— Мы спокойны, — хором сказали Мила и Андрей и взялись за руки.

— Карина, скажи ты.

— Людмила Сергеевна и Андрей Николаевич, мы решили усыновить одного мальчика и одну девочку. Но так как это стоит денег, мы решили посоветоваться с вами.

— ??? — Мила и Андрей переглянулись и уставились на молодежь, не находя слов.

— Карина уточняй скорее, а то их удар хватит. Я могу остаться сиротой.

— Пингвина-мальчика и пингвина-девочку… В зоопарке. А фамилию «усыновителей» напишут на табличке, которая висит на клетке.

— Это Каринка хочет пингвинов, а я хочу паука-птицееда. К тому же он стоит гораздо дешевле.

— Птицееда? — спросила Мила, прислоняясь к стене.

* * *

Оказалось, что в зоопарке можно «усыновить», а точнее, стать опекуном любого понравившегося животного. Минимум на месяц. Опекун оплачивает кормление и содержание этого животного. Пингвин обойдется в восемьдесят один рубль сорок восемь копеек в сутки. А паук-птицеед — пять рублей сорок шесть копеек. Паук сомнений не вызывал. Сто шестьдесят три рубля в месяц — это не деньги. Пингвин же «тянул» почти на две с половиной тысячи. К тому же у него была подруга. Было бы несправедливо кормить только одного. То есть получается — пять тысяч.

— А что, за пингвинов тоже мы будем платить? — спросила Мила.

— Мам, понимаешь, у Каринки одна мама, и она пингвинов не осилит. Даже одного. А Каринке о-о-очень хочется усыновить этих модников во фраках. Я сказал, что вы у меня добрые богатенькие «буратины» и не откажете. Мам, я буду рисовать тебе эскизы бесплатно.

— Ну, если «о-о-очень»… Опекунство — это поступок благородный. Мила, я думаю, мы осилим и пингвинов тоже.

— Я согласна.

— Ур-ра-а!

— Макс, не ори!

— Я ж тебе говорил, у меня родители что надо!

— Ой, спасибо вам большое! Я так рада. А давайте в воскресенье вместе в зоопарк пойдем? Вы увидите, какие они замечательные!

— Да, конечно. — «Буратины» дружно закивали головами.

— И на паука моего тоже, — сказал Максим.

— Конечно.

«Вот он — сон в руку. Теперь у нас будет свой паук. Птицеед. Значит, он большой. Сон в руку. Надеюсь, голова у него будет не от Художника».

* * *

— Когда они сказали про «это», меня, действительно, чуть удар не хватил. Мы «усыновили» пингвинов и паука. С ума сойти. А на сколько? На месяц или больше?

— Посмотрим. Деньги, конечно, не очень большие. Хотя если за год…

— А ты видел, как они были довольны?! А как тебе девочка?

— Симпатичная. Но ты у меня лучше. Мила…

— Что?

— Правда, я — молодец?

Андрею так хотелось, чтобы Мила его похвалила. Ведь благородный поступок был совершен в большей степени для нее, чем для сына. Андрей хотел вырасти в ее глазах.

— Конечно, молодец.

— А мне полагается какое-нибудь вознаграждение, если я такой «молодец»?

— Двойная порция компота!

— А «булочку»?

Раньше, о занятии любовью с Милой влюбленный Андрей говорил: «скушать булочку». Раньше…

* * *

Написание портрета подходило к концу. Следующий сеанс, скорее всего, будет последним. Художник не разрешал Миле смотреть на незавершенную работу. А ей, конечно, уже не терпелось взглянуть. Хоть одним глазком.

— Я сгораю от нетерпения. Ну почему ты мне не разрешаешь на него посмотреть? Ведь это же мой портрет. Я обещаю, что не буду критиковать, если мне что-то не понравится.

— Вот допишу и посмотришь. Портрет тебе понравится. Я в этом уверен. И тогда я с превеликим удовольствием выкурю свою любимую сигару.

— Сигару? Но ты еще ни разу не курил при мне. И я не видела у тебя никаких сигар.

— Я курю их только при благоприятном стечении трех обстоятельств. Когда законченное произведение нравится заказчику. Это раз. Мне. Это два. А после окончания работы я должен испытывать безмятежное умиротворение и тщеславное восхищение собой и своим талантом. Это три.

— «Ай, да Пушкин! Ай, да сукин сын!»?

— Что-то вроде этого.

— А разве так бывает, что человек портретом доволен, а ты — нет?

— Бывало, и не раз. Просто я всегда чувствую, каким этот человек хотел бы видеть себя на портрете. А каким бы — не хотел. Предугадываю его пожелания. И пишу. При этом ощущаю себя пластическим хирургом. Убираю морщины, мешки под глазами. Уменьшаю вторые подбородки. Делаю тоньше талии, если портрет в полный рост. Хотя мне и не нравится это делать. Ведь бескомпромиссный реализм не всегда и не всем нужен. Зато ко мне пишутся в очередь и платят хорошие деньги. Все хотят быть красивыми.

— Знаешь, что мне напомнил твой подход к написанию портретов?

— Скажи.

