Ровинская Елена - Парень для «Sекса»

Кан слегка подумал, покрутил мысль туда-сюда. Затем махнул на меня рукой.

– Да кстати, все хотел спросить, забываю: а почему ты – Лена? Или, это что-то ужасно личное?

Я хмуро шмыгнула носом. Хотела правду сказать, что хотела вернуться к Скотту, но что-то подсказывало: нельзя. Надежда опять начищала крылья. Я знала Димину мать. Если она сочла меня достойной невесткой, он никуда не денется. Главное, не косячить.

– Я думала, – ответила я, – что тогда, в Сеуле, прикончила эту телку. Ну, ту… Вчерашнюю. Свету. Я боялась, что меня посадят в тюрьму.

Он промолчал и я осмелилась поднять взгляд. Дима был в ступоре, чего с ним не случалось с тех пор, как мы возобновили знакомство.

– И все? Почему ты мне не рассказала? Господи… Ведь я тебе не чужой!

Я всхлипнула. Закрыла рукавами лицо.

– Да уж, весь свой, в доску!.. Ты даже не веришь, что на меня негр напал, хотя сам видел, с какой рукой я приехала.

– Я был уверен, ты огребла от Скотта. Ты далеко не первая, уж прости, с кем он в любовь играет!..

– Ты просто не можешь поверить, будто другой мужчина видел меня достойной любви. В твоих глазах я – шлюха и интриганка. В твоих глазах, я этого заслуживаю… Ну, так вот, Скотт видел меня иначе! Он видел во мне девочку, на которую напали. И тех людей вокруг, что считали меня шлюхой. Как ты! Можешь считать свою мать занудой, которой хочется внучеков, но она знает, как я тебя любила. Но ты никогда не верил тем, кто любит тебя. Скотт верил!

Дима вспыхнул под моим взглядом и на какое-то мгновение в его лице проглянул тот, прежний Дима. Если мальчик, который был женат на Оксанке, на самом деле был мертв, то сейчас он восстал, чтобы покраснеть и заткнуться, крепко сжав губы.

Моргнул виновато, скривился и вновь исчез; словно отошел от окна, вернулся на дно души.

– Ангела… Лина, посмотри на меня. Послушай… Мне нет оправдания, знаю, – слова сочились из его рта и капали на линолеум, как капли крови. – Я не могу пить… Дико туплю, когда пьяный, а я был пьян. Я поступил тогда, как мудак…

По его тону можно было решить, то был единственный случай. Лично мне, да и Ирке с Бонечкой, всегда казалось, что поступать, как мудак – это его естественное состояние. Как полет для орла, как убийство для леопарда. Но Дима явно считал иначе и я не осмелилась ему возражать.

– Господи, мать умерла бы, если бы знала…

Мучимый своими мыслями, Кан отошел к окну. Его плечи четко обрисованные мягкой тканью, были напряжены. Мускулы чуть подрагивали, словно он то и дело их напрягал.

– Я ничего ей не говорила, – сказала я, – не бойся.

Дима яростно обернулся через плечо.

– Я не боюсь своей мамы! – прорычал он. – Ты ебанутая?!

– Ты не мог бы… хотя бы три минуты не оскорблять меня?!

Дима выдохнул, словно перезагружая систему и принялся расхаживать взад-вперед. Вцепившись пальцами в свои, всегда безупречно уложенные волосы, он в самом деле выглядел, будто бы он старается.

– Мне даже просто находиться рядом с тобой – уже непереносимо!

– Это ты за мной бегаешь, а не я!

Дима снова взбесился.

– Я за тобой бегаю?! Я?!! Да кто ты такая, мать твою, чтобы я за тобой бегал?!

– Твоя будущая жена! – не сдержалась я.

– Да я скорее на Поповой женюсь! – рявкнул он. – Тоже блядь, только честная!

Меня буквально подкинуло; кофе пролился на халат. Видимо, Дима думал, что его крик оказывает терапевтическое воздействие, потому что искренне растерялся, увидев страх. Я расплакалась.

Он умолк, опустив глаза.

Постояв, зацепился взглядом за мокрое кофейное пятно на моем халате и тут же нашел, чем заполнить миг. Схватил со стола рулон полотенец и оторвав от него кусок, подошел ближе. На щеках проступали пятна.

– У меня было всего два мужчины, Скотт и Максим, ты понял?! Два!

Кан вдруг как-то странно переменился в лице.

– Прости меня, – пробормотал он, присаживаясь на корточки и промокая пятно от кофе.

У меня опять защипало в носу. Я вспомнила Мокхпо, разговор по душам с Кристиной. Ее слова: «Мне очень жаль, если он тебя трахнул, но, Лина… Ты сама его спровоцировала. Ты сама к нему приставала…».

– Забей, – сказала я, рукавом вытирая слезы. – Это старый халат, он все равно мне не нравится.

Он усмехнулся грустно, наклонил голову и молча поцеловал мою руку. Шрам на запястье… Словно всю душу вкладывал в движение губ.

– Я обещаю, я выясню, где этот кретин сидит и посмотрю, что я могу сделать.

Я видела его затылок, черные взъерошенные волосы, плотную белую кожу. Маленькую родинку на шее… Страх отступил, как отступает морская волна, смывая с песка все следы. Жар в груди, мурашки по коже, запах его парфюма, которым хочется заполнить легкие без остатка. Я выдохнула, не справившись с потоком эмоций и подняла было руку, но Кан вскинул голову и вдруг… отшатнулся.

