-А ты? – простодушно выдыхает она, вызывая у меня щемящую нежность.

- А я своё возьму позже. За*бу еще тебя, не волнуйся. Все твои сладкие дырочки опробую. - обещаю с похабной улыбкой, спуская с хрупких плеч халат. Он так красиво скользит по ее фарфоровой, будто подсвеченной коже. Словно завороженный смотрю на зовущие, нежно -розовые соски и хриплым шепотом добавляю. – Прекращай грузиться, маленькая, просто кайфуй. Тебе понравится.

Она вздыхает прерывисто, но расслабляется. Откидывается слегка назад и, прикрыв глаза, обхватывает меня своими космическими ножками, открывая себя для меня, позволяя ласкать её и делать с ней все, что мне вздумается.

Несколько секунд любуюсь моей на все согласной девочкой. Она так красива в своём неприкрытом желании быть оттраханной, что рот наполняется слюной. Хочу попробовать на вкус, как она меня хочет, слизать до последней капли её соки в мою честь.

Наклоняюсь и, обхватив обеими руками её грудь, провожу языком по розовым, тугим вершинам, оставляя на них мокрый след, отчего они соблазнительно начинают блестеть, дразняще шепча: «съешь меня». Оголодавшей зверюгой набрасываюсь на них. Медленно, со вкусом вылизываю каждую, втягиваю в рот, играючи перекатываю на языке и посасываю, кайфуя от самого процесса и того, как моя малышка смущенно всхлипывает, сама не замечая, что трется об мой член с каждой секундой все быстрее и быстрее, выпрашивая, умоляя, чтобы трахнул.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Прикусив напоследок чуть выше соска, оставляю свою красную метку. Мне по-животному хочется пометить её собой с ног до головы, поставить на каждой части её тела свой копирайт, чтобы больше никто не смел ни то, что слюни пускать, а дышать в ее сторону.

Скольжу губами ниже, укладываю Настю на стол и подхватив её ноги, заставляю поставить ступни на крышку. Сластенка не сразу понимает, чего я хочу, поэтому позволяет мне вести, пока я не начинаю разводить её колени.

-Серёжа, что ты делаешь? Не надо, - сводит она ноги крестом и для надёжности кладёт руки на промежность, пытаясь закрыться от меня.

-Почему не надо, Настюш? – стараясь скрыть улыбку, целую её напряжённо-стиснутые колени, и успокаивающе, как норовистую кобылку, поглаживаю округлые бедра.

-Это как-то… слишком… - бормочет она, пылая от смущения.

-Слишком? Нет, маленькая, когда твой мужик хочет вылизать тебя - это не слишком, это ох*енно. Это значит, что он тащится от тебя, значит, что ты для него самая желанная, сексуальная, вкусная, красивая… что он, п*здец, как хочет тебя.

-Серёжа… - с мольбой выдыхает она, приложив ладони к горящим щекам.

-Давай, сладкая, покажи мне себя, - шепчу, настойчиво разводя её колени. Она медлит. Я же начинаю вспоминать, почему никогда не хотел иметь дело с целками, впрочем, уже в следующее мгновение забываю об этом и прихожу к выводу, что зря не имел: то, как она, прикусив смущенно губу, бесстыже раздвигает передо мной свои нереально-длинные ноги, просто уносит. Если бы её нарисовал какой-нибудь художник, картина наверняка называлась бы «невинная шлюшка».

Сглатываю тяжело, и залипаю. Помнится, я говорил, что её ноги – мой фетиш. Так вот это было ровно до той секунды, пока я не увидел то, что между ними.

Скольжу горящим похотью взглядом по её идеально-гладкому лобку, с удивлением обнаруживая маленькую татуировку в виде чёрного иероглифа вплетенного в ветви розовой сакуры. Хочу спросить, что означает эта роспись и вообще зачем она ей там, но мой язык уже давно настроен не на разговор.

Потом, всё потом…

-Шире разведи ножки, - шепчу севшим голосом и делаю шаг назад, чтобы обзор был лучше, словно она - экспонат в картиной галереи.

Она послушно раскрывает себя ещё сильнее, а мне окончательно сносит башню от вида её аккуратненькой, гламурно-розовой малышки, переливающейся глянцем обильно-сочащейся смазки.

Я знал, что она там красивая. Но реальность превзошла ожидания. Эти красивой формы, припухшие, влажные от возбуждения, розовые губы, узкая, нетронутая дырочка, такая маленькая, что я даже не знаю, как буду её трахать, чтобы не порвать.

Походу, заеб*сь растягивать.

-Поласкай себя, - отдаю распоряжение таким тоном, чтобы тараканы в Настькиной голове даже не смели шелохнуться, однако Сластенка судорожно втягивает воздух и снова медлит, поэтому ласково дожимаю. – Давай, Настюш, погладь, сделай нам обоим приятно.

Когда её тонкие пальчики, унизанные модными колечками, касаются набухшего клитора и медленно начинают размазывать вязкую влагу по кругу, меня, будто двести двадцать прошибает возбуждением.

Смотрю, как, осмелев, она скользит указательным и средним пальцем между в хлам мокрыми складочками, слегка проникает внутрь, собирает смазку и снова возвращается к клитору, и сам не замечаю, как приспускаю штаны и начинаю медленно дрочить на это охрененное зрелище.

-На меня смотри, - требую, когда она прикрывает от кайфа глаза. Настя послушно встречается со мной плывущим взглядом и прикусив губу, чтобы удержать стон, пусть и робко, но начинает дразнить, поняв, наконец, что это не я, а она хозяйка положения.

