Ровинская Елена - Парень для «Sекса»

– Ты такая красивая… Правда!

Когда мужики врут, они всегда делают акцент на том, что говорят, якобы, правду.

– Да это освещение такое, – скромно сказала я. – Но ты ври дальше, мне нравится.

– Дура ты, – обиделся Тима. – Хочешь, я тебе оплачу курс у реального психотерапевта? Он твои комплексы в один момент распутает.

Знаете, кто этот психотерапевт? Тот самый парень, который хрюкает, когда смеется. Он следом за мной вышел – я, как выяснилось, сигареты на столе забыла. И Тима, обрадовавшись такому совпадению, тут же принялся нас знакомить. А я – смеяться.

Психотерапевт решил, что я смеюсь только потому, что мы уже знакомы, начал смеяться вместе со мной. Тут у меня вообще истерика началась, аж мышцы на животе свело и глаза заслезились. Тима тоже улыбнулся, но так мрачно, что у психотерапевта «смешинка» выскочила.

– Ну, я пойду, пожалуй, – неуверенно предположил он.

– Иди уж, – благословил Тима и деликатно подождал, пока я успокоюсь.

Я сразу сказала, что свои комплексы этому реальному психотерапевту ни за что не доверю, ибо он больше всех остальных мужчин напоминает мне одно животное. Не козла. Мое любимое, редкое животное, из которого делают отбивные.

Тимочка поинтересовался, кого мне напоминает он сам. Я сказала, что черного леопарда: сильный, красивый, но приближаться страшновато.

Тима даже заулыбался: он комплексом неполноценности не страдает. Хотя если честно, то больше всего он напоминает клерика Грамматона. Но я этого ему не скажу. По-моему, он перестал колоть себе «прозиум» и может быть опасен…

Подошел ближе, чтобы показать, что ничего страшного в его близости нет. И не было бы, но я в тот миг была уже достаточно хороша, чтобы делать то, что мне хочется. А поскольку мне в этот момент вдруг захотелось его поцеловать, я поцеловала…»

Прославившись попыткой взять за глотку Диму-Матрицу, Просто-Дима слегка умерил свой пыл и оставив попытки поразить собой Сонечку, закрутил любовь с молодой бухгалтершей Олей.

Прямо на рабочем месте.

Смотрелось, мягко говоря, неуместно. Я все понимаю, но делать щупать языком чьи-то гланды, это не эстетично. При виде Олечки с просто-Димой, которые самозабвенно, как подростки, сосались посреди кабинета, я едва сдерживалась, чтобы не заорать.

– Теперь – не смешно? – подкалывал Чуви. – Тебе же так нравилось… Прояви толерантность, мама!

– Мы с Тимом не целовались! – вопила я. – Мы просто дурачились. А эти двое… всякий стыд потеряли!

– Сама давно ли нашла? – не сдавался он.

Я молча в ответ краснела.

Не из-за Тимы. Просто, когда Кан уехал, к нам в гости стал то и дело заглядывать его друг. Точнее не к нам. К Сонечке.

Ситуация была раскалена до предела.

Я то готова была простить ее, то прикончить, то мучилась совестью, то любила, то снова готова была убить. Она, то звала меня к ним присоединиться, то угрожала убить во сне, за то, что я никогда ее не любила, то прямым текстом клялась, что между нами все кончено, но тут же, опомнившись, просила не верить ей. Я, в ответ, лупила кулаком по столу и напоминала, что с этим-то проблем больше нет. Я ей теперь Станиславский:

НЕ ВЕРЮ!

На этом моменте она переводила стрелки на Кроткого, который, якобы, все начал. Кроткий говорил, что ничего он не начинал. Он просто мужчина и слова «надо» ему два раза не повторяют. Мне тоже «надо» было. Причем, постоянно надо. Я шла по жизни в полубреду и мне со всех сторон мерещился Дима.

От остальных тошнило. Даже от Макса. Один только запах его парфюма, который мне раньше нравился… Возможно, из-за того, что я переела своих омлетов с цукини и желчный пузырь дал знать о себе тошнотой и отвращением к людям и запахам. Такого со мною никогда не случалось прежде. По крайней мере, одновременно. Обычно хотелось чего-то конкретного: либо секса, либо блевать. Теперь того и другого хотелось одновременно.

Возможно виной тому были две пары, что постоянно обжимались у меня на глазах.

Когда после сдачи номера, водитель Дениска оттранспортировал домой Шефа, то возвратился за мной. Мы битый час целовались в машине у моего подъезда. Мы «встречались» почти неделю, но в квартиру он никогда не входил. Жена и теща, как уверял Дениска, подвязывали что-то ему на член. Чтобы убедиться, якобы, что он им не пользовался.

Я ржала в кулак. Жена могла спать спокойно: у Дэна попросту не стоял. Судя по его мышечной массе и куче дополнительных признаков, мой новый красавчик сидел на гормонах и бог знает чем еще. Его импотенция не мешала нам целоваться в машине по вечерам. У Дениски были такие приятные губы и почти полностью отсутствовала щетина, что делало его поцелуи безвредными для моего подбородка.

Он был нечто среднее между Максом и Сонечкой и мне чертовски нравилось, что он никак не мог испортить мне жизнь. Я ни чем от него не зависела. Я даже на социальной лестнице стояла чуть выше и это было приятно.

Приятнее, чем наблюдать, как Макс целуется с Сонечкой.