– Не надо! – чуть ли не с ненавистью выдохнул он.

Рывком поднялся, отступив от меня. Неловко качнулся на месте и, решительно повернувшись на пятках, вышел из кухни.

АПРЕЛЬ. 2003 год.

Шестая часть, повествующая о том, как отпустив кого-то, кто нужен тебе, ты вынуждаешь его вернуться.

Оставив Бонечку развлекаться, я ушла в уголок.

Настроение было совсем поганое. Я боялась, останусь дома – покончу с собой. Пытаясь взять себя в руки, не напиваясь, я взяла себе колы и села на свободный диванчик. Смотреть, как напивается Бонечка и ждать, пока Макс натрахается и, наконец, уснет.

– Это вы – девушка Кроткого? – спросил женский голос.

Я подняла глаза, словно робкий Пингвин. Девушка явно не собиралась меня убивать. Польщенная, я горько ей улыбнулась. Никто, никогда не называл меня его девушкой.

– В медицине это называется по-другому.

Она села рядом и указательным пальцем поправив очки, похлопала меня по руке.

– Мо-о-олодежь, – снисходительно сказала она, протянув со вкусом первое «о». – Он же блядво. Чего еще ты хотела?

– Да, уж, – в ее устах это звучало, как комплимент. – Лучшее в городе…

Она мечтательно улыбнулась в ответ.

– Я – Света. А ты, кажется, Лена? Так? Тебя вчера по телеку показывали. Ну, с книгой…

«Снова Света!» – прозвучал в голове тревожный звоночек.

Я улыбнулась, пряча глаза. Готова была поклясться, – Света была той самой, которую я «застала» у него в спальне. По его просьбе. В наш самый первый раз…

Ангелина ЗЛОБИНА

«Сидела я вчера и думала о смысле жизни. Ну, находит иногда. Вот и я надумала, какие мы, все-таки странные существа: что мужики, что мы. Постоянно притворяемся, и ладно бы по делу, так нет же. С теми, кого терпеть не можем, стараемся быть милыми и любезными, а тех, кого любим – из кожи выпрыгиваем, лишь бы ударить побольнее…

Когда я впервые заговорила с подругами о Косте, Богдана выпучила глаза и на все кафе заверещала:

– Ты спятила? Да он же проститутка!!!

Я закатила глаза:

– Да у тебя все проститутки! Тебе не приходит в голову, что иногда мужики делают это просто так, бесплатно, исключительно ради удовольствия…

Богдана оскорбилась, набрала в грудь побольше воздуха и принялась вопить, что Костя со всем городом переспал, что у него список баб хранится в ноутбуке, что он вечно всякую дрянь к себе домой тащит, а потом исчезает. Потом подумала немного и изрекла фразу, которая для меня решила все раз и навсегда: «Но говорят, что в койке он – просто супер! Такие па выдает…»

Костя был хорош собой… Не то чтобы я поверила в какие-то отношения. Я к этому отношусь скептически – не верю в любовь до гроба и лебединую верность. Мне нравится любовь на пике чувств и расставание, когда все пойдет на убыль. Со скандалом и испанскими страстями. Ну, нравится мне так, что я могу с собой поделать? Так вот, Костя в мой сценарий вписывался идеально, если не считать подлых Бонечкиных комментариев: «Это вариант только на одну ночь!» Будь я в другом состоянии, я бы это учла, но к тому времени уже влюбилась как кошка и готова была душу дьяволу продать за…

Полученная информация уже прочно засела в сознании и сколько бы Ирка ни говорила мне, что здесь необходимо разделение: либо плюнуть на него и не идти, либо идти и тогда уже не думать о том, что мне тут нашептала всеведущая Богдана.

Я, конечно же, поступила по-своему – пошла, и с порога начала выяснять что да как. Про ноутбук, про дрянь в койке, и так далее…

Закончилось это не испанскими страстями, а тупым обменом «колючками». Утром мы расстались, и с тех пор я его не видела. Зато много слышала. Богдана тут же подсуетилась и свела меня с девицей, которая в него влюбилась уже после того, как с ним переспала. Наверное, надеялась, что сделает мне больно. Но я ее переиграла, изобразив полное безразличие на «пять с плюсом». Хотя все это было жутко болезненно.

Да и есть ли на свете более страшная пытка, чем сидеть и слушать о том, как все это у мужчины твоей мечты было с другой? И как эта другая вешает на твои уши ту же самую лапшу, которую ты вешаешь себе сама. Чтобы не думать, не вспоминать все те глупые колкости которые наговорила непонятно зачем и те, что получила взамен… И понимать, что ты его любишь, и судя по всему, будешь любить еще долго. И что не помогут ни новые романы (потому что теперь ты уже не можешь смотреть на других парней), ни самовнушение (он мне и не нужен-то был), ни разговоры с подругами…

Он – единственный, о ком я не люблю говорить. Сложно признаться самой себе, и сказать, что никогда ничего не будет.

Постоянно притворяться, общаясь с теми, кто изначально противен, у меня почему-то получается. Потому что не хочешь обижать, боишься причинить боль, хотя этот, убогонький, даром тебе не нужен. И разговариваешь ты с ним просто так, из жалости, изнывая от скуки, а послать – язык не поворачивается. Даже гадость сказать трудно.