хлопнула? – спросила Люда и сама удивилась своему тихому, спокойному голосу.

– Нет, не подошла… Володя меня удержал. Сказал, чтобы я не вмешивалась. Что это не мое дело, в конце концов… Я даже обиделась на него из-за этого – как это не мое дело? А чье тогда?

– Да. Правильно тебе Володя сказал. Умный мальчик. Это действительно не твое дело.

– Но, мам… Как же так-то? Тебе все равно, что ли? Муж тебе изменяет, а тебе все равно? Или… Или ты и сама обо всем знаешь?

– Знаю, Ириш. Мне Нина давно уже глаза на правду открыла. Как видишь, до сих пор живу с этой правдой, и ничего, не умерла от горя. Живу как умею. Правда, никому не пожелаю подобной жизни, но ничего, я выдержу. Я же таковская была, со мной по-всякому можно. Я все выдержу…

– Ты его так любишь, мам?

– Люблю. И это только мое дело, договорились?

– Да, да, конечно… Просто я думала… Я думала, что он ведь может уйти к этой женщине… И честно тебе скажу, я думала, что и пусть бы ушел! И тогда бы у тебя с Таткой отношения наладились. Это ведь и впрямь ни в какие ворота… Я же вижу, как ты из-за этого переживаешь… Ты вокруг нее и так, и сяк… Ах, Таточка, ах, доченька, а она тебя в упор не видит… Мне бы, например, очень тяжело было, если бы мой ребенок…

– А ты не примеряй на себя ничего, Ириш, не руби с плеча. Вот роди сначала, потом рассуждай, как да что у тебя получится.

– Уже скоро, мам…

– Не поняла… Что – уже скоро?

– Ну, через каких-то восемь месяцев… Ты бабушкой станешь, мам…

– Ох! Ну, знаешь ли… Надо было сначала мне валерьянки накапать, а уж потом… Так вот, значит, почему такая спешка с загсом, со свадьбой…

– Ну да… Я даже хотела Володиных родителей на Таткин день рождения пригласить, чтобы вы познакомились, но потом подумала – не надо все в общую кучу валить… И еще я думаю – зря я с тобой этот разговор затеяла. Про Татку, про дядю Сашу… Про женщину эту… Только больно тебе сделала лишний раз!

– Ладно, не переживай, дочь. Нельзя тебе. Давай думать о хорошем. И вообще, надо отвлечься от темы… Как думаешь, овощной салат сметаной или маслом заправить?

– Татка не любит с маслом… Сметаной заправь. И зелени меньше клади, зелень она тоже не любит… А свечки на торт ты купила, мам?

– Да, конечно… Воткнем ровно девять свечей, как и полагается. Смотри-ка, уже девять… Как время быстро идет… Растет доченька…

Ирина быстро посмотрела на мать, вздохнула и вдруг проговорила тихо и быстро:

– Да никуда он не уйдет, мам, не переживай… И даже если уйдет… Ничего страшного…

– Он не уйдет, Ириш. Я знаю. Не сможет он. И все, и закончим на этом… Пойдем лучше в гостиную, пора на стол накрывать. Скоро гости придут, а у нас толком ничего не готово! И Таткино голубое платье еще нужно отгладить…

Больше они к этой щекотливой теме не возвращались. Потому что других тем для обсуждения получилось множество. Например, как принять у себя в гостях родителей жениха. И где справлять свадьбу. А главное – где денег на эту свадьбу добыть…

С деньгами было туго: на предприятии, где они с Сашей работали, перестали платить зарплату. Выдавали какие-то крохи ежемесячно – так только, для видимости. Мол, и за это спасибо скажите, в других местах вообще ни копейки не платят. Саша устроился ночным грузчиком в ближайший магазин, работал ночь через две. Уставал сильно, конечно. Люда иногда думала со злобой, вдруг накатившей, – как только тебя на все хватает, сердешный… И на работу, и на жену, и на любовницу…

Но мысли – они же внутри остаются, хоть иногда и злобные. А снаружи тишь, да благодать, да сплошные улыбки. Все как и полагается доброй жене, семью сохраняющей. И до того в этом благом намерении насобачилась, что сам Станиславский ее актерским потугам поверил бы, честное слово. Даже Таткиной привязанности к отцу будто бы потакать стала, будто бы со стороны на это безобразие умилялась. Татка за уроки не садится, ее не слушает, волком смотрит – и ладно, и ничего… Жди, когда папа придет. А если с работы сразу на ночное дежурство уйдет – и бог с ними, с уроками… Не даешь себя приласкать – и не надо, сиди себе, ожидай, когда папа придет. И если даже на вопросы отвечать не хочешь – тоже перетерплю… Молчи, сколько хочешь. Папа придет – с ним и поговоришь…