Татьяна Рябинина - Пари на нелюбовь

Ее волосы еще пахнут морем, духи — такие же тонкие и свежие. Ее собственный запах сводит с ума. Вино? Нет, я пьян от аромата ее кожи. От того, что она рядом, так близко. От того, что произойдет очень скоро.

— Подожди здесь, — касаюсь губами мочки ее уха.

Блондинка на ресепшене улыбается заученно:

— Добрый вечер, чем могу помочь?

— Номер. На одну ночь.

Получив ключ, возвращаюсь к Насте, старательно изучающей что-то на дне чашки.

— Гадаешь на кофейной гуще?

Вздрагивает, поднимает голову. Глаза ловят отблеск фонаря, и мне кажется, что в них плещется какой-то инопланетный свет.

— Я тоже кофе выпью, ладно? — и добавляю про себя, надеясь, что поймет без слов: «Все в порядке».

Кажется, она хочет о чем-то спросить, но только кивает.

Пока приносят кофе, пока его пью, проходит минут пятнадцать. Мы молчим, и напряжение достигает кульминации. Ловлю себя на том, что никогда еще предстоящая близость с женщиной не казалось такой… особенной. Наполненной тайным, почти мистическим смыслом.

— Пойдем?

Настя снова кивает, будто заранее выдает карт-бланш на все, что случится. Поднимаемся на третий этаж, идем по коридору.

— Ты с ума сошел, Сережа, — говорит тихо, пока я открываю дверь.

— Наверно, — соглашаюсь, чуть подтолкнув ее вперед. — Да нет, точно сошел.

Подойдя к окну, она стоит и смотрит на море. Во всей ее позе, в наклоне головы такое явное «иди ко мне!», что перехватывает дыхание.

Кладу руки ей на плечи, тяну язычок молнии. Платье легко соскальзывает вниз. Запрокинув голову, Настя приоткрывает губы, словно просит поцелуя, но я касаюсь ее опущенных век и чувствую щекотку дрогнувших ресниц. Два упорно сопротивляющихся крючка сдаются, грудь ложится в ладони — именно так, как на долю секунды представилось в самое первое утро. Шепчу на ухо какие-то глупости — не все ли равно что, если они тут же улетают куда-то в мировое пространство.

Она поворачивается ко мне. Обхватывает руками за шею, но тут же пробирается под рубашку, тянет вверх. А дальше сознание словно ускоряет события, вырезая лишние кадры, оставляя в памяти картинки-вспышки.

Одежда куда-то исчезает. Наклонившись над лежащей на кровати Настей, обвожу по контуру губами и языком нежную атласную кожу там, где она светлее уже загоревшей.

Ее пальцы зарываются в волосы на затылке, опускаются на шею, плечи, спину. Медленно скользят по груди и животу, все ниже, как будто прокладывают маршрут по незнакомой местности. От их прикосновений по всему телу разливается лихорадочный жар, смешивая тепло и озноб.

Замираю на секунду на той тонкой грани, за которой двое становятся единым. Судорожное дыхание — короткий выдох и вдох еще короче. Испарина в ложбинке груди, соленая, как морская вода. Ноги, скрещенные на пояснице.

Время, которое остановилось. Мир, который исчез. Только мы вдвоем. Я и она…

— Хорошо, что мы не поехали в Тиват, Грета, — сказал загорелый старик в белых шортах, поглаживая пухлую руку своей жены. — Все-таки здесь лучше. Никакого обкуренного молодняка, никаких дискотек до утра. Тихо, спокойно.

— Вот так и приходит старость, Вольф, — запустив пальцы в подстриженные ежиком седые волосы, в которых огнем пылали малиновые пряди, она пожала плечами. Из-под бретельки ярко-красного топа при этом подмигнул слегка обрюзгший вытатуированный дракон. — Еще лет тридцать назад ты бы первый сказал, что Петровац — унылый курорт для пенсионеров. И даже двадцать.

Пожилая пара сидела за столиком летнего кафе на набережной. Официант принес на подносе два стакана апельсинового фреша, и Вольф поблагодарил его, перейдя с немецкого на английский.

На закате этот маленький — за час можно обойти вдоль и поперек — городок становился особенно тихим. Пляжи стремительно пустели, многочисленные рестораны и кафе еще не успевали заполниться посетителями, а набережная — разодетой фланирующей публикой. Даже флаг над венецианской крепостью Кастелло обвисал расслабленно. Короткий промежуток между по-летнему жарким сентябрьским днем и стремительно опускающейся южной ночью, полной тайн… любви… страсти…

— Смотри, Грета, какая пара, — Вольф указал на мужчину и женщину, которые разговаривали о чем-то, остановившись у парапета, отделявшего полосу променада от пляжа. — Красивые, молодые. Как мы когда-то.

— Что-то ты сегодня раскис, дорогой. Перегрелся на солнце? — Грета закурила длинную тонкую сигарету и привстала, чтобы посмотреть на парочку. — Да, красивые. Но не такие уж и молодые. Лет тридцать, пожалуй. Самый лучший возраст. Уже знаешь, чего хочешь, ничего не боишься, а впереди еще столько всего хорошего. Хотела б я, чтобы мне снова стало тридцать.

