Ровинская Елена - Парень для «Sекса»

Макс кратко пересказал.

У него получилось бы еще краче, если бы он не матерился там, где не надо и не подыскивал приличных слов там, где сошел бы мат. Закончив, он уставился на меня. Словно двоечник-хулиган, который в первый раз прочел у доски Есенина. Вызывающе и в то же время, словно в ожидании похвалы.

– О-о, – сказала я, шевеля пальцами и испытывая адские муки. – И ты все это время терзался, пытаясь собраться с духом, или тебе Кан велела прийти и трахнуть меня, чтобы я успокоилась и больше не строила из себя то, чем я не являюсь?

Он пожевал губами, талантливо сделав вид, что понятия не имеет о чем идет речь.

– Я был на объекте, ремонт принимал и увидел вот это вот.

Его взгляд пал на сумку. Я тоже на нее посмотрела. Пожалела еще раз о том, что так опрометчиво и некстати, прижала Диму признанием. Словно, он без того не знал о моей любви! Не потому ли и принялся за свои трагические былины? Гомер, блин!

Не проще ли было просто проехать мимо? Почему он не ищет легких путей?.. Ах, да. Ему меня жаль. Жа-а-аль!.. Какое унизительное слово.

Пока я думала, Макс рассматривал мою грудь. Как фермер, который прикидывает, насколько хорошими уродились тыквы. Я не стала выпрыгивать из трусов, вереща, чтобы он не смел пялиться. Просто вспомнила, как он тогда со мной поступил и Кроткий, явно, тоже об этом вспомнил, потому что поднял глаза.

– Ты правда думаешь все, что тогда сказала?

– Про Саню и проституток? Да.

Он усмехнулся.

– Про то, что я бог а постели…

Он выразительно замолчал, не сводя с меня взгляда. Мягко махали белыми крыльями занавески над приоткрытым окном. Ненавидя себя за слабость, которая подталкивала меня к нему, я отвернулась.

– Макс, пожалуйста… Иди к Соне. Мне нужно побыть одной.

Деньги нашел Андрюша.

Он помирился со своим Принцем и щебетал оттраханной канарейкой, готовя завтрак. Пропуская большую половину сказанного, я тупо качала в ответ головой.

– Я не могу, – верещал Андрюша, ломая руки в крайней степени экзальтации. – Я возвращаюсь от своего и тут, здрааасьте! Кроткий! Живой, на моей кухне. И я такой: «Здрасьте!» стоячим членом.

– У вас с ним было что-нибудь, или нет? – сварливо спросила я, вспоминая пьяных доминантных братков, которых Андрюша видел, обернувшись через плечо.

Возможно, геи иначе смотрели на жизнь, но мне не особенно нравилось думать о том, что мой бывший парень трахал моего знакомого парня.

– Тебя коробит, потому что я – гей? – гордо выпрямился Андрюша.

– Потому что я тоже этого чувака любила! Я думала, он только моим был! Ясно?!

Мы оба всплакнули, смахнув скупую слезу. Поморгали и обнялись. Ничто не сближает так, как мысль о том, что ты – не единственный, кому завернули в тряпку его любовь и послали в бесконечные эротические скитания.

– Хочешь, я тебе волосы уложу? – предложил Андрюша, расчувствовавшись.

Вопрос «было или не было» по-прежнему оставался открытым. Как и вопрос «прошло или нет». Пьяный он говорил одно, трезвый – совсем другое. И я уже не всматривалась в фотографии Макса, пытаясь обнаружить на его лбу клеймо порочной страсти к мужчинам. Его фотографии я не изорвала в клочья, как фотографии Скотта. Знала уже, что это не помогает забыть. Наоборот, заставляет что-то иное помнить. Канонизированный до святости светлый образ. Гойко Митич с солдатской стрижкой. Последнее время, порой, Скотт даже представлялся мне длинноволосым, в головном уборе из перьев.

Лучше уж хранить фото и знать, что спала с простым смертным. Тем более, он, в отличие от Джона из «Кинг-Клаба», на самом деле имел уважительную причину не позвонить.

– Я тебя лю, – сказала я, возвращаясь из мысленных странствий. – Ты мой брат и моя сестра. Как Соня. Ты мне не противен. Нет. Так было или нет?

– Не было, – сказал Андрюша, кротко. – Но если он узнает, что я по пьяни несу, то будет. Правда, не так, как мне бы того хотелось.

– И ты никогда не ревновал к нему меня? Или Соню?

– А зачем ревновать? Он – гетеро. Мне нравится просто мечтать о нем, как ты мечтаешь о Диме. Зачем мне делать самому себе больно, если можно просто радоваться тому, что он – есть?

– Я не могу просто радоваться. Дима, наверное, чувствует, что сделал приятно и не может спать, пока не угробит во мне это прекрасное чувство.

– По-моему, ты что-то не так понимаешь! – ответил Андрюша. – Сама подумай: ведь ты не трогаешь его. Это он сам предложил тебе покататься. Чего ему пытаться внушить тебе, чтобы ты его не любила?.. Ехал бы себе по своим делам! Что-то тут серьезно не сходится, – он подумал секунду, махнул рукой и перешел к деловым вопросам. – Лелик, ты снова спер расческу? Ту, с ручкой?

– Ой, извини!.. Возьми в моей сумке.

