-Ты всерьёз думаешь, что я стал бы трахаться с кем-то на стороне?

-А что, ты какой-то особенный? – уточняю ехидно.

-Я нет, - усмехается он в ответ. – А вот Оля– да. Даже если бы не любил её, как сумасшедший, все равно бы поостерегся. Ты знаешь, кто её батя?

Он делает драматичную паузу. Я же пытаюсь сглотнуть вдруг образовавшийся ком. Даже мимолетное упоминание Долгова отдаётся во мне ноющей болью.

-Знаешь, что он мне сказал, когда мы с ней начали встречаться? «Обидишь мою дочь, тебе и всей твоей родне п*здец!» - продолжает Ванька, ухмыляясь своим воспоминаниям.

-Так все отцы говорят, - замечаю снисходительно, ничуть не впечатлившись. Ибо слишком пафосно, чтобы принимать за аргумент, хоть и знаю, на ветер Долгов угроз не бросает.

-Все, - соглашается меж тем Молодых,- но не у всех есть такие возможности, как у Сергея Эльдаровича, а главное – не все так топят за своих детей, как он.

-Ну, окей, допустим. Что тогда у вас за разборки с Шумилиной? – не видя смысла ходить вокруг да около, спрашиваю в лоб.

-Это старые дела. Ещё до Оли.

-Какие у тебя могут быть «старые дела» с её подругой детства, когда она тебя чуть ли не с первого класса любит?

-Тебе не кажется, что ты немного неправильно расставляешь акценты? – язвит он, начиная закипать. – Может, надо спросить, какого х*я подружка детства, зная про эту любовь, имела со мной какие-то «дела»?

Надо признать, об этом я не подумала и теперь охренивала.

-Дошло, наконец?

-Дошло, - огрызаюсь беззлобно. – Но я не понимаю, почему ты не сказал ей, что она пригрела на груди змею. Это ведь предательство.

-И как ты это себе представляешь?

-Что значит, как я себе это представляю? Нормально представляю! – возмущение и чувство справедливости неслись у меня впереди разума, поэтому я получила вполне закономерный ответ.

-Ты вроде на дуру не похожа, а такую по*бень несёшь… - закатив глаза, качает Ванька головой, словно большей чуши никогда не слышал.

Но мне глубоко фиолетово, что он там подумает. Возможно, и стоило поразмыслить над нюансами, прежде, чем призывать к действиям, но мы не о какой-то Маше Табуреткиной говорим, а о моей лучшей подруге. Само собой, меня захлестывают эмоции. Объяснять это, конечно, не вижу смысла, поэтому просто осаждаю:

-Не хами! Мне в вашем грязном белье копаться вообще не в кайф.

-Не копайся.

-Нет уж, Ванечка, будь любезен объясниться.

-А что тут непонятного? Я вообще поначалу был не в курсе, что Олька по мне сохла. Она же, знаешь, какая…

Знаю. Прохода, даже истекая кровью, скажет, что облилась вином. Но Молодых все равно баран, раз ничего не понял за столько лет.

-Поэтому я думал, что это скорее она сука, раз на подружку и то, что та пережила, ей чхать.

-Ты серьёзно?- вырывается у меня смешок.

-Да-да, я – долбо*б! Можешь не смотреть так. Но тогда я ещё не знал, что она за человек. А потом… поздно стало. Все так запуталось, что не распутать, только рвать. А я рвать не хочу. Не хочу, чтоб ей было больно, не хочу, чтоб она почувствовала себя преданной теми, кому доверяла больше всего. И, если уж почеснаку, боюсь её терять, - признавшись в этом, он будто сдувается, и с него лоскутами сползает маска крутого пацанчика, которому все нипочём. На поверхности же остаётся страх и отчаяние. Мне неловко видеть его таким… эмоционально-обнажённым. Но я вдруг отчетливо понимаю, что мы с ним в одинаково – безвыходном положении, связавшись по незнанию не с теми людьми.

-Почему ты думаешь, что она не поймёт? – спрашиваю, чтобы ещё раз убедиться, что, скрыв правду о Долгове, поступила правильно.

-Она поймёт и даже простит, но все равно пошлёт обоих на х*й! Потому что не станет выбирать между близкими людьми, не станет делиться ими, даже если это случилось по ошибке. Она слишком гордая, чтобы принять то, что её подружка знает ту мою сторону, которую должна знать только она. Я для неё перестаю быть, скажем так, эксклюзивом, - невесело ухмыльнувшись, он замолкает и устремляет взгляд на светлеющий горизонт.

Рассвет мы встречаем в тишине, погруженные каждый в свои мысли. Я жалею, что оказалась здесь так не вовремя. Ванькина тайна вкупе с собственной давит на меня неподъемным грузом. Дятел в моей голове просыпается и начинает с новой силой отбивать свою песню:

«Как теперь быть? И что делать?»

Я не хочу быть сообщницей этих двоих и их грязного секрета. Не хочу, чтобы рядом с моей подругой была такая тварь, как Шумилина. Не хочу снова что-то скрывать и делать вид, что все в порядке. Я не смогу так, находясь с ними в одной компании. Но и рассказать Ольке, что все это время её обманывали самые близкие люди, причинить ей такую боль? Нет. Я не могу. Не могу поставить её перед выбором гордость-любовь. Потому что знаю, Ванька прав: она не смириться, скорее его из своей жизни вместе с сердцем вышвырнет.