— Мне стыдно, я забыла автора. Но смысл в том, что одноглазый и одноногий правитель захотел иметь свой портрет. Пообещав озолотить художника, если портрет ему понравится. Ну а если нет — голова с плеч, как водится. Первый художник, назовем его — бескомпромиссный реалист, нарисовал правителя таким, каким тот и был: одноглазым и одноногим. Конечно же, он лишился головы. А другой художник, назовем его — номенклатурщик, тоже нарисовал правителя таким, каким он был. Но! Нарисовал правителя не анфас, а в профиль. Благо у того не было глаза и ноги с одной и той же стороны. И получил богатое вознаграждение.

— А я бы не стал называть его номенклатурщиком. Он просто проявил сообразительность. Смекалку. Ему была дорога его голова. К тому же эта притча говорит еще и о том, что на любую вещь можно посмотреть минимум с двух сторон. Смотреться она будет по-разному. И все будет правдой. Только в одном случае эта вещь предстанет в выгодном свете, а в другом — нет. А моя задача — изобразить именно в выгодном свете. И для модели, и для меня. Хотя выгоды наши различны. Значит, по-твоему, я — номенклатурщик? Бросила камень в мой огород. А я тут стою часами, рисую, стараюсь для тебя.

— Ага! Что же тогда получается? Раз ты собрался выкурить сигару, значит, тебе мой портрет нравится?

— Да.

— То есть я на нем вся такая реалистичная-реалистичная? С морщинами, с мешками и со вторым подбородком?!

— Ты забыла, что влюбленный мужчина не замечает недостатков у дамы своего сердца. Для него она всегда красавица.

— А ты влюбленный?

— Да-а…

Художник произнес это на выдохе, с хрипотцой. Как будто у него от волнения перехватило дыхание и пересохло в горле. Имея богатый опыт соблазнения, он точно знал с какой интонацией надо произнести слова любви, чтобы женщина потеряла голову. Наивная Мила. Ей бы сначала поинтересоваться репутацией Художника, навести справки. А не принимать все за чистую монету. Так нет же! Ее тридцативосьмилетнее сердечко затрепетало как у старшеклассницы:

Мне не хватает слов —

в глазах твоих

безропотно тону.

И лишь одна

Во мне струится мысль —

я восхищаюсь.

— Слышишь?!

Восхищаюсь!

И я люблю,

люблю,

люблю…[7]

— Мила… Как это мило. Так ты меня любишь?

— Кажется — да…

* * *

Эти строчки стихов запомнились Миле сами собой. И сегодня вырвались у нее как признание. Начиталась! Именно в этот момент она почувствовала, что изменила Андрею. Да-да. Для нее измена случилась не тогда, когда она первый раз переспала с Художником. А сегодня, когда она сказала ему «люблю». Почему-то сразу же Миле захотелось бежать из мастерской… Домой. Под защиту Андрея. Каким бы странным это ни показалось. Под его надежное крыло. Ей стало страшно. Как будто наедине с нильским крокодилом. Проглотит и не заметит. Даже косточек от нее не оставит.

* * *

Художник старался ничем не выдать своего ликования. Он-то думал, что придется еще повозиться, приложить некоторые усилия, чтобы добиться от Милы желанного признания. Предполагал, что для достижения результата понадобится где-то еще неделя. Даже приготовил в подарок нижнее белье из магазина «Золотая стрекоза». А все свершилось сегодня! Художник был собой очень доволен. Все-таки он — мачо! Одержанную победу надо отпраздновать! Очередную победу…

Удивительно и необъяснимо, но почти в тот же миг, как только Мила произнесла эти слова, Художник стал нравиться ей гораздо меньше, чем минуту назад. Она его почти разлюбила, не успев как следует полюбить.

* * *

— Мила, сегодня у нас особенный вечер. Все будет красиво и изысканно. Такой повод! Я покажу тебе свои богатства. Все, чем я дорожу. Я ведь — коллекционер. У меня богатая коллекция вин, ликеров, крепких напитков. Про чаи ты уже знаешь. И еще — сигары. Пойдем. Сеанс живописи закончен. — Он помог Миле встать с высокого табурета. Привлек ее к себе и нежно поцеловал.

«Ну что ж, пойдем. Посмотрим», — подумала ошарашенная собственным признанием Мила. В этой комнате она еще ни разу не была. Дверь в нее всегда закрыта. А Мила не привыкла заглядывать в замочную скважину. Художник ввел ее в комнату, как в святая святых. Как будто посвящал в великое таинство. У него был такой торжественный вид.

Художник священнодействовал. Он подвел Милу к красивому шкафу. Было понятно, что шкаф дорогой, выполнен из массива дерева. Мила, глянув дизайнерским глазом, подумала: «Из средиземноморского дуба, наверное». Через стекла дверец были видны бутылки.

— Этот винный шкаф я приобрел недавно. Последнее слово техники. Он охлаждает бутылки не за счет работы компрессора, а за счет того, что через множество полупроводниковых соединений проводится ток. Как-то так получается, что при этом они охлаждаются. Кажется, в магазине это назвали эффектом Пельтье. Если я ни чего не путаю. Совершенно отсутствует вибрация, которая вредна для старого вина. В шкафу поддерживается постоянная температура и влажность…