Смотрит мне в глаза, сексуально выгибаясь и тихонько постанывая, и течёт паскуда. Так течёт от наслаждения, что не выдерживаю. Опускаюсь на колени между её ног и втягиваю её блестящие, перемазанные секретом пальцы в рот. Слизываю все до последней капли и дурею от густого запаха её возбуждения, от терпкого, специфичного вкуса.

Меня накрывает волной необузданного желания. Ныряю ладонями ей под задницу и резко притягиваю к краю стола, чтоб клитор был ровно напротив моего рта. Настька вскрикивает от неожиданности, но я не даю ей времени очухаться. Накрываю её разогретую малышку ртом и без ознакомительных мазков жадно провожу языком, собирая сладко-пряное возбуждение.

Бл*дь, это просто охеренно!

Моя девочка так вкусно стонет в ответ, что я улетаю, пьянею от неё, как от глотка абсента. У меня вся рожа в её смазке, и меня это п*здец, как заводит. Раскрываю её двумя пальцами и начинаю лизать, как одержимый, посасывая клитор, её набухшие, мокрые складочки, проникая языком внутрь и трахая её им так, что она заходится в стонах, повторяя, словно мантру моё имя. Ей так хорошо, что она уже не контролируя себя, скулит и просит о чем-то.

-Ещё! Пожалуйста, ещё… - лихорадочно вцепившись в мои волосы, иступлено извивается она на столе, танцуя на моем языке, словно пальчиковая куколка. Всасываю напоследок клитор, а после максимально глубоко проникаю языком, отчего она замирает и дрожа, кончает, пульсируя мне в рот и истекая соками. Медленно слизываю её оргазм и, пройдясь дорожкой поцелуев по внутренней стороне бедра, поднимаюсь с колен.

Чувство, будто с похмелья. Башка гудит от долбящей набатом крови, тело ломает, стояк такой, что я готов кончить в штаны от одного вида на неё - удовлетворенную, сытую и румяную от смущения.

Притягиваю её к себе, отчего член упирается прямо туда, куда так яростно рвётся и, едва сдержав стон, впиваюсь глубоким поцелуем. Хочу, чтоб попробовала себя на вкус.

Она слегка морщится, но отвечает. Подставляется под мои губы и руки, проявляет инициативу, наверное, рассчитывая на продолжение. Но нет, не сегодня. Ни когда от нее люто несет алкоголем, и она все ещё туго соображает, во что вляпывается.

Будь на ее месте любая другая, было бы, конечно, пофиг. Трахнул и забыл. Но с ней так не то, что не могу… Могу. По –всякому я могу. Просто не хочу. Не время и не место, да и не готова она еще, а мне, несмотря на то, что трусы по швам трещат, испоганить в ней что-то еще больше, чем я уже испоганил той ночью, когда слетел с катушек от ревности, просто страшно. В конце концов, секса в моей жизни было до хрена и больше, а она такая – одна, и услышать еще раз ее задушенный вой я пока не готов. А ее по любому накроет, когда протрезвеет. Это сейчас она смелая, хотя уже глаза боится поднять, отводит стыдливо.

-Нет, маленькая, не сегодня, - неимоверным усилием перехватываю ее осмелевшие ручки, скользнувшие мне в штаны.

-Почему? – уточняет тихо, все-таки поднимая взгляд. И смотрит так, словно, если не сегодня, то больше никогда не решится. Глаза у нее лихорадочно горят от возбуждения, страха и растерянности, а губы едва заметно подрагивают.

Боится маленькая. Боится, что снова обижу, оттолкну. Пытается быть на равных – держать удар. Что-что, а это моя Сластёнка умеет. Сколько уже этих ударов выдержала? А сколько еще придется? Надо было, конечно, мозги ей вправить и пинками до дома гнать, а я…

Я – это я. Неисправимая скотина. Поздняк, конечно, метаться, да и не жаль мне ни хера. Только разве что её - мою долгожданную девочку, одну – единственную такую на свете, вынужденную ломать, уродовать нечто неповторимое, такое бесконечно-красивое в себе ради меня.

Стою ли? Нет, однозначно, нет. И если бы мог, отдал, не задумываясь, все, что имею, только бы она не сжирала себя потом заживо, не скукоживалась после каждого прикосновения, чувствуя себя грязной. Чтобы наша с ней близость не была проигранной битвой, как сейчас, а закономерным явлением, когда мужчина и женщина любят друг друга. Чтобы не было между нами этой пропасти в целую жизнь - мою совершенно бессмысленную, как оказалось, до нее жизнь. Если бы она только знала, как я хочу быть таким же чистым листом, как она, чтобы вместе с ней раскрасить его самыми красивыми, яркими красками, а не этими убогими, неправильными, виноватыми поверх таких же грязных оттенков.

Я бы отдал многое, чтобы мы были про нечто правильное, счастливое, а не про это… стыдненькое, запретное, с душком. Но счастье, как известно, не купишь даже за мои чертовы миллионы, хотя я всегда считал иначе.

В очередной раз приходиться признавать – дурак был. Не продается нигде и ни за какие деньги беззаботная, июльская улыбка моей Сластёнки. Её весёлый, ничем не омраченный взгляд и доверчивая, сладкая, как тот мёд, любовь. Теперь она у неё горькая, солёная, пропитанная слезами и разочарованиями, и я бессилен что – либо изменить.