Молодая женщина, стройная длинноволосая брюнетка в белых бриджах и свободной синей блузке, присела на парапет и повернулась в сторону моря, напряженно разглядывая церковь на острове Света Неделя. Одетый в серые шорты и черную футболку мужчина что-то говорил ей, резко жестикулируя. Он стоял так, что лучи заходящего солнца освещали его, словно театральный прожектор, играли на светлых выгоревших волосах и короткой бороде, подчеркивали спортивное сложение.

Грета окинула оценивающе-одобрительным взглядом его бицепсы, задержалась на узких бедрах и крепких ягодицах. Вольф проследил траекторию, усмехнулся и положил руку ей на плечи, прикрыв ладонью голову дракона.

— Узнаю этот взгляд, Гретхен. Как раз в тридцать ты была без ума от задницы Рода Стюарта. Говорила, что обожаешь ту песню, помнишь? — он пропел фальшиво: — «If you want my body and you think I'm sexy»[1]… А на самом деле пялилась на его зад в блестящих обтягивающих штанах.

— Бог мой, Вольф, — скрипуче расхохоталась Грета и стряхнула пепел. — Ты не можешь вспомнить, что ел на завтрак, но помнишь, на чей зад я смотрела сорок лет назад. А сам тогда, как мальчишка, пускал слюни от Стефани из «Лихорадки летней ночи». Не ее ли ты представлял, когда я застукала тебя в душе за интересным занятием?

— Ну закончили-то мы его вместе, не так ли? — Вольф поцеловал жену в ухо. — И после этого у нас появилась Аннетта.

Тем временем монолог мужчины в шортах превратился наконец в диалог: женщина, повернувшись, все же снизошла до ответа. И тоже на повышенных тонах.

— Какая горячая парочка, — покачал головой Вольф. — Как думаешь, кто они? Испанцы, итальянцы? Или местные? Похоже, просто ссорятся. Нашли место! На море надо отдыхать и заниматься любовью, а не рычать друг на друга, как собаки.

— Она, может быть. А он вряд ли. Не похож на южанина. Не слышно отсюда, на каком языке говорят. А что ссорятся… — Грета фыркнула и с шумом втянула через трубочку остатки сока. — Не смеши меня. Мы с тобой ругались всегда и везде. Целых сорок пять лет подряд. И, кстати, вчера утром тоже. Лучше бы и правда любовью занялись. Но твой солдатик теперь встает по стойке смирно только по большим праздникам. Видимо, возбуждается на речи фрау канцлерин.

— Кто бы говорил, — Вольф ущипнул жену за бок. — У тебя там вообще все мхом заросло. Ну что, пойдем? Или подождем, может, они подерутся?

Расплатившись, пожилые супруги поднялись и медленно пошли в сторону отеля «Палас». И уже не увидели, как женщина вскочила с парапета и быстрым шагом, почти бегом, направилась к крепости. Мужчина постоял, подумал, сплюнул сквозь зубы и двинулся за ней. И догнал уже там, где полоса пляжа закончилась, а набережная в закруглении превратилась в пристань. Для яхт бухта была мелковата, в основном с той стороны стояли небольшие моторные лодки, возившие гостей курорта на экскурсии.

— Настя, прекрати уже, пожалуйста! — раздраженно потребовал он, схватив женщину за руку, но та тут же начала вырываться.

— Отпусти меня, придурок!

— Да пошла ты к черту, истеричка!

Хватка ослабла, и не ожидавшая этого истеричка по имени Настя едва не упала. Пытаясь удержаться на ногах, уцепилась за мужчину, тот потерял равновесие и полетел в маслянисто отливающую радугой воду. Вслед за ним с отчаянным визгом с пристани свалилась и сама Настя.

— Ну что, доигралась? Довольна? — ядовито спросил он, когда двое матросов помогли им выбраться обратно на берег.

Ничего не ответив, Настя повернулась и пошла по набережной. Хлюпая шлепанцами и оставляя за собой мокрый след.

[1] «If you want my body and you think I'm sexy» (англ.) — «Если ты хочешь мое тело и думаешь, что я сексуальный…», строчка из песни Рода Стюарта «Da Ya Think I'm Sexy?»

Часть первая

Настя

— И вот еще что, — сдвинув очки на кончик носа, главред Диана обвела нас внимательным взглядом. — Гладышева от подлянки отказалась. У нее, видите ли, бойфренд завелся, она не может.

Кира Гладышева выразительно пожала плечами, любуясь своим маникюром.

— Заводятся вши и глисты, Диана. Как ты себе это представляешь? По-твоему, я ему скажу: мне надо статейку написать, поэтому я поеду в отпуск с каким-то незнакомым типом из интернета? Вон пусть Настя возьмет, она в свободном поиске. Глядишь, как раз заодно и нароет кого приятного.

Все посмотрели на меня, и я почувствовала себя старой девой, живущей с семнадцатью кошками. Хотя успела сходить замуж и развестись.

— А с чего вдруг Настя-то? — откашлявшись, я взяла тоном выше: — Что, моя очередь?

— Нет, — Диана поджала губы, от чего в одну секунду постарела лет на десять. — Но Лиза замужем, а Вадим по здоровью не прокатит. Значит, тебе придется. Ты, конечно, можешь отказаться…