Ровинская Елена - Парень для «Sекса»

Он улыбнулся мне; почти что прежней своей, такой хорошей улыбкой:

– Я не усну без тебя. Если не доверяешь, можешь подружку взять.

Я сморщила нос, дав понять, что его идиотские шутки, бывали смешнее. Но Сонечка как-то странно мне улыбнулась и ободряюще кивнула: мол, соглашайся. Я посмотрела в упор. Она кивнула снова. Словно спрашивала: так что? Решив, что они с Каном так дурака валяют, я вопросительно посмотрела на Кроткого.

Он сделал вид, что не видит. Молча завел машину и, глядя на дорогу перед собой, тронулся с места. К счастью, путь был недолгим. Мы съехали вниз, проехали блок домов, поднялись наверх и… остановились у «Великано».

– Дашь мне денежку, Димочка? – Сонечка протянула руку и тот, притворно скривившись, полез в карман.

Я знала, как он кривится, когда его плющит на самом деле. Сейчас он лишь притворялся строгим. В глубине души ему явно нравилось баловать свою модельную куколку. Макс бы никогда до такого не опустился и, не желая опускаться перед теми двумя, я решила сделать, как Элвис: покинуть здание.

Сонечка, как назло, перегораживала правую дверцу но я решила, что выйти через левую – со стороны дороги, не такая уж плохая идея. Все лучше, чем дожидаться вопросительных взглядов, почему Макс мне денежку не дает. Разумеется, я была слишком взвинчена, чтобы смотреть на дорогу и дверцу чуть не снес какой-то, в дупель пьяный кретин, на полной скорости летевший с пригорка.

От матов, которыми в мой адрес тотчас разразился Макс, у меня слегка обмякли ушные хрящики. Он вылетел из кабины – искать несуществующие царапины. Словно не понимал, что на такой скорости, чувак снес бы дверцу.

– Да ничего не случилось с твоей машиной!

– Если бы случилось, я бы тебе башку оторвал, идиотка проклятая!

Я замерла с открытым ртом. Слезы брызнули мне на щеки. Лучше бы он ударил. Я почти что чувствовала немые взгляды: и Димин, и Сонечкин. Танцевать расхотелось. Я молча разулась, подхватила одной рукой сумочку, другой туфли и стрелой припустила через дворы.

Сердце гудело в висках. Унижение не поддавалось измерению в баллах. Хотелось умереть. Любым, даже самым жестоким, способом. Но, разумеется, именно в эту ночь все маньяки, отморозки, насильники и братки-гастролеры, проводили время в каких-то других местах.

Наутро, я позвонила Сонечке и вежливо, но коротко извинилась. Она деликатно и кажется, от души, посочувствовала. Во-всяком случае, злорадства я в ее тоне не уловила.

– Я понимаю, – сказала она. – Я бы тоже убежала…

И никаких тебе «Да я бы его!» и «Со мной бы он не посмел!»

– Хочешь, кофе выпьем в обед? У меня репетиция рядом с твоей конторой. Просто так. Мы не будем говорить о ребятах, – предложила она.

Я растрогалась:

– Я не могу, Соня.

– Почему?

– Потому что я тебе все это время завидовала и терпеть не могла, пока мы не познакомились вчера ночью. Я была не права, признаю, но… я не могу это все стереть. Ты не должна быть со мной такой доброй!

Я задохнулась и даже всплакнула от облегчения, что все позади. Теперь она обидится и расхочет со мной дружить.

– Эм… Э… – Сонечка раскашлялась, попыталась что-то сказать, но так в итоге и не решилась. Тем более, что на этом моменте, нам к сожалению, пришлось попрощаться. Макс вошел в мою комнату, и отобрал трубку.

– Она вам непременно перезвонит, – рыкнул он и положил трубку на рычаг.

Я вытерла слезы, искренне злая и, как никогда уверенная в себе. Макс был багровый, видимо боролся с собой.

– Прости меня за вчерашнее, – сказал он сдержанно, но тут же взорвался. – Ты! Сука драная, мать твою! Совсем уже нюх потеряла?!

Я приоткрыла в восхищении рот. Поэт! Какая женщина останется равнодушной? Ну, как такие прекрасные извинения не принять?

– Прощаю.

– Вообще, супер, блядь! Мало того, что поперлась в «Инфинити», когда я запретил. Мало того, что ты с каким-то быдлом сцепляешься из-за гомиков, ты еще и с Сонькой теперь тусишь! За-ши-бись! Один я узнаю последним.

– Мы расстались вчера, ты помнишь? Я – помню. Знаешь, что это значит в моем понимании? Твои запреты меня уже не касались.

Макс вскинул голову, немного замялся, потоптался на месте. Он явно подготовился к более продолжительной сцене и теперь не знал, что делать с остатками «эфирного» времени. Я решила немного ему помочь.

– Мы решили грудь увеличить. Вместе. Соня и я.

– Зачем тебе?! – предсказуемо взвился Макс.

– Чтоб были, – сказала я.

Макс посмотрел на мои «небыли», словно видел их в первый раз. Разразился претензиями по списку:

– Зачем тебе резина под кожей?!

– Потом шрамы останутся…

– Не люблю силикон, пускай свои будут!..

– Грудь должна помещаться у мужчины в руке, остальное – вымя…

Я выслушала, сочувственно уставившись на него в упор. «В руке!..» В его руке шар для боулинга поместится, не то, что силиконовый «буфер».

– Макс, алло? Мы расстались. Помнишь?