Итак, я вышла. Денискин, то бишь, редакционный «Марк II», мигнул на прощанье красными фарами и скрылся за поротом. У подъезда, на холостом ходу, тарахтела незнакомая легковушка с тонированными стеклами. Решив, что кто-то занимается в ней тем, чем мы с Дениской, я коротко посмотрела на номера и, не придав значения, достала ключ от подъезда. И тут легковушка ослепительно подмигнула мне дальним светом. Мотор заглох.

Водитель толкнул свою дверцу и вышел.

– Мать твою! – возмутилась я, подавив крик ужаса. – Ты совсем уже, что ли?

Макс красивым жестом перекинул руку через себя и щелкнул сигнализацией. Машина откликнулась вспышкой фар и коротким звучным аккордом.

– Привет! – торжественно поклонился он.

В полутьме я не видела выражения его глаз, но ощущала исходящие от него флюиды. Макс всегда отдавал предпочтение шлюхам. Я готова была поспорить, что он сидел здесь довольно долго, наблюдая за тем, как в «марке» запотевают стекла.

– Ты напугал меня до смерти! – прошипела я. – Что тебе надо?

– Я знаю, что ты прешься по свиньям, но… Ты ничего не добьешься от этого борова, – поделился Макс тоном специалиста. – Для случки, моя девочка, нужен хряк, – он указал на себя большим пальцем и подмигнул.

Я уважительно покивала: кто бы мог подумать, что Макс так хорошо разбирается в свиноводстве.

– Почему ты не на своей машине? Ты что… следишь за мной?!

Он рассмеялся; опустив голову, прижал подбородок к груди. Ни тени смущения.

– Допустим.

– Зачем?

Он молча пожал плечами, словно и сам не знал.

– Соня уехала, а мне писец, одиноко. Пошли к тебе?

Трепещущая плоть требовала немедленно, прямо здесь, простить ему все грехи, вплоть до первородного и отдаться. Разум пытался что-то там возражать. Плоть вопила: одним желанием оплатить кредит, Макс заслужил себе право иметь ее. По-разному, по-всякому. Я крепилась.

– Андрюша дома.

– Ну, и? Он, что не позволяет тебе встречаться с парнями, у которых стоит?.. Поехали ко мне? Софи возражать не будет. Ты ж знаешь.

– Уверен?

Кроткий тонко и загадочно улыбнулся и подмигнул:

– Она и с Димой до сих пор… это самое.

Этого я не знала и знание ударилось мне в висок. Меня качнуло. Сердце заколотилось в висках. От боли мир на миг окрасился черным, но эта боль – боль Он-не-мой, была столь привычной… Она накатила и отступила.

– Если бы ты меня вот так вот любила, – сказал совсем другим тоном Макс, – я бы тоже тебя любил!..

– Когда я любила тебя, ты мечтал, чтобы меня автобусом сбило!

Он улыбнулся. Этой своей улыбкой, которая когда-то сводила меня с ума. И от воспоминаний, как он обращался со мной тогда, стало тошно.

– Ты никогда меня не любила, – сказал он примирительным тоном. – Хотела, да. Но любить не любила. Давай по-взрослому? Я выплачу твой кредит за грудь. Я буду тебя «выгуливать» и покупать тебе тряпки. А ты будешь спать со мной, а мозг выносить не будешь. А если ты при мне станешь с Сонькой спать, я даже готов купить тебе бриллианты.

– Тебе когда-нибудь делали больно?

– Мне постоянно делают больно! – ответил он. – Но я не прячусь от боли. Я принимаю ее, если нельзя иначе. Мне от тебя сейчас крышу сносит. Это правда. Я не могу тебе обещать, что завтра все не отвалится… Это тоже правда. Но я стою здесь и сейчас, потому что сейчас я хочу тебя. Да, я не моногамен. Но ты сама – тоже. Тебе не я больно делаю, не Соня… Даже не Дима. Ты сама себе больно делаешь. Ты даже сама не знаешь, чего ты хочешь. Носишься, как дурочка с детским «люблю!» Я бы тоже не поверил на его месте.

Я задумчиво посмотрела на Макса.

Часть меня хотела ругаться с ним, часть – мириться, скрестив над его задницей щиколотки.

– Он говорил с тобой? Он тебе сказал, что не верит?

– Он уехал. Этого мне достаточно, чтобы все понять.

Пока я думала, дверь открылась, выпуская компанию малолеток. Из подъезда вырвалось облако пара. Густо пахнуло мочой и отсыревшим бетоном. Почему во всех дворах города, какие-то идиоты ссут рядом с мусоропроводом? Неужели, так трудно, хотя бы, выйти на улицу!

Я глубоко вдохнула, надеясь преодолеть тошноту, но воздух пах зажаренным луком. Меня затошнило вдруг с дикой силой. И так стремительно наклонило вперед, что я едва успела добежать до газона.

Ангелина ЗЛОБИНА

«…Почему-то многие бывшие часто считают, что имеют на тебя все права. А нынешние не могут воспринять того, что в прошлом у тебя могло быть все что угодно.

– Привет, Солнышко! Сюр-приз!!!

От таких «сюрпризов» седеют раньше времени! И ладно бы, по телефону позвонил, хотя даже звонить в такое время – верх неприличия, но лично являться, да еще с чемоданами – это вообще безнравственно. Но он считает, что имеет право. Даже купил вина – для придания встрече чарующей атмосферы. И плевать ему, что я больше года не пью.