Не прошло и месяца после похорон, как Тата спросила:

– А где ключи от бабушкиной квартиры, мам? Отдай их мне, пожалуйста.

Люда застыла на месте, предчувствуя недоброе. Потом спросила осторожно:

– А зачем тебе ключи вдруг понадобились, Таточка?

– Надо, если прошу…

– Но ты можешь сказать зачем?

Тата глянула так, будто вопросы матери были оскорбительны для нее. Люда отвела глаза, помолчала немного. Потом развела руки в стороны, произнесла с вызовом:

– Так нет у меня ключей! Нет, понимаешь?

– А где они?

– А чего ты меня допрашиваешь, будто я обязана тебе отвечать? Что тебе с этих ключей? Говорю же, нет их у меня… Нет, и все… И отстань, пожалуйста… Вон у меня голова с утра раскалывается, а ты привязалась с ключами! Делать тебе нечего, что ли? У тебя ж экзамены, иди готовься! И не приставай к матери с глупостями!

– Где ключи, мам? Дай мне ключи! – снова повторила Тата, исподлобья глядя на мать.

– О господи… – простонала Люда, закатывая глаза. – Что мне за наказание с тобой, не пойму… Говорю же тебе, нет у меня ключей, нет! Один комплект в квартире у Елизаветы Максимовны остался, а один я забрала, да… Они у меня были, а сейчас их нет…

– А где же они?

– Так я Лене отдала… У нее они.

– Почему Лене? Зачем?

– Ну, отдала и отдала! Перестань меня допрашивать, будто я преступник, а ты следователь!

– И все-таки зачем, мам?

– Ой, господи… Просто Лена хотела квартиру посмотреть… Она ведь замуж собралась, ты знаешь! Ремонт там сделать кой-какой надо…

– Где ремонт? В бабушкиной квартире? Зачем Лене там делать ремонт?

– Вот привязалась, а? А где Лена с мужем жить будут после свадьбы, ты подумала? Вот там, в бабушкиной квартире, и будут… Зачем ей зря пустовать?

– Но почему… Почему ты мне ничего не сказала, мам?

– А что я должна была тебе сказать? Разрешения у тебя спрашивать, что ли? Ты пока со мной живешь, тебе еще долго своя квартира не понадобится! Пока в институт поступишь да выучишься, пока замуж выйдешь… Это ж сколько времени еще пройдет! Вот Лена с мужем и поживут пока там… А потом видно будет, как и что… Может, они там и останутся, да…

– А я?

– А что ты? Ты со мной будешь. Ты же младшая, а младшие всегда рядом с матерью остаются. Мы же с тобой вдвоем в этой квартире останемся, ведь так? Вот вдвоем и будем жить… А потом ты мужа своего сюда приведешь, детей родишь… Погоди-погоди, я еще понадоблюсь тебе, когда сама матерью станешь! Ой как понадоблюсь! Ну, чего ты на меня опять волчонком смотришь, что я опять не так сказала, а?

– Да все не так… Во-первых, бабушка мне квартиру оставила и дарственную на мое имя оформила, и ты об этом прекрасно знаешь. Во-вторых, я не хочу, чтобы там жили Лена с ее мужем! Это моя квартира, мама! Моя!

Люда только руками в стороны развела, возмущаясь поведением дочери. А еще чувствовала, как раздражает ее это своевольное поведение. И раздражение растет, растет… И надо бы утишить его как-то, чтоб не взорваться… Спокойно как-то надо говорить…

И все-таки не смогла спокойно. Все-таки взорвалась обидой:

– Ты как с матерью разговариваешь, а? Ты себя слышишь сейчас или нет? Что значит «это моя квартира»? Ты в семье живешь или где? Да что ты вообще о себе вообразила, бессовестная! Молоко на губах не обсохло, а туда же – моя квартира, отдайте ключи! Нет уж, моя милая, не надо в таком тоне разговаривать, поняла? Я тебе не подружка и не тетка посторонняя, я тебе мать! А ты еще соплюха малолетняя, чтобы от меня что-то требовать! Как скажу, так и будет, поняла? Пока ты со мной живешь, ты не будешь командовать тут…

– А я и не командую. Я просто хочу, чтобы ты отдала мне ключи от квартиры. Моей квартиры. И все.

Люда опять всплеснула руками, потом воздела их над головой, словно призывая высшие силы образумить родную дочь. Потом опустилась на кухонный стул, закрыла лицо руками, начала качаться из стороны в сторону и тихо всхлипывать. И впрямь было себя очень жалко… Да она ли для детей не старается? Да что плохого в том будет, если Лена с мужем в той квартире поживут? Они ж молодожены, им наедине побыть хочется… И почему, почему все это надо объяснять этой вреднючке, которая вообразила себя хозяйкой положения? Ключи, видишь ли, ей срочно отдай… Молоко на губах не обсохло…

– Мам, перестань. Не надо, мам, – тихо произнесла Тата, но Люда не услышала в ее голосе ни капли дочерней жалости. Наоборот, очень плохое для себя что-то услышала. Даже похожее на презрение что-то…

– Ну зачем… Зачем ты, Тата… Зачем ты так со мной, дочь?

– Да как, мам? Разве я многого хочу? Всего лишь ключи…

– Да зачем они тебе, господи! Ты можешь мне объяснить толком? Вот именно сегодня, сейчас – зачем?

– Могу объяснить, конечно. Просто я хочу там побыть, в бабушкиной квартире. Мне необходимо побыть там, вот и все.