Размышляя обо всем этом, мне хочется плакать. Ну, почему я постоянно должна решать такие сложные задачи? Что я такого сделала, что жизнь регулярно проверяет меня на вшивость.

Разве это справедливо?

Я не хочу нести такой груз! Не хочу! Мне и так тяжело, я задыхаюсь.

-Что ты решила? – обрывает Ванька мою истерику. Я смотрю в его окаменевшее, бледное лицо, на котором лихорадочным огнём горят полные невысказанной мольбы глаза и понимаю, что ненавижу. Просто ненавижу! Его, этот чертов переезд и себя!

-Я ничего не скажу Ольке, – цежу сквозь зубы. Каждое слово даётся мне с таким трудом и глухой, скручивающей диафрагму, болью, будто у меня во рту крошево из стекла.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍-Спасибо! - выдыхает Молодых еле слышно. Облегчение в его голосе, кажется, можно даже пощупать.

И меня это бесит! Нормально устроился: скинул на меня свои проблемы и радуется. Ну, нет, в таком виде я это не оставлю!

-От этой суки надо избавиться, - даю понять, что так просто дело не кончиться. Ванька хмыкает.

-Думаешь, я не пытался?

-Плохо, значит, пытался! – отрезаю раздраженно. - Самого не тошнит, что она рядом с Олькой шкуру трёт? Или может, тебя наоборот, все устраивает? А что? Приятно, наверное, когда на тебя слюни пускают и смотрят глазами преданной собаки? – уточняю с издевкой, не в силах сдержать эмоции.

-Слышь, ты давай харчами не перебирай. У меня дома две собаки и в клубе целая группа поддержки, так что слюнями и преданностью не обделен, - парирует Молодых высокомерно, в момент превращаясь из подавленного Пьеро в восходящую, хоккейную звезду. - Если бы все было так просто, я бы решил проблему.

-А в чем сложность?

-В том, что это тебе не столица, - дает он прямо – таки исчерпывающий ответ, на который так и хочется сказать какую-нибудь гадость, но к счастью, незамедлительно следуют пояснения. - Здесь мы варимся в очень замкнутой тусовке и альтернатив на выбор нет. Стать нерукопожатным – значит быть выкинутым за борт насовсем. Женька этого боится, поэтому держится за Олю зубами, хотя если бы та не имела такой авторитет, перегрызла бы ей глотку. Я мог бы сделать так, чтобы в ее сторону даже смотреть перестали, но тогда ей нечего будет терять, и от злости она вывалит все дерьмо, в добавок еще и приукрасив его.

Ах, вот за что мы так переживаем! – скалюсь про себя, хотя, конечно же, понимаю Ваньку. Но как же меня тошнит! У этой ситуации настолько мерзкий душок, что хочется зажать нос и бежать подальше.

Однако метаться уже поздно. Я по уши в дерьме и не могу позволить, чтобы в близком окружении моей подруги была такая двуличная тварь. Да и Ванёк без меня однозначно не справиться. Он – спортсмен, и привык переть напролом, без компромиссов и интриг. А здесь именно они и нужны. Так что вспоминаем уроки Жанны Борисовны и вперед.

Как ни странно, осеняет меня мгновенно. И все бы ничего, если бы моя коварная задумка не требовала принятия еще одного, не менее важного, решения.

Илья…

От одной мысли о нем, внутри что-то начинает неприятно поднывать, как больной зуб на сладкий чай. Обрушив на меня свои чувства и прошлое, Терехин отрезал все пути назад. Как бы не хотелось, а уже не получиться сделать вид, что ничего не было, и разойтись по сторонам. Ванька прав, тусовка одна, без альтернатив, и нам с Ильей каждый раз придется пересекаться. Можно, конечно, играть в дружбу, но я все равно буду чувствовать его боль, а я своей наполнена до отказа и чужую просто не потяну. Знаю, все в корне неправильно. Илья заслуживает гораздо большего, чем быть моей таблеткой от отчаянья и депрессии. Но ведь со временем я переболею, и вполне возможно, что у нас что-то получится.

Такие переговоры я вела сама с собой, пока Ванька не спросил, будут ли у меня какие-то предложения или я так – чисто для вида корчила из себя розу среди лопухов.

Можно было, конечно, возмутиться такой постановкой вопроса, но меня она повеселила.

-Ну, почему же для вида? Я и есть роза, а ты реально лопух, раз до сих пор не понял, что надо не из тусовки ее вышвырнуть, а слегка подпортить репутацию и поставить Ольку в такое положение, чтобы общаться было неудобно, - назидательно замечаю я, на что Ванька скептически приподнимает бровь.

-Звучит, как фееричный бред.

-Ну, еще бы такому лопушку не звучало, – дразню я его.

-Давай уже пояснительную бригаду, тоже мне роза, - ничуть не обидевшись, закатывает он глаза.

-Все просто, Вань: мне нужно, чтобы недели через две с телефона Шумилиной было отправлено несколько провокационных сообщений Илье. Текст я подготовлю, с Ильей договорюсь.

-И? – нахмурившись, не догоняет Молодых.

-Господи, да с тобой одной пояснительной бригадой не обойдешься! - не могу не съязвить и тяжело вздохнув, поясняю. – Илья –мой парень…

-Твой парень? С каких это пор? – снова скептически задранная бровь.