Он полез в туда, притворно ворча про «липкие журналистские ручонки» и пропадавшие ручки, расчески, карандаши, которые я тащила к себе в комнату, как хомяк. Потом умолк и… испустил приглушенный всхлип.

– Лелик?

Он вышел, выпучив на меня глаза. В его руке был плотный, продолговатой формы брикет, обернутый в лист бумаги.

– Все проблемы, – сказал Тимоша, наслаждаясь своей ролью в истории, – от недоговорок.

Он был единственным, с кем я могла обсудить случившееся, не вызывая мук запоздалой ревности. Он не спал с Димой, не мастурбировал на мускулинный образ Максима и был в курсе моих проблем.

– Позвони Диме, спроси, затем – позвони Максу.

– А если они не признаются?

– Чем ты занималась в Корее? – возмущенно спросил Тимур. – Писала в дневник?.. Если они не признаются, значит ты ничего не должна им. Оставишь деньги себе, отдашь кредит и сводишь своего друга Меня в столовую.

Макса не было в офисе, но секретарша сказала, что он у себя. Я вежливо позвонила из домофона: еще не хватало услышать, как Андрюша и его член говорят мне хором: «А ты тут что позабыла?»

– Поднимайся, – ответил Макс.

Я потянула на себя дверь и вошла. Макс ждал у железной двери предбанника. Да я и не собиралась входить. Достала из сумки деньги, не сводя с подозреваемого глаз.

– Твои?

Макс набычился. Зверь внутри него чуть слышно ворчал, ступая на незнакомую территорию. Ему чудились ловушки, капканы и гарпуны с обручальными кольцами. Он моргнул, перенося вес с одной ноги на другую.

– Оставь.

Поскольку его руки были скрещены на груди, а класть деньги на пол я считала кощунством, выбор оставался таким: либо попытаться закинуть все через плечо, что могло быть расценено как попытка ворваться в его квартиру; либо оставить себе и уйти. Моя жалкая душонка склонялась к версии номер два. И Макс это видел.

– Как же меня заводят самодостаточные маленькие девочки!.. – прошептал он, словно это была масонская тайна, доверить которую, мог лишь после серии клятв на крови. – Зайди, а? Обещаю, вести себя хорошо и не трогать не мною купленные сиськи.

– Прекрати надо мной издеваться, а?

Макс опустил руки как футболист. Видно боялся, что выхватив острый нож, я отхвачу ему яйца и направлюсь в ювелирный салон – опылять их золотом.

– С чего ты взяла, что я издеваюсь? Если бы ты знала, сколько раз я готов был ползти к тебе на коленях, но никак не мог напиться до такой степени, чтобы поверить, что ты меня примешь.

– Я тебя не приму.

Он взял, наконец, брикет. Задумчиво постучал им о руку.

– Знаешь, то, что ты сказала тут девкам… Про нас с тобой… Если бы твой возлюбленный не примчался, я бы поверил.

– Он не мой возлюбленный.

– Тогда, дай мне шанс.

– Макс, мы с тобой три раза все это проходили. Ты хочешь меня до тех пор, пока я тебе отказываю. Потом интерес теряешь. Я знаю, ты не со зла. Но мне-то все равно больно!

– Мне тоже, мать твою, больно! Дрочить твоим телом, пока ты пялишься в потолок и мечтаешь лежать под Каном! Ты мной интересуешься лишь тогда, когда я тебе изменяю, не замечала? Когда я злюсь, когда тебе больно делаю. Тебе самой нужна только боль!

– А что тебе нужно? Соня?

Макс помолчал, кусая губу. Затем, поднял голову.

– Вы обе, окей? Или предложение действует только для Димона?

– Он нас выводит! – яростно возразила я. – С ним мы все время где-то бываем. С тобой, мы только раз выходили. На твой балкон!

АВГУСТ, 2003 год.

Андрюша, в косо сдвинутой на лоб маске для сна, являл собой поистине умилительное зрелище. Он был в пижаме, заспан и хмур. В одной руке соседушко держал мой мобильный, из другой, вскинув лапу в нацистском приветствии, свисал плюшевый медведь.

– Ты слышала о сотовых телефонах? – сварливо промолвил Андрей. – Это довольно новое изобретение. Их держат включенными и носят с собой, чтобы люди могли позвонить тебе и не волноваться?!

– Ты, как отец, которого у меня никогда не было, – расчувствовалась я. Увернувшись от летящего на меня медведя, подняла его с пола, разминая плюшевое тельце. – Мне звонили взволнованные люди?

Андрей закатил глаз, который я могла видеть.

– Софа, Макс, Софа… Один раз «Хуила» и два раза «Не бери!»

– Почему ты его не выключил?..

Андрюша фыркнул, повернулся ко мне спиной и ушел так гордо, что Клеопатра сдохла бы, узрев его походку и стать.

– Спокойной ночи! – попыталась я заискивающе.

– Сейчас четыре утра! – театрально вскричал Андрюша.

Дверь хлопнула.

Я пожала плечами: что значит четыре утра, когда «СКА-Энергия» громит «Химки» на своем поле? Вот это была игра! Все, кто говорили, что ногомяч отстой – пожалели. А я познакомилась с массажистом «Химок», добавила в список из трех любовников, еще одного – красавца-хорвата.

Он клялся, что умрет, если не позвонит мне, вернувшись в отель и, судя по отсутствию незнакомых звонков, умер.