– Но это ведь не объяснение – хочу побыть… Мало ли кто чего хочет! Лена вот тоже хочет со своим молодым мужем там побыть… И что теперь делать? Кому там побыть важнее в данный момент, тебе или Лене? Ей ведь жизнь свою семейную налаживать надо, а у тебя сейчас просто прихоть!

– Ну, хорошо, я по-другому скажу… Если ты меня не слышишь и не понимаешь, я скажу, да. Я бы хотела туда насовсем переехать, и как можно скорее.

– Не поняла… Как это – насовсем? То есть… Ты жить там собралась, что ли?

– Ну да…

– Одна?!

– Да, одна. Ты спрашиваешь так, будто мне десять лет. Но мне не десять лет, мам. Я вполне могу жить одна. Я бы и раньше ушла, но ведь ты на каждом углу будешь кричать, что я из дома сбежала, с милицией за мной придешь, скандалить станешь!

– Да! И приду! И буду скандалить! А ты как думала? Пока что я за тебя отвечаю, ты ж мне родная дочь!

– Мам… Я еще раз повторяю: мне не десять лет. Я вполне могу жить одна. И не то что могу, а имею полное право жить одна. Жить на той территории, которая мне принадлежит. И я не понимаю вообще, о чем мы сейчас спорим, мам…

Люда смотрела на дочь с ужасом, дышала тяжело. Но говорить старалась спокойно, даже с просительной улыбкой:

– Нет, нет… И я не позволю тебе, что ты… Не смогу такое позволить… Тебе еще в институте пять лет учиться, за тобой еще глаз да глаз нужен! Вот вырастешь, будешь самостоятельной, тогда пожалуйста! Хоть на все четыре стороны! А пока уж изволь…

– Отпусти меня, мам. Сама отпусти. Пожалуйста.

– Но почему, почему…

– Есть причины. Я не могу тебе всего сказать, но… Поверь, что я больше не могу жить здесь.

– Где здесь? То есть… со мной жить рядом не можешь?

– Понимай как хочешь, мам. Но я все равно уйду. Не сегодня, так завтра – все равно.

Тата говорила так уверенно, что Люда затихла, боясь глянуть на дочь. Что-то было в ее голосе… Будто она приговор матери выносит. Что-то стояло такое за этими «не могу» и «уйду»… Такое, что и спрашивать страшно.

Она и не спросила, она просто заплакала. Сама понимала, что и не плачет по-настоящему, а пытается укрыться за этими слезами. От Таты укрыться. От ее голоса. От безысходности этого приговора.

Тата молча смотрела на мать… Ей не было ее жалко. Более того, очень хотелось задать сейчас тот самый вопрос, который мучил ее давно. Если бы мама знала, сколько раз она прокручивала внутри себя этот их диалог! В деталях прокручивала, с эмоциями. Мамиными, конечно. И сейчас, глядя, как мама плачет, этот несостоявшийся вымученный диалог снова крутился в ее голове, как старая заезженная пластинка…

– Мам! Это ведь ты папу убила, да? Ну признайся честно, мам…

– Ты что… С ума, что ли, сошла? Да как у тебя язык поворачивается такое у матери спрашивать? Да как ты смеешь…

Да, именно так мама ей ответит. В таком духе. А она ей бросит в лицо:

– Смею, мам! Смею! Ты что, думаешь, я маленькая была и ничего не помню? А я все помню, мам… Как ты пошла на кухню за лекарством и долго не выходила… Я заглянула, а ты на стуле сидишь…

А на этот убийственный аргумент как она может прореагировать? Растеряется? Руки в стороны разведет и глаза к потолку закатит, как она любит делать в состоянии крайнего возмущения? И будет лепетать что-нибудь испуганным извиняющимся голосом – вроде того, мне плохо стало, голова закружилась, не помню ничего… Может, на одну только секунду на стул присела…

Да, наверняка так и скажет – на одну только секунду. Невиноватая я. Ноги не удержали. А она ей ответит… А что она ей ответит? На секунду, мол? На ту самую необходимую секунду, которая могла спасти папу?

Вот тут маме уже и нечего будет сказать… На этом диалог обрывается. А дальше что? А дальше – ничего. Тишина. Занавес. То есть она и сама не знает, что дальше…

– Да… Я и сама не знаю что… – вдруг тихо произнесла Тата вслух.

И сама испугалась своего голоса. Он прозвучал так, будто этот диалог и в самом деле произошел, только что состоялся. И надо было идти теперь до конца и решать все-таки, что же дальше…

Люда тоже уловила что-то в голосе дочери, перестала вдруг плакать. Села прямо, насухо отерла ладонями щеки. Потом взглянула так, будто и впрямь только что отвечала на все заданные Татой вопросы. Мол, она тоже не знает, что будет дальше…

Они молчали какое-то время, потом Люда решительно поднялась со стула, ушла в гостиную. И вскоре вернулась, положила на стол ключи от бабушкиной квартиры.

– Вот, забирай… Если уж так приспичило, если не можешь больше рядом с матерью находиться… Переезжай, что ж… Это ведь и впрямь твоя квартира. И ты не маленькая уже, вот-вот семнадцать стукнет. Может, и впрямь сама проживешь… А деньги на жизнь я тебе давать буду, продукты покупать буду. Ну, и приходить, конечно… И звонить… И ты мне звони…

– Не надо мне денег, мам. У Лены же свадьба скоро, я знаю, как они тебе самой нужны. Не надо, я сама справлюсь.