Вчера я отбила столько своей территории, что теперь меня несло вперед по инерции. Это ощущение – возвращающейся силы, волновало и будоражило кровь. Самоуважение раздобыло горн и звало в атаку. Сиськи были предлогом. Предложи мне Сонечка пол сменить, я и на это бы подписалась, лишь бы ему назло.

– Мы поссорились. Я за тобой приехал вчера? Приехал. Это был мирный шаг, поняла?! Так что осядь и утихни. И не тупи по поводу операции.

– Но я хочу иметь грудь!

– Ну, так перехоти!

– Знаешь что? – я встала и пошагала на опустевшую кухню, зная, что он идет следом. – А кто ты такой – вообще, чтобы мне указывать? – я сперла сигарету из забытой Богдановой пачки и закурила. – Ты меня содержишь? Нет! Ты мне какие-то ништяки подгоняешь? Ни хера! Ты мне работать не даешь и ты меня унизил, причем, при людях. Ты даже не озаботился, как я вчера дошла!..

Прямого упрека в жадности Макс не вынес. К тому же, это был повод не обсуждать остальное.

– А кто тебя содержит? Кто платит за хату? Кто платит за жратву?!

– Это ты для всех нас троих делаешь!

Он промолчал и я подумала с горечью, что закрывала глаза на то, что Макс отнюдь не прижимист. Просто не желает вкладываться в меня.

– Ты не волнуйся, – яд так и тек, – я за свой счет все сделаю. Соня сказала, если пойти вдвоем, хирург даст нам скидку!..

– Дело не в деньгах, – выдавил Макс, подтвердив, что дело именно в деньгах.

– Дима вот не жопится, – ударила я.

– Вот пусть, блядь, Дима тебе и оплатит, – взорвался Макс. – Пойди к нему в офис, блядь, или где ты там с ним ебешься?! Пойди и попроси у него!

– Он своей девушке оплачивает, – холодно ответила я, не позволяя себе обидеться.

Макс заржал, словно конь.

– Своей – кому?! – он смахнул слезу. – Это она тебе так сказала?

Я забегала глазами. Сонечка мне об этом не говорила, а я так и не осмелилась задать вопрос прямо. Когда я попыталась вывести ее на разговор о Диме, она лишь молчала и улыбалась. И отзывалась о нем «очень хорошо». Не желая выглядеть дурой, я промямлила.

– Кем бы она ни была ему, он ее любит.

Макс прищурился, словно ушам не верил. Смеясь, качнул головой.

– Ага!.. Прямо просыпается утром и сразу же начинает любить!.. Если я сейчас наберу номер Димы и скажу ему, что хочу ее, знаешь, что он ответит? «Да без проблем, братан!»

– Ты врешь, – взвилась я. – Дима в жизни так не ответит!

– Видимо, мы с тобой знаем двух разных Дим. Помнишь, гандон в ведре? Ну, так угадай с кем я был. Подсказка: не с Димой.

Новость резанула меня по горлу. Я всхлипнула, словно засорившаяся раковина. Макс смешно надулся, словно пятилетний мальчишка, пытающийся свирепость изобразить. На щеках вспыхнули крапивные пятна, глаза забегали.

– Не-е… Ну, а че?.. Я тебе говорил, чтобы, – он запамятовал что именно мне там говорил, да и говорил ли. – Просто не рассказывай мне эту хуету, будто бы она его девушка.

Вышло скомкано, без души. Я как-то слышала фразу: «Одних баб ебали…», брошенную кем-то из бритоголовых, стремительно набирающих вес парней, с которыми Макс бегал в суровые девяностые. В контексте значилось, что «ебать одних баб» было крайней степенью доверия друг к другу. Но речь, как мне показалось, шла, все же, о проститутках.

– А чья тогда? Твоя? – я всхлипнула.

– Его, моя… Любого, кто ей понравится! Ее весь город по очереди выгуливает.

Я не могла представить, что Сонечка – это чистое прекрасное существо, – проститутка! Но еще больнее было при мысли о том, что я извинилась за то, что ее ненавидела, а она – за то, что трахалась с моим парнем, – нет.

– Возможно… Вы просто оба ей нравились.

Макс обернулся.

– Как тебе, да? Мне просто интересно. Ей он дает работу, тебе дает работу. Ее выгуливает, тебя выгуливает… Ее он трахает, это всем известно, а вот тебя, типа, нет? Вот как так? Объясни?

Это был прямой запрос на финальную ссору. Мы оба знали, что я с Димой не сплю, но… Макс достал меня.

– Он меня по пьяни девственности лишил. Доволен?

Макс тупо хлопал глазами и явно не знал, чем крыть.

– Он что… изнасиловал тебя?

Я затушила горькую, противную сигарету.

– Нет. Просто трахнул. Доволен? Если нет, могу вторую часть рассказать. Он пару классных шуток придумал.

Макс не ответил. Он хмуро закурил сигарету и коротко посмотрел на меня.

– Чувствую себя Станиславским. Не верю!

И склонил голову, глазами предложив мне аргументировать. Я лишь вздохнула: еще один.

– Вера – слишком интимна.

Вчера он окончательно утратил надо мной власть. Стоило лишь перешагнуть свою нелепую гордость, признаться самой себе, что меня не любят, как все. Чары пали. Макс сделал самое страшное, что он мог: унизил меня при Диме. Худшее было позади. Я выжила. Он больше не мог причинить мне боли.

– Как насчет денег? Дашь мне на операцию? – я знала, что